Встать, суд идет! (сборник) - Наталья Нестерова

Развернувшись, Таня быстро ушла в свой кабинет. За десять лет работы она кричала на врачей и сестер, за закрытой дверью ординаторской, считанное число раз. И поводы были более чем серьезные. Татьяна умела разговаривать с больными жестко, но никогда не повышала на них голос. Могла сказать: «Если вы не будете продолжать лечение, то умрете через два года». Но никогда не верещала на невротичную пациентку на глазах всего отделения. Спасибо Журавлевой! Ее присутствие уже дает о себе знать.

Минут через десять в дверь поскреблась Ира, вошла, не дожидаясь приглашения, села на стул.

– Там, – кивнула она на стенку, – все шепотом разговаривают, передрейфили.

– Что с Олей? Плачет?

– Нет, в ступоре. Я ей феназепаму дала.

– Ира, сколько раз повторять? Только врачи делают назначения!

– Да ладно! – отмахнулась Ира. – Слушай, эта Журавлева ведь судья? Та самая, что тебя с Вадимом разводила и квартиру ему присудила?

На «ты» Ирина и Таня переходили только без посторонних.

– Тебе, Ирка, в сыске работать.

– Мне и тут неплохо. К главному ходила от операции отказываться?

– Все-то ты знаешь. Лена донесла?

Ира пропустила вопрос мимо ушей и принялась горячо убеждать:

– Правильно, Таня, не соглашайся! Если что наперекосяк, тьфу, тьфу, тьфу, – Ира суеверно постучала по столу, – эта Журавлиха затаскает по судам, мало не покажется.

«Мыслим одинаково», – отметила Таня.

– Возьми больничный, – советовала Ира. – По уходу за ребенком, например. Педиаторша в районной поликлинике вашей – мировая баба! Она поймет. Хочешь, сама с ней поговорю?

– Спасибо, не надо! Пригласи ко мне, пожалуйста, Веру Панову – ту, что с Олей в одной палате.

Ира была разочарована быстрым окончанием разговора, но подчинилась беспрекословно. Таня отбросила мысли о Журавлевой, о главвраче, о своем начальственном приступе в коридоре. Надо было решать с Верой.

«Какая славная эта Вера», – думала Таня. Волосы собраны в задорные хвостики над ушами. Пестрые веселенькие бриджи, белые носки и смешные пухлые розовые тапочки в виде поросят. Одежда и прическа Веры – вызов диагнозу. Так наряжаться в скорбной больнице может только человек, не смирившийся с судьбой. Это прекрасно для самого человека и отлично действует на других пациентов. Вот только сверху на Вере майка с фривольной надписью на английском, а под майкой левая выдающаяся молочная железа с силиконовым протезом, а правая железа отсутствует – провал. Вере не делали пластику, туманно пообещали, что в будущем она сможет поставить такой же протез, как в левой груди. Будущее было не очень вероятным и очень-очень отдаленным.

«Как же мне всех вас жалко!» – всхлипнула про себя Таня.

Когда Таня была маленькой, мама водила ее в поликлинику, там висели санпросветовские плакаты про пользу мытья рук, про грипп и кариес. Будь Танина воля, она сейчас выпустила бы плакаты, нет – по телевизору социальную рекламу запустила бы: фото худющей девушки-супермодели и рядом в столбик ее диагнозы. Однажды Таня с приятельницей-гинекологом ходила на показ мод.

– Все – кандидатки в мои пациентки, – шептала на ухо подруга, когда по подиуму маршировали глистообразные девицы. – По женской части полнейшая дисфункция. Чтобы смогли родить, надо полгода лечить и откармливать.

Веру откармливать было некогда, полугода в запасе у них не имелось.

Она вошла и присела на краешек стула, на котором три минуты назад нога на ногу сидела Ира.

Таня не успела рта открыть, Вера заговорила первой, выпалила:

– Татьяна Владимировна, вы были не правы по отношению к Оле! Она ведь не притворяется!

«Знаю, что не права, – мысленно ответила Таня. – Безобразно сорвалась. Но у меня, девочка, есть смягчающие обстоятельства в соседней палате».

– Я пригласила вас, чтобы не Олины, а ваши проблемы обсудить, – сказала Таня.

– У меня хер-ту-нью? – спросила Вера.

Неблагозвучное для русского уха английское название рецептора – одного из самых зловредных.

Вера, не без помощи Татьяны Владимировны, была подкована в онкологии, прочитала в Интернете все, что было доступно непрофессионалу.

Татьяна кивнула и продолжила:

– Мы вас выписываем, как только химиотерапевт Борис Иванович Кривич назначит вам лечение. Дело одного-двух дней. Вы можете получать это дальнейшее лечение в районном онкодиспансере по месту жительства или в поликлинике при нашей больнице, под наблюдением Бориса Ивановича. Но рекомендовала бы вам… – Татьяна замолчала, собираясь с духом. – Рекомендовала бы вам обратиться к другому специалисту, Виктору Семеновичу Бочкареву. Он работает в больнице, которая расположена за городом. Далеко ездить, да и не дешево, наверное, обойдется. Кроме того, врачи не очень любят пациентов, прооперированных в других клиниках.

Таня уговаривала Веру и одновременно разубеждала. Таня сама не знала, чего больше хочет: передать Веру в надежные руки или избежать новых проблем с Кривичем, их отношения и так далеки от радужных.

Мужественная Вера, стойкий оловянный солдатик, задрала голову – не хотела, чтобы пролились накатившие слезы.

– Я все поняла, Татьяна Владимировна. Только ответьте мне честно, пожалуйста.

«Сколько мне осталось жить?» – готовилась Таня услышать привычный вопрос. И не угадала.

– Вы мне советуете обратиться к другому врачу, потому что не хотите портить статистику своей клинике?

– Что за глупости вы несете! – возмутилась Таня. – Зачем бы я стала посылать вас в другую клинику? Чтобы их статистику попортить? Вера, думайте, что говорите! Мне в голову не пришло бы подсовывать своему приятелю и лучшему химиотерапевту столицы безнадежного больного.

«А ведь подсуну, – подумала Таня. – Вдруг выкарабкается».

– Спасибо, Татьяна Владимировна!

В глазах Веры за линзой непролившихся слез светились страх и надежда, отчаяние и мужество, испуг маленькой девочки и готовность к бою зрелой женщины.

– Только вы, пожалуйста… – начала Таня.

– Все будет тип-топ, – улыбнулась Вера. – Кривича рекомендации принять, отблагодарить горячо материально. Насколько горячо?

– Увольте меня от ответов на подобные вопросы. Бочкареву я позвоню и дам вам его координаты.

«Если он согласится», – мысленно добавила Таня. Она не хотела набивать себе цену, описывая, как непросто ей будет уломать Бочкарева.

– Татьяна Владимировна, – заглянул в кабинет Петя Сомов. – Больная Журавлева в перевязочной.

«А я туда ее приглашала?» – чуть не вырвалось у Тани.

Приглашений не требовалось. Каждого поступившего больного хирурги осматривали в перевязочной.

Они вошли туда по очереди, Таня, натянув маску, первой. Коллеги последовали ее примеру и закрыли лица масками.

Татьяна быстро, скороговоркой представила Журавлевой докторов:

– Петр Александрович Сомов, хирург, ваш лечащий врач, Вероника Алексеевна, хирург, Людмила Сергеевна, ординатор. Со мной вы уже знакомы. Мы вас слушаем.

Коллеги переглянулись. Обычно Татьяна говорила теплее, подбадривала: «Расскажите, как вам повезло захватить опухоль на ранней стадии?»

Журавлева говорила как по писаному, заученно. Наверное, не раз произносила эту речь перед родными и подругами. Раковые больные либо скрывают свой диагноз, либо посвящают в свои проблемы весь белый свет. Журавлева рассказывала, как маммография выявила образование, как сделали пункцию и анализ показал наличие раковых клеток. Она не могла поверить.

«Никто не верит до последнего», – подумала Таня.

Потом посыпались фамилии и звания специалистов, у которых консультировалась Журавлева. Во мнениях расхождения не было – только операция и последующее лечение. Встал вопрос – у кого оперироваться? Журавлева уже дошла до главного онколога столицы.

«Сейчас скажет про сиськи», – подумала Таня.

И Журавлева повторила комплимент Перепелкина и посмотрела на Таню с робостью и сомнением одновременно: вы такая умелая, как говорят?

По тому, как прищурились глаза Таниных коллег, можно было догадаться, что они польщенно улыбаются: знай нашего шефа!

– В клиниках, где вы консультировались, – сказала Таня, – есть высококлассные специалисты, которые оперируют не хуже, если не лучше меня.

«Почему бы тебе там не остаться?»

– Скромничаете? – спросила Журавлева с тем же изучающе-просительным выражением глаз.

– Отнюдь, – честно ответила Таня.

На ее микрохирургической операции как-то присутствовал американский коллега. Американец был слишком восторженным, он сказал Перепелкину: «У вас богиня стоит возле операционного стола». Перепелкин – слишком впечатлительный – записал Таню в суперспециалисты. При этом ни Перепелкин, ни главврач не предложили ей место более почетное, денежное. Впрочем, это говорит скорее об их прозорливости. Таня терпеть не могла руководить, административные заботы нагоняли на нее тоску. Ей и десятка подчиненных было много. В идеале Таня хотела бы работать просто хирургом: больной – операция – выхаживание. И никакой головной боли с выстраиванием служебных отношений, с обеспечением отделения всем необходимым, никакого просиживания на совещаниях. А зарплата, понятно, достойная, как у западных коллег. Но таких вариантов в отечественной медицине не предусмотрено.