Последний мятеж - Сергей Щепетов

«Пустая земля» такой и оказалась на самом деле – ни кустов, ни деревьев, только редкая трава, да и то не сплошным покровом, а как-то кусками, пятнами. Пуш сказал, что они успеют вовремя, и даже с запасом, если выйдут на рассвете. Было заметно, что ему очень хочется идти дальше, но ослушаться полученного от кого-то приказа он не смеет. Он облизал лица детей, ткнулся носом в грудь Николая:

– Осторожно иди – под ноги смотри, а то споткнешься!

Лойка хлюпнула носом:

– Пуш, Пуш, ты придешь к нам в Царство Небесное?

– Приду, конечно, – куда же я денусь?

Чебик тоже как-то подозрительно засопел носом, и Николай решил не затягивать прощание. Он поднял и посадил Чебика себе на плечи:

– Счастливо, Пуш! Привет всем!

Метров через пятьдесят он оглянулся – в зарослях никого не было.

Трудно сказать, что здесь было раньше: лес, колхозные пашни, сенокосы? Во всяком случае, ни стволов поваленных деревьев, ни пеньков Николай не увидел. Это было царство эрозии, и изувеченная земля с трудом залечивала раны. Вероятно, тут много лет не было даже травы, и каждая низинка-ложбинка превратилась в овраг, пускающий во все стороны растущие промоины. Равнинная когда-то местность превратилась в пересеченную, и двигаться по ней было не просто, хотя и заблудиться довольно трудно.

«Ехать» в рюкзаке Чебик наотрез отказался, но на плечах сидел тихо, как и обещал. Николай брел к маячившей вдалеке возвышенности, обходил или переходил встречные промоины и вспоминал окончание недавнего разговора в бункере.

– Человек, который участвовал в организации этого мероприятия, умер давно и не от старости. Я не знаю подробностей и о многом могу только догадываться. Скорее всего, в одном из советско-американских договоров о мирном сосуществовании присутствует пункт о допуске в зоны бедствий международных гуманитарных организаций. Один раз в год они посещают наш район и забирают трех детей-сирот для оказания им медицинской помощи. Как это оформляется, я не знаю, но раз в год в один и тот же день прилетает вертолет и забирает детей. Место встречи находится у самой границы в пределах санитарной зоны. Все мероприятие происходит под пристальным надзором местных властей, как изнутри, так и снаружи.

– Это в каком же смысле? – поинтересовался Николай.

– В вертолете всегда присутствует несколько наших гэбэшников в штатском. Кроме того, рядом с местом встречи проходит дорога, и обычно по ней подъезжает несколько машин, с которых ведут наблюдение. Иногда после убытия иностранцев начинается прочесывание или облава.

– И поэтому у вас постоянный спрос на смертников, которые сопровождают детей? Оттуда обычно не возвращаются?

– Почему же, иногда возвращаются. Желающих стать, как ты выразился, смертником сколько угодно, но… Но по правилам данной игры это должен быть нормальный человек. Или, по крайней мере, человек без видимых дефектов – с одной головой, двумя руками, двумя ногами.

– А зачем, если не секрет?

– Вот в этом-то как раз никакого секрета нет. Сопровождающий должен подписать бумаги (они обычно уже заготовлены) о том, что дети являются сиротами и нуждаются в серьезной медицинской помощи. Неизвестно, в каком официальном качестве выступает здесь сопровождающий, но он не должен вызывать сомнений в собственной дееспособности. Что будет, если однажды детей приведет кто-нибудь вроде Сталика, я не знаю и выяснять не собираюсь… пока совсем не припрет.

– Та-ак… Даже не знаю, что спросить в первую очередь. Вы уверены в том, что дети попадают в приличное место? Что там им лучше, чем здесь?

– Нет, не уверен. Хотя… Когда-то давно сопровождающий узнал среди иностранцев парня, которого сам же отправил несколько лет назад. У мальчика были проблемы с позвоночником и отсутствовали некоторые кости черепа. Обмениваться информацией категорически запрещено, но парень выглядел здоровым и свободно передвигался. Он тоже узнал сопровождающего и демонстративно постучал себя по голове: все, дескать, в порядке.

– Их отвозят в одну из стран, свободных… от социализма?

– Да, по-видимому. Может быть, в ту же Америку.

– Хорошо, понял. А почему сейчас детей только двое? Вы же сказали, что можно троих?

– А у тебя хватит мужества не попасть живым в руки комфашей?

– Не знаю.

– Молодец: это, по крайней мере, честно. Давай так: никто не требует от тебя лишнего мужества, а ты не просишь лишней информации. Идет?

– Ох-хо-хо-о, идет, конечно. Значит, у вас тут совсем нет… внешне нормальных людей? Или те, кто есть, слишком много знают, да? Впрочем, вы, наверное, не ответите.

– Тебе это зачем? Если ты… Они вытянут все: и то, что знаешь, и то, о чем догадываешься. Но, согласись, что это все-таки разные вещи, и они умеют их различать!

– Вы сказали, что в санитарной зоне надо будет пройти десять-пятнадцать километров открытого пространства. Мы будем беззащитны перед нападением с земли и с воздуха?

– Они обычно там не нападают… перед встречей с иностранцами.

– Обычно? Но…

– Чтобы закрыть эту тему, я скажу: вы не будете беззащитными. Но это – не твоя забота. Ты пойдешь с детьми совершенно открыто, без всякой маскировки. Понял?

– Понял. Тут широкий простор для фантазии.

– Фантазируй на здоровье!

– Что, и по поводу возвращения мне самому фантазировать? Или и это – не моя забота? Этим займутся другие: в том смысле, что пристрелят?

– Ну, Коля… Я могу только пообещать, что без крайней необходимости этого не произойдет. Ты можешь молиться.

– Кому? У вас тут странная система: все вертится вокруг Царства Небесного, демонов тьмы и ангелов. При этом Бога никто почему-то не вспоминает. Создается впечатление, что в основе всей вашей идеологии лежит несколько цитат из Евангелия, причем безжалостно вырванных из контекста. Я не прав?

– Давай закончим этот разговор, Коля. Ты становишься опасен для нас и… для себя. Чтобы жить, людям нужна вера, нужна мечта. И не моя вина, что Бога нет.

– Тогда я спрошу… Нет, не почему Его нет, а почему ВЫ так считаете?

– Отвечу: баржи в старом русле. Когда мы их нашли, первый люк я вскрывал своими руками.

Это небольшая пологая возвышенность, которую и холмом-то назвать нельзя. С одной стороны, вдали, за Пустой землей темнеет далекая полоска леса, а с другой – внизу, метрах в двухстах – лента старой раздолбанной дороги с остатками асфальтового покрытия. Она просматривается на пару километров в обе стороны, и за ней пейзаж постепенно приобретает нормальный вид: поля, леса, перелески. Впрочем, явных следов деятельности человека и там не видно. Зато здесь, на холме, когда-то, наверное, жили люди: дома давно развалились и контуры фундаментов угадываются с трудом, хотя при некотором напряжении фантазии можно прикинуть, где тут проходила единственная улица. Николая предупредили, что ни к развалинам, ни к дороге приближаться нельзя: комфаши любят тыкать повсюду противопехотные мины. Николай подумал, что при том умении маскироваться и прятаться, которое он наблюдал у туземцев, в этих руинах может разместиться не один десяток человек. Но это не его дело: он должен сидеть с детьми вот тут, на окраине, и ждать.

То, что он влип по полной программе, Николай понял сразу, как только шагнул через борт вертолета. Он же не киношный супермен-каратист! Наоборот: супермены сидят вокруг него, расположившись так, чтобы не зацепить друг друга, если придется стрелять. И дяденька вон сидит за откидным столиком – весь в костюме, с галстуком, с усталым прищуром «свинцовых глаз». И дверь за его спиной не закрыли, а только прикрыли – вроде и не замуровали, но уже не выпрыгнуть, даже с пулей в животе.

– На что вы рассчитываете, господа-товарищи? – атаковал он с ходу. – Неужели вы думаете, что сюда послали человека, который что-то знает и представляет хоть какую-то ценность?

– Вам доверили сопровождать детей, которые, безусловно, представляют ценность для местных формирований.

– А что, здесь есть какие-то формирования?!

– Не валяйте дурака! Вы член партии?

– Какой? Коммуно-фашистской?

Удар ладонью по столику – начальник начинает злиться, но держит себя в руках:

– У нас одна партия – Объединенная Партия Трудящихся!

– Хорошо, пусть так. Чего вы хотите от меня?

– Мы хотим встретиться с местным руководством. И вы нам в этом поможете.

– Каким образом?

– К вам будем направлен наш человек (кивок в сторону). До его возвращения дети останутся у нас. Вы их сейчас позовете сюда.

– Допустим, что я согласен. Можно задать пару вопросов?

– Валяйте. Только быстро – у нас очень мало времени.

– Куда девались иностранцы-американцы, которые обычно вывозят детей? Что случилось?

Злорадная усмешка.

– Никуда они не делись! Вы знакомы с решениями пятьдесят восьмого съезда?

– Увы, я очень давно не был на политинформации.

– Очень плохо. Надо передать вам газеты. Окончание холодной войны, приоритет общечеловеческих ценностей, демократизация…