Идеалист - Эдуард Багиров

– Да, исключение, – невозмутимо продолжил я. – И? С какого пятерика мы должны отказываться от сложившегося оборота, пусть даже он и исключение? А стихотворение «Как умру, похороните» Тараса вашего Григорьевича Шевченко тебя что, Ющенко забыть заставил? Что там было сказано? А? То-то: «на Вкраини».

– Кстати, по странам правило тоже не для всех, – неожиданно вмешался до того молчавший студент. – Вы говорите глупость. Такое государство, как Куба, вам знакомо? Ну и как говорят: поехал «в Кубу» или поехал на Кубу? И как вы думаете, грузятся ли на эту тему кубинцы?

Я улыбнулся про себя и вышел из купе. Бомба была закинута. Уж мне-то известно, чем заканчиваются такие разговорчики.

Выйдя в тамбур, я не торопясь выкурил сигаретку, потом выпил чайку с симпатичной проводницей и вернулся назад. С моего ухода прошло не более получаса, но в нашем маленьком купе уже творился кромешный ад.

– Может, нам еще «Кыйив» писать? – подвыпивший студент в бешенстве стучал по столу кулаком. – Я же в вашу грамматику не лезу, так что правил русского языка ради ваших прихотей менять никто не собирается. Понял? А теперь иди на хер. Или в хер, как тебе больше удобно.

– Да успокойся ты, – почуяв, что запахло жареным, хохол примирительно поднял руки, но окончательно сдавать позиций не собирался. – Ну да, раньше всегда говорили «на Украине». И что из этого следует? Много столетий территория Украины фактически была провинцией России. Тут понятно почему «на». «На Урал», «на Алтай» – географические территории в первую очередь и административные во вторую. Но, между прочим, не надо забывать, что с девяносто первого года Украина уже не просто территория, а постороннее государственное образование. Соответственно и предлог должен был поменяться. Ан нет. Ну признайтесь хотя бы себе, что вам просто так приятнее.

– Да что ты такое несешь ваще? Новая Гвинея, – начал поочередно загибать пальцы студент. – Новая Зеландия. Мадагаскар. Это острова. Великобритания тоже остров. И насчет провинции ты тоже облажался. Белоруссия тоже была нашей, российской провинцией. И Польша. И Финляндия. И про них не говорили «на». Среднеазиатские республики, Прибалтика – про все говорили «в». И никогда мы не будем писать «Таллинн» только потому, что так пишут тормозные прибалты, и говорить «Кыргызстан» потому, что так удобно киргизам. Так что отвали со своими тупыми предъявами. Будем говорить, как привыкли. А голодоморы ваши, а памятники фашистам... Разве такими выкидонами возможно доказать, что вы не хуже, что вы отдельная страна? Это же ужас какой-то. Как можно не видеть, что тебя тупо обманывают?

– Украинский голодомор, – с легкой улыбкой вставил Евгений, – это как армянский геноцид в Турции. Армяне надрачивают, остальной мир смеется. А за грузин мне так и вообще неудобно: весь мир видел кадры, как услышавший в небе гул какого-то самолета Саакашвили истерично сорвался бежать так быстро, что его едва догнали собственные телохранители. Запихнули в машину, как мешок с говном, и увезли. А как он по ящику трясущимися губами жевал галстук? Даже не представляю, какой дикий позор для гордых грузин – иметь президента-труса.

– Ну, армяне с грузинами хоть христиане, – многозначительно выдал хохол. – А азеры чурки, они нам чужие.

– Алло, – взгляд Евгения вдруг резко потяжелел. – Базар-то фильтруй, ты не на Майдане.

– А шо такое? – растерянно пробормотал хохол.

– Я азербайджанец, – последовал неожиданный ответ. – Но на чурку ты похож куда больше.

– Не очень как-то ты на азербайджанца, – Володымыр недоверчиво вгляделся в Евгения.

– У меня мать русская.

– Ну, вот видишь, – хохол почему-то обрадовался. – Стало быть, азербайджанец только наполовину!

– Нет, – отрезал Евгений. – Это русский я наполовину. А по национальности я азербайджанец.

– Ну, ладно, звиняй, не хотел обидеть... Вот ты сейчас над нашим Ющенко поглумился, а между прочим, Горбачев накопал на вашего Алиева столько компромата, что того от тюрьмы спас только развал Союза!

– Угу, – иронично пробурчал Евгений. – Это тебе Горбачев сам рассказал? И кстати, что бы ты сказал, если бы аэропорт, скажем, «Шереметьево» вдруг переименовали в «Михаил Горбачев»?

– Ты шо, охренел, что ли? – хохла аж перекосило.

– А «Борисполь» в «Виктор Ющенко»?

– Та не, ты шо... Перебор это, конечно. А ты это к чему?

– К тому, – Евгений взглянул на хохла чрезвычайно недружелюбно, – что бакинский аэропорт носит имя Гейдара Алиева, и азербайджанцы, представь себе, этим гордятся. Это тебе информация к размышлению. Так что не надо ставить на одну доску вашего кривого павиана и одного из крупнейших политиков своего времени. Меня оскорбляет такое сравнение.

До хохла дошло, что он влез в какие-то непонятные ему, но довольно четко очерченные рамки. Пробурчав что-то умиротворяющее, к Евгению больше не приставал и снова переключился на студента.

– А про голодомор, сынок, если не знаешь историю, не демонстрируй свое незнание. Там народу поумирало немерено!

– Нет, погоди, – студент снова завелся, – а что, только хохлы голодали, что ли? Тогда весь Союз на подсосе сидел. И русские, и казахи, да вообще все! Че за предъявы-то конские к России?

– Да, другие тож голодалы. Но як факт голодомор – был! Искусственный. Вызванный из Москвы. Тогда, может, и Гитлеру простим Холокост, потому что он не только евреев, но и цыган, и славян, и гомосеков убивал?

Тут уже не выдержал я сам.

– Сказки об организованном голодоморе рассказывайте своему жопорылому Ющенке. Голод – да, был, но специально организованного голодомора не было. Точка. Ваши псевдоисторики могут повторять свои заклинания хоть до одурения. Также и касаемо Шухевича. Шухевич – подлец, предатель и убийца, на руках которого кровь десятков тысяч людей, в том числе и соотечественников, вас, хохлов. Это историческая данность, основанная на анализе его деятельности, в том числе и по украинским источникам. Если кто-то считает его героем, то у этого человека проблемы. Подлец и подонок в качестве героя – не лучший пример для подражания.

– Да шо ты докопался до Шухевича-то? «Предатель»... От вас вон аж целый генерал к фашистам сбежал, командующий армией, кавалер орденов да член партии коммунячьей вашей! Забыл про Власова-то? Мы тож кой-чего знаем!

– Власов в России является не национальным героем, а тем, кто и был на самом деле – швалью и предателем. Его и повесили, как собаку, и улиц в его честь не называют. А что до голода, – вернулся я к злободневной теме, – то в тридцатых годах он был не только на Украине. Он охватил огромную территорию Советского Союза: Центрально-Черноземный регион России, Поволжье, Северный Кавказ, Казахстан, Западную Сибирь. Вместе с Украиной голодали около ста миллионов человек, то есть практически шестьдесят процентов всего населения Советского Союза. Понимаете? А столь ненавидимое тобой, управляемое Москвой государство принимало все меры, чтобы спасти все эти голодающие колхозы. И смягчить тот серьезнейший продовольственный кризис удалось только путем значительных государственных поставок. Дополнительная продовольственная помощь была оказана летом тридцать второго года, и аж целым тридцати трем районам страны. Вы хоть чисто по цифрам-то осведомлены? Знаете, сколько на весь Союз было выделено зерна? Одиннадцать с половиной миллионов пудов. А сколько из этого получила Украина? Шесть с половиной! Одна только Украина! Так что заткнуться бы вам за голодомор, дружище. Другие республики о таком «голодоморе» и мечтать не могли. Слушайте больше Ющенку, его пиндосские дирижеры вам не такого еще намахают.

– Зато благодаря Ющенке у нас демократия настоящая! И свобода слова полная. А шо до войны, то там тоже все не просто. У меня тож оба деда на войне погибли, но...

– Вот только за свободу слова мне не надо ничего затирать, договорились? Я имею непосредственное отношение к журналистике. И сам всегда ратую за то, чтоб коллеги знали меру.

– Та менталитет тому що рабский! Свобода должна быть полной! Это называется демократия!

– Слышь, демократ, – снова завелся студент. – Вот у нас большой скандал недавно был. Тварь одна, журналистом назвать язык не поворачивается, отозвалась о ветеранах войны мерзкими фразами, даже цитировать-то противно. Что-то типа того, что солдаты Красной Армии были зверьем и убийцами, защищавшими коммунизм, поэтому не заслуживают не только почета, но даже пенсии. Ты вот представь себе, что в какой-нибудь паршивой газетенке поливают дерьмом твоих погибших дедов. Обоих сразу. И что ты будешь делать?

– Ничего. Они имеют право...

– Поливать твоих погибших помоями?

– Та писать! – взвился хохол. – Выражать свое мнение! Можно судиться, в конце концов! Как цивилизованные люди.

– Цивилизованные люди, Володя, такого не напишут. На всем постсоветском пространстве сложно найти семью, которую та война не коснулась бы напрямую. Таких попросту нет. У всех кто-то погиб. У меня прадед погиб и три его брата, родные и двоюродный. И ни одна тварь не смеет осквернять их память. Поэтому, когда оскорбляют моего погибшего деда, мне не хочется судиться. Мне хочется взять дедов автомат и расстрелять их в упор. Когда в прессе оскорбляют ветеранов, спасших страну от фашистов, – это нельзя. Глумиться над святынями целой нации – это нельзя. Это запредел. Это не демократия. Демократия – это не когда плюют в лицо. Демократия – это когда уважают друг друга.