Моя единственная надежда - Элли Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и прекрасно! Теперь ты попала туда, куда надо! – воскликнула она. – Мельбурн – один из самых богатых городов в мире, что касается культурной жизни. Для таких талантливых людей, как ты, здесь столько работы, что можно рыться в ней, как в соре!
В этот миг Райдер осознал, что это он один не понимал, что происходит в этом зале. Взгляд Нади замер на его сестре, его чуткой маленькой Сэм, которая с такой решимостью бросилась в бой. Неужели она все затеяла ради этого? Чтобы свести их с Надей? С Надей, которая теперь использовала ее, чтобы защититься.
И пока эти две женщины, так много значившие в его жизни, смотрели друг на друга, Райдер застыл в недоумении. Впервые в жизни он не знал, что делать.
Чего нельзя было сказать о Наде. Подойдя к Сэм, она положила ей руки на бедра и повернула лицом к окну, как к зеркалу. Потом отвела ее плечи назад и подняла руки в танцевальной позиции.
– Я тоже буду ужасно скучать без тебя, Сэм. Но я не могу здесь остаться. Даже если я не получу работу в «Скай Хай», найдется другая. И она будет где-нибудь не здесь.
– Почему? – Глаза Сэм наполнились слезами.
Надя положила подбородок на плечо Сэм.
– Потому что, как бы ни было здесь хорошо и спокойно, мне пора возвращаться к моей настоящей жизни.
Сэм смотрела в окно, где отражались Надины глаза, и ее губы искривились. Надя слегка сжала ей плечи:
– О’кей?
Сэм неожиданно рассмеялась и сказала:
– О’кей.
А у Райдера в голове вертелась только одна мысль: она уезжает. Она действительно уезжает. И уже начала прощаться.
* * *Надя сидела на краешке бархатной розовой кушетки и просто дышала.
Прошло полчаса, прежде чем ей удалось прийти в себя, и она позвонила Сэм, буквально умоляя ее прийти. Разговор произошел через пятнадцать минут после того, как она положила трубку, поговорив с матерью.
Окрыленная своей победой, Надя решила позвонить матери, чтобы рассказать о просмотре. Она сделала вид, что хочет сообщить Клаудии о том, что уезжает из страны, на случай, если ее это волнует. Когда оказалось, что на нее это не произвело заметного впечатления, Надя повела себя как идиотка, начав лепетать: Я им понравилась, я им действительно понравилась! И дальше разговор сошел на нет.
Надя уронила голову на руки. Да, Райдер был прав, она могла танцевать без одобрения матери. Но, похоже, она до сих пор не могла жить без него.
«Скай Хай» или не «Скай Хай», но она видела только один способ разорвать этот порочный круг – уехать как можно дальше и остаться там.
И какими бы соблазнительными ни казались фантазии, мелькавшие в ее сознании после того, как Райдер приехал к ней в день просмотра, они не могли ничего противопоставить этой горькой правде.
Из центра зала сквозь сладкую мелодию Норы Джонс донесся смех. Надя пошла на звук туда, где в танце покачивались Сэм и Райдер. Они негромко смеялись, склонив друг к другу темные головы. Сэм пыталась указать ему, как танцевать, а Райдер говорил, чтобы она заткнулась и дала ему возможность вести ее.
Надя посмотрела на это неловкое девичье тело, и у нее сжалось сердце. А ее брат…
Когда их взгляды встретились, у Нади перехватило дыхание. И уже не в первый раз. Пока он уверенно проходил шаги танца, у него не было возможности постоянно смотреть на нее. Но каждый его взгляд заставлял Надю класть очередной кирпич в стену, которую она заново возводила вокруг своего сердца. Потому что в тот день, после просмотра, он пробил в ней большую брешь.
Песня закончилась, и Райдер закружил Сэм сначала от себя, а потом к себе. Ее смех наполнил студию, отражаясь от оконного стекла. Один кирпичик из стены вокруг Надиного сердца выпал.
А потом, когда взгляд Райдера снова упал на нее и он улыбнулся только ей одной, в самой глубине ее сердца что-то взорвалось и заполнило все ее существо до последней клетки. Надя все поняла. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы сдержать этот порыв, использовала все средства самозащиты, имевшиеся в ее арсенале.
Ничего не помогло. Ее чувства, ее нежность к Райдеру переполнили ее настолько, что она едва могла усидеть на стуле.
Ее сердце продолжало биться. Легкие продолжали дышать. И все же она знала, что все изменилось. Единственное, что она могла сделать, – это собрать жалкие остатки своей стойкости и держаться твердо.
– Все, конец, ребята, – сказала она, чувствуя боль в пересохшем горле.
– Но у нас есть еще десять минут! – воскликнула Сэм, еще возбужденная после танца.
– Мне кажется, мисс Надя намерена успокоить нас заранее.
Надя вздрогнула, чувствуя, как низкий голос Райдера, словно по протоптанной дорожке, скользнул к ней в душу. Как будто он знал какую-то потайную дверь и умел открыть ее.
– Верно, ребята! – Она встала и обняла Сэм за плечи. – Вы хорошо поработали. Теперь убирайтесь.
Сэм вздохнула, собрала вещи и, сообщив им, что Бен все это время ждал ее внизу в машине, исчезла, оставив Надю наедине с Райдером.
– Ты объяснишь мне, что случилось? – без предисловий спросил он.
– Ты готов, вот и все, – ответила она, избегая смотреть ему в глаза и делая вид, что разбирает фортепианные записи, к которым не прикасалась уже лет десять. – Теперь я могу спокойно отправить вас обоих на танцпол и, не мучаясь угрызениями совести, поставить свое имя под вашим танцем.
– Ты знаешь, что я не это имел в виду. У тебя какие-то новости?
Новости? Верно. Просмотр.
Почувствовав за спиной движение, Надя вся напряглась. А когда рука Райдера легла ей на талию, свет в ее душе вспыхнул с такой силой, что ей показалось, будто она слепнет. Ей потребовались все силы, чтобы не прислониться к нему, к его силе, к его теплу. Вместо этого она повернулась к нему лицом и ухватилась сзади рукой за книжную полку.
– Ничего нового. Я хочу сказать, за последние дни.
– Странно, – сказал он, нахмурившись, – если учесть, что с момента моего прихода ты вела себя как кошка на раскаленной крыше.
Неужели? Ах да. Конечно. Из-за мамы. Свет в душе слегка померк, и ее руки сжались в кулаки. Надя старательно пыталась изгнать мысли о матери из головы. И из своего дурацкого сердца. Это из-за нее Надя не могла совладать со своими чувствами.
– Ты в порядке?
Она отрицательно покачала головой. Потом кивнула. Открыла рот, чтобы рассказать о звонке матери, зная, что только этот человек мог бы понять ее, как никто другой.
Но это его не касалось. Не должно было касаться.
Она посмотрела ему в глаза:
– Все чики-брики.
Райдер явно не поверил ей, но по какой-то причине не стал настаивать. Вместо этого он сказал:
– Докажи. Отпусти эту чертову полку, женщина, и иди сюда.