Курс русской истории - Василий Ключевский

Промышленные компании, льготы, ссуды и субсидии. Торгово-промышленные заботы Петра, имевшие целью, между прочим, отучить высшие классы гнушаться промышленным людом и делом, не были бесплодны. При нем люди знатные и сановные, корифеи бюрократии, являются промышленными предпринимателями, фабрикантами и заводчиками об руку с простыми купцами. Самым возбудительным средством для промышленной предприимчивости были льготы - казенные субсидии и ссуды; но при этом Петр хотел дать промышленности устройство, которое оправдывало бы эти правительственные заботы. Насмотревшись на приемы и обычаи западноевропейской промышленности, Петр старался и своих капиталистов приучить действовать по-европейски, соединять капиталы, смыкаться в компании. До Петра Русь выработала несколько видов или форм соединения промышленных сил. Так, среди крупного купечества обычной формой такого соединения был торговый дом. Это - союз неразделенных родственников, отца или старшего брата с сыновьями, младшими братьями, племянниками. Здесь не было ни складки капиталов, ни товарищеского совещательного ведения операций: всем делом орудовал посредством нераздельного домового капитала большак, который и отвечал перед правительством за своих подручных, домочадцев-участников, этих купеческих сыновей, братьев, племянников, как их стали звать впоследствии, равно и за простых приказчиков. В конце XVI в. славен был торговый дом солеваров братьев Строгановых, за которыми считали до 300 тысяч рублей наличного капитала (не меньше 15 миллионов рублей на наши деньги). В конце XVII в. известен был дом архангельских судостроителей Бажениных, у которых была своя верфь на Северной Двине. Кроме того, встречаем в XVII в. различные виды складства. Это собственно союзы для сбыта, а не для производства: купец, ездивший по ярмаркам, забирал на комиссию товары у их производителей и продавал вместе со своими, делясь выручкой с доверителями по соглашению. Одну из форм такого складства пытался ввести, как мы видели (лекция LVII), Ордин-Нащокин, по плану которого маломочные торговцы складывались с крупными для поддержания высоких цен на русские вывозные товары. Как в торговом доме основой союза служило родство, так в комиссионном складстве - доверие. Не говорю об артелях, представляющих соединение капитала и труда. Петр предоставил этим самородным союзам действовать как умеют, хотя и принимал их во внимание. Но он считал их недостаточными средствами в международной торгово-промышленной конкуренции. В тот самый год (1699), когда посадские люди изъяты были из ведомства воевод и получили самоуправление, указ 27 октября предписал купецким людям торговать, как торгуют в иных государствах, компаниями и "иметь о том всем купецким людям меж собою с общего совета установление, как пристойно б было к распространению торгов". Голландцы перепугались было, почуяв в указе опасность для своего господства на московском рынке; но московский резидент успокоил их, известив, что русские совсем не умеют приняться за новое дело, и оно пало само собою. Но у Петра были средства удержать его на ногах: это - льготы и принуждение. Льготы, какими Петр поощрял вообще фабричную и заводскую предприимчивость, особенно щедро расточались компаниям. Основатели фабрики или завода освобождались от казенных и городских служб и других повинностей, иногда с неотделенными сыновьями и братьями, приказчиками, мастерами и их учениками, могли известное число лет беспошлинно продавать свои товары и покупать материалы, получали безвозвратные субсидии и беспроцентные ссуды. Мануфактур-коллегия обязана была особенно прилежно следить за компанейскими фабриками, в случае их упадка - "как наискорее" расследовать причину и, если она оказывалась в недостатке оборотных средств, тотчас "чинить капиталом вспоможение". Промышленные предприятия ограждались от иноземной конкуренции запретительными пошлинами, которые возвышались по мере роста туземного производства, так что достигали стоимости привозного товара, если выработка этою товара на русских фабриках равнялась заграничному привозу До учреждения Мануфактур-коллегии в 1719 г. компаниям предоставлялось право суда над фабричными служащими и рабочими по гражданским и фабричным делам, потом перешедшее к названной коллегии, которая судила вместе с фабричными и самих фабрикантов. В интересах промышленности Петр нарушал даже собственные указы: во все продолжение своего царствования он свирепствовал против беглых крестьян, строжайше повелевая возвращать их к владельцам и штрафуя приемщиков; но указом 1722 г. (18 июля) прямо запрещено было отдавать с фабрик рабочих, хотя бы это были беглые крепостные. Наконец, указом 18 января 1721 г. фабрикантам и заводчикам из купцов дано было дворянское право приобретать к их фабрикам и заводам "деревни", т. е. земли, населенные крепостными крестьянами, только с оговоркой "токмо под такою кондициею, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно". Так фабрикант-купец получал возможность иметь обязательные рабочие руки. Все это дает понять то чрезвычайно привилегированное положение, в какое поставил Петр класс мануфактурных и заводских промышленников. Занятие их Петр ставил наряду с государственной службой, в некоторых отношениях даже выше ее, предоставил фабрикам и заводам право укрывать беглых, которым не обладали служилые землевладельцы, дал мужику-капиталисту дворянскую привилегию, право владеть землей с крепостным населением. Фабрика и завод при Петре являются преемниками древнерусского монастыря: подобно последнему они получают значение нравственно-исправительных учреждений. Целым рядом указов Петр предписывал "виновных баб и девок" отсылать на фабрики и заводы для исправления. Таким образом, на смену старого боярства теперь рядом с вельможами табели о рангах становилась знать ткацкого станка и чугуноплавильной печи.

В какой мере достиг Петр целей своей народнохозяйственной политики - пробудить русскую промышленную предприимчивость, направить ее на разработку нетронутых богатств страны и освободить туземный рынок от гнета заграничного ввоза? Он верил в возможность всего этого, и патриотически настроенные современники разделяли его веру. Посошков, например, отважно уверен, что мы можем обойтись без иноземных товаров, а иноземцам без наших и 10 лет не прожить, и потому "нам подобает над ними господствовать, а им рабствовать перед нами". По-видимому, с той же целью поднять предпринимательскую энергию Петр вовлекал в промышленные компании не только купцов, но и дворян и сановников. Светлейший князь Меншиков, который мог беспошлинно трепать за бороду любого именитого торговца, вместе с несколькими купцами образовал товарищество для ловли трески, моржей и других зверей на Белом море. Люди, далеко разошедшиеся по своему общественному состоянию, теперь встречались и шли об руку на промышленном поприще. Впрочем, один крупный случай не позволяет преувеличивать промышленного умения сановных "интересентов", как тогда звали компанейщиков. В 1717 г. Петр во Франции увлекся тамошними шелковыми изделиями. Сметливые царедворцы вице-канцлер барон Шафиров и тайный советник граф Толстой вызвались устроить компанию и основать шелковую мануфактуру. В компанию был принят сам князь Меншиков. Петр дал ей широкие привилегии и щедрые пособия, и учредители поставили дело на широкую ногу, но скоро перессорились: Меншиков от компании был отставлен и заменен генерал-адмиралом графом Апраксиным, причем компании даны были новые льготы, между прочим, право беспошлинного ввоза шелковых товаров, которое учредители не замедлили продать частным купцам за 20 тысяч рублей, а потом, изубытчив казну и истратившись сами, совсем бросили дело. Такая участь постигла не одну эту любительскую фабрику. Да и сам Петр, лелея льготами любимые компании, постепенно отдалял их от западноевропейских образцов и не в сторону свободной предприимчивости, переделывая их на московский лад. Русская предприимчивость не оправдала ожиданий преобразователя: приходилось указами предписывать капиталистам строить фабрики, составлять компании, назначать компанейщиков и их товарищей. Петр обыкновенно на казенный счет строил надобную новую фабрику или завод и потом на льготных условиях сдавал их, даже навязывал частным предпринимателям. Так в 1712 г. велено было завести казной суконные фабрики и отдать торговым людям, собрав компанию, "а буде волею не похотят, хотя в неволю, а за завод деньги брать погодно с легкостью, дабы ласково им в том деле промышлять было". Так заведение фабрики или образование компании становились службой по наряду, своего рода повинностью, а фабрика и компания получали характер государственного учреждения. Петр пользовался старым порядком, чтобы, перетасовав его условия, применить его к новым фискальным нуждам. Прежде казна эксплуатировала свои доходные статьи, кабаки, таможни или посредством вольного откупа с торгов из-за наддачи, или посредством верной службы выборных агентов. Теперь возникли новые производства, новые доходные статьи, обещавшие также, по указу о компаниях, "в сборах казны пополнение", но требовавшие видоизмененных способов фискальной эксплуатации. В своих фабриках и компаниях Петр соединил принудительность предприятия с монопольностью производства. Такое казенно-парниковое воспитание промышленности неизбежно вело к правительственному вмешательству, а мелочная регламентация и придирчивый надзор при непривычке к делу отпугивают охотников. Была и еще одна помеха успехам промышленности: это - запуганность капиталов. При общем бесправии внизу и произволе наверху робкие люди не пускали в оборот своих сбережений: крестьяне и рядовые промышленные люди прятали их в землю от помещиков, от податных и таможенных сборщиков, а дворяне по ходячему тогда между ними правилу стричь своих крестьян догола, как овец, не желая колоть глаза другим столь благоприобретаемыми избытками, запирали свое золото в ларцы или, кто поумнее, отправляли его в лондонские, венецианские и амстердамские банки. Так свидетельствуют современники Петра, прибавляя, что сам князь Меншиков держал в Лондоне на вкладе не один миллион. Таким образом из народнохозяйственного оборота уходила масса капитала. Но капитал, воздерживавшийся от своего права нарастать оборотом, тогда почитался тунеядцем, лишавшим казну ее законной прибыли, десятой деньги, 5% сбора с оборота, и преследовался как контрабанда, подлежавшая полицейской выемке. В первые годы Северной войны был издан указ: кто станет деньги в землю хоронить, а кто про то доведет и деньги вынет, доносчику из тех денег треть, а остальное на государя. По требованию подлежащих учреждений все торгово-промышленные обыватели обязаны были заявлять свои пожитки, оборотные средства, по которым шла общественная раскладка налога. Донос тогда служил главным агентом государственного контроля, и его очень чтила казна. В селе Дединове на Оке жили братья Шустовы, люди смирные, никаким промыслом не занимавшиеся, жившие в свое удовольствие. Они заявили у себя пожитков всего тысячи на две, на три. Но плут-купец в 1704 г. донес, что это - богачи, унаследовавшие от дедов огромное богатство, которое истощают пьянством, а не умножают. Из Москвы последовала выемка, которая обнаружила в нежилых палатах двора Шустовых между полов и сводов 4 пуда 13 фунтов червонцев да китайского золота и старых московских серебряных денег 106 пудов. Переложив эту массу золота и серебра на тогдашние деньги, а эти последние на нынешнюю валюту, найдем, что этот открытый выемкой дедовский клад Шустовых представлял собою капитал более чем в 700 тысяч рублей на наши деньги, который и был конфискован за то, что не был объявлен. Здесь капитал, опасаясь погибнуть среди безнарядья, прятался от работы, к какой призывал его преобразователь; в других местах ценный материал, уже заготовленный для дела, пропадал от того, что преобразователь не умел или не успевал им распорядиться. Велено было заготовить к походу конскую сбрую и другие полковые припасы; ими завалили в Новгороде две палаты; там они и сгнили за непоследованием дальнейшего указа, и эту гниль потом выгребали оттуда лопатами. Предписано было везти к Петербургу вышневолоцкою системою дубовый лес для балтийского флота: в 1717 г. это драгоценное дубье, среди которого иное бревно ценилось тогдашних рублей во сто, целыми горами валялось по берегам и островам Ладожского озера, полузанесенное песком, потому что указы не предписывали освежать напоминаниями утомленную память преобразователя, который в то время блуждал по Германии, Дании и Франции, устрояя мекленбургские дела. Это - изнанка дела. От большой стройки всегда остается много сора, и в торопливой работе Петра пропадало много добра. На впечатлительных и поверхностных наблюдателей народнохозяйственные его предприятия производили сильное впечатление: Россия представлялась им как бы одним заводом; повсюду извлекались из недр земных сокрытые дотоле сокровища; повсюду слышен был стук молотов и топоров; отовсюду текли туда ученые и всяких званий мастера с книгами, инструментами, машинами, и при всех этих работах виден был сам монарх, как мастер и указатель. Но даже иноземцы, недоверчиво смотревшие на промышленные усилия Петра, признавали, что при множестве лопнувших предприятий некоторые производства не только удовлетворяли внутренний спрос, но и снабжали заграничные рынки, например, железом, парусиной. Петр оставил после себя 233 фабрики и завода по самым разнообразным отраслям промышленности. Больше всего заботили его производства, связанные с военным делом, полотняное, парусинное, суконное: в 1712 г. он предписал так поставить суконные фабрики, чтобы через пять лет можно было "не покупать мундиру заморского", но до конца жизни не достиг этого. Наиболее успешное развитие получило при нем горное дело. Горные заводы образовали при нем четыре крупных группы или округа: тульский, олонецкий, уральский и петербургский. В первых двух горное дело завелось еще при царе Алексее, но потом пришло в упадок. Петр поднял его: построены были железные заводы, казенный и частные, кузнецами Баташовым и Никитою Демидовым, а потом в Туле возник казенный оружейный завод, снабжавший оружием всю армию, с обширным арсеналом и слободами оружейных мастеров и кузнецов. В Олонецком краю на берегу Онежского озера в 1703 г. построен был чугунолитейный и железоделательный завод, ставший основанием г. Петрозаводска. Вслед за тем возникло несколько железных и медных заводов, казенных и частных, в Повенце и других местах края. Особенно широко развернулось горное дело в нынешней Пермской губернии; в этом отношении Урал можно назвать открытием Петра. Еще до первой поездки за границу Петр велел разведать всякие руды на Урале. Воротившись с кучей нанятых горных инженеров и мастеров, он, ободренный благоприятными поисками и опытами, показавшими, что железная руда давала чистого доброго железа почти половину своего веса, построил в 1699 г. на реке Невье, в Верхотурском уезде, железные заводы, на которые казна истратила 1541 рублей, да на наем рабочих собрано было с крестьян 10 347 рублей. Еще в 1686 г. для потех Петра привозили в Преображенское сотни тульских ружей мастера Демидова; ему Петр в 1702 г. и сдал Невьянские железные заводы с обязательством ставить артиллерийские припасы сколько понадобится. В 1713 г. у Демидова лежало на складе в Москве с его заводов более полумиллиона одних лишь ручных гранат. При умеренных подрядных ценах Демидов так повел дело, что при императрице Анне сын его получал дохода с отцовских заводов более 100 тысяч рублей (около 900 тысяч рублей на наши деньги). Вслед за Невьянскими возникло на Урале много других казенных и частных заводов, которые образовали обширный горнозаводский округ. Управление им сосредоточено было в Екатеринбурге, городе, построенном на реке Исети управителем уральских заводов генералом Геннингом, знатоком горного и артиллерийского дела и одним из благороднейших сотрудников Петра. Город был назван в честь императрицы Екатерины I. К заводам округа для работ и охраны от враждебных инородцев, башкир и киргизов, приписано было до 25 тысяч душ крестьян. К концу царствования Петра в Екатеринбургском округе находилось 9 казенных и 12 частных заводов, железных и медных, из которых пять принадлежали Демидову. В 1718 г. на всех русских заводах, частных и казенных, выплавлено было более 6 1/2 миллионов пудов чугуна и около 200 тысяч пудов меди. Такая минеральная добыча дала возможность Петру вооружить и флот, и полевую армию огнестрельным оружием из русского материала и русской выделки. После Петра осталось более 16 тысяч пушек, не считая флотских.