Красный властелин - Сергей Шкенёв

Юноша, названный Михасем, не обиделся. Попытался подняться с тяжёлой ношей.

– Он живой?

– Надеюсь.

– И как же теперь, Матвей?

– Что значит как? – переспросил тот. – К своим будем выходить, тут немного осталось. Профессора понесём на себе по очереди.

– А если носилки сделать?

– Из чего? Найди на ближайшие тридцать вёрст хоть одно дерево. И я тебя расцелую.

– Обойдусь без поцелуев.

– И это правильно, не энейцы какие-нибудь… Но тащить всё равно придётся – никто и никогда не может сказать, будто старший десятник Матвей Барабаш бросает своих. Понял, да?

– Угу, – кивнул Михась и с грустью прислушался к урчанию голодного желудка. – А по пути хорошо бы пожрать найти.

– Вот это не обещаю, – хмыкнул старший десятник. – И мешки с провизией того… тю-тю… Ладно, чуть остынет, и попрём.

– Чего ждать-то?

– Кагулово отродье, – Барабаш плюнул за пределы обозначенного сухой травой круга и, когда плевок испарился в полёте, удовлетворённо кивнул. – То-то и оно, ждать нужно.

– Долго?

– С утра попробуем, может, и сумеем пройти. Да, и посмотри тут… вдруг какой дракон не до конца сгорел.

– Или пиктиец.

– Прикажу, будешь и пиктийцев жрать, рядовой!

– Э-э-э…

– Шучу. Иди.

– Я быстро.

– Понятное дело, но если сгоришь к кагульей матери, то лучше не возвращайся.

Ночь, колышущаяся перед глазами. Ночь как море – со множеством оттенков и скрытой мощью, готовой взорваться безумством урагана. Но пока спокойная ночь. В ней светится бесчисленная россыпь звёзд, то крохотных, то крупных, но холодно-колючих независимо от размера. И такой же холод поднимается по телу от потерявших чувствительность ног к переставшему стучать сердцу. Оно остановилось и задумалось… стоит ли работать дальше… и зачем ему всё это? Для чего трудиться, проталкивая кровь по изорванным непомерной натугой сосудам… есть ли вообще в этом смысл?

В тишину и покой ночи вкрадывается шёпот, улавливаемый не слухом – краем умиротворённого и предвкушающего заслуженный отдых сознания:

– Ты что творишь, Ерёма? Не моги сдохнуть… слышишь, не моги.

Сильные толчки раздражают и мешают сосредоточиться. Сосредоточиться на чём? Всё лишнее – холодное спокойствие самодостаточно и не терпит иного. Кто шепчет? Зачем? Кому взбрело в голову прогонять уютную и ласковую ночь? Она манит… манит… Все прочь!

– Отбиваешься, гад? – шёпот перешёл в оглушающий рёв прямо в ухо. Чьё ухо? У ночи нет ушей. – Не моги сдохнуть, сволочь!

Знакомый хриплый голос. Грубый. Где-то раньше слышал? Нет, не вспомнить. Да и не нужно вспоминать, так проще и легче. Отстань.

– Как он там, товарищ старший десятник?

Опять смутно знакомые интонации. Но это уже другой. Что им нужно? И не трогайте, вы можете спугнуть ночь.

– Стучит сердце, Миха, точно стучит! Пасть ему раскрой!

Бульканье. Горечь во рту. Обжигающая и странная в этом холоде горечь.

– Проглотил?

– Да куда он к кагулам денется?

Зачем погасили звёзды? Как к ним лететь, если не видно? Верните ночь… И почему вдруг так больно?

Седой человек рывком сел, отбросив склонившегося над ним бородача с дымящейся кружкой в руке, и открыл блеснувшие серебром глаза:

– Ты кто?

– Живой! Ерёма, зараза, больше так не пугай!

– Ты кто? – повторил седой.

– Я?

– Да, и кто я, тоже скажи.

Глава 12

Упорядоченная суета военного лагеря никогда не мешала сотнику Елизару Мартину думать и уж тем более никогда не надоедала. Мартин – это фамилия такая, а не собственное имя, если кто не знает. Впрочем, вряд ли в Родении кто-нибудь не слышал про неё, так как Елизар происходил из достаточно древнего и известного славными делами рода. В иных государствах дюки с беками не могли похвастаться столь выдающимися предками. Да, они не могли, а сотник просто не хвастался – родословная должна начинаться сверху, а не снизу. То есть чем лучше потомки, тем выше слава их пращуров. И наоборот, разумеется… один подонок в состоянии испортить репутацию не только родителей, но и бросить тень на прадедов.

Собственно, сейчас в обязанности Мартина как раз и входила задача по отделению немногочисленных подонков от общей массы вышедших из окружения нормальных бойцов. Из нескольких окружений, честно сказать, – война для Родении началась немного неудачно, и пиктийцы прорвались, оставив в собственном тылу вполне боеспособные на тот момент роденийские части. Торопились поскорее штурмовать Цитадель.

И до сих пор через линию фронта, где с боем, а где тайком, возвращались к своим разрозненные отряды. Оборванные, голодные, с только лишь холодным оружием, но чаще всего не сломленные и горящие желанием… Хм, про желания лучше вслух не говорить, ибо выражены они настолько грубо и разнообразно, что даже отрядные жеребцы восхищённо ржут, стучат копытами и закатывают глаза, тоже мечтая вступить в извращённую связь с пиктийской императрицей при помощи подручных средств, включая совковую лопату, набор пожарных багров и шестиствольную станковую огнеплюйку. Воображение у бойцов богатое, но нездоровое. Охальники, одним словом.

Но встречались и другие. Редко, но встречались. Среди тех, кто побывал в плену. Нет, они не заколдованы – имперская магия не совместима с силой Владыки, и в таких случаях даже обыкновенная огнеплюйка выдаст находящегося под чужим внушением человека, попросту взорвавшись у него в руках. Тут сложнее. Аристократы выискивают идейных, готовых отомстить… и всего лишь убирают желание жить. На войне такое у многих, особенно если видел пикирующего на родной дом дракона. И не отличить.

Это не подавление воли и не вмешательство во внутреннюю сущность человека, и это не магия. Мало ли недовольных среди проворовавшихся и отправленных на фронт тыловых жуликов? Или городских воров, поставленных перед выбором между войной и верёвкой?

Не лазутчики и не соглядатаи – передать сведенья пиктийцам невозможно. А вот в подходящий момент выстрелить в спину командиру или сыпануть отравы в полевую кухню перед самым наступлением… Так месяц назад погиб двоюродный брат Елизара, младший воевода Фердинанд Грохот – удар копья в живот… и всё.

– Десятник! – позвал Мартин.

– Я, – полог палатки чуть отошёл в сторону. Опытный и хорошо знающий командира боец немногословен, обходясь без предписанных Наставлениями приветствий. В бою отвык говорить длинными фразами, а для заградительного отряда бой не заканчивается никогда.

– Приведи вчерашних. Их покормили?

– Да.

– Всех троих веди.

– Хорошо.

Не удивляется и не возражает. Уверен, что в случае опасности сотник легко справится с тройкой оголодавших окруженцев. Если, конечно, этой самой опасности представится удобный случай – Елизар не похож на прекраснодушного идиота. Без похвальбы.

Барабаш смотрел на сотника хмуро. А чему вообще радоваться-то? Столько было надежд и предвкушений… вот выйдем к своим, а потом… А эти мало того что взаперти держат, так ещё при попытке возмущаться фингал здоровенный поставили. Под левым глазом, ага. Рядовому Михасю Кочику. Сам Матвей не настолько молод, чтобы ожидать торжественной встречи как легендарных героев, да и в армии уже второй десяток лет. Порастратил иллюзии.

Но обиднее всего не фингал. Тем более под чужим глазом, а то, что им не верили. Не верил вот этот самый человек, представившийся командиром заградительного отряда Елизаром Мартином. Да, немного скрыли из случившегося в пиктийском тылу, не без этого, но главное-то рассказали! Умолчали только про способности профессора Баргузина, тем более Еремей всё равно их потерял. Вместе с памятью и отшибло напрочь. А если бы и сохранились… кто поверит в способность втроём смешать с землёй кагулову тучу драконов вместе с хозяевами? Глорхи, как не заслуживающая внимания мелочь, не в счёт.

– Итак, ты утверждаешь, что являешься старшим десятником? – в который раз переспросил сотник.

– Нет.

– Вот как?

– Не утверждаю, а говорю, как оно есть на самом деле.

– Забавно. И кто же может подтвердить твои слова? Только давай не будем опять про ополченцев – из той когорты никого в живых не осталось.

– До войны я служил в пятом учебном лагере.

– Том, что у деревни Чистая Сопатка в десяти верстах от Цитадели?

– Да, там проходили ежегодные сборы резервистов рядового состава, и…

– А потом всё удачно сгорело при драконьем налёте, в том числе и бумаги. Какое странное совпадение, не находишь?

Матвей стиснул зубы и засопел. В глотку себе забей эти совпадения, сволочь!

– Не нахожу. Я не терял.

– Замечательно! – обрадовался командир заградотряда. – Ты не терял, а вот твои товарищи… если их можно так назвать. В смысле, товарищами.

– Ну? – Барабаш смотрел в упор, ожидая продолжения. – Что не так?

– А всё не так. Про одного говоришь, будто потерял память, другой же вообще потерял чувство меры. Как говорится – ври, да не завирайся! Сказки про полёты над пиктийской столицей и бомбардировки дворца императрицы…