Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

Треск, скрежет, в разные стороны летят обломки строения, которое мы проходим насквозь, даже не замечая препятствия. И, завершающим аккордом нашей короткой симфонии — противный, раздирающий уши скрежет металла по днищу. Нас встряхивает, и танк снова мчится между сожженных домов. Мелькают впереди силуэты бегущих гитлеровцев, гремят оба пулемёта, курсовой и башенный. Огненные струи трассеров гаснут в телах фашистов.

— Огонь! Дави их, дави!

Кричим мы вместе с наводчиком. Вот оно, упоение боя! Чужая кровь пьянит, как и чувство безнаказанности. Мы выиграли! «Юнкерсы» же, бессмысленно покружившись в воздухе, уходят, так и не решившись сбросить бомбы, а наши танки уже проходят городок насквозь, оставляя позади себя раздавленные в лепёшку орудия, протараненные грузовики, мёртвые тела врагов. Мы гоним их к мосту через реку, и в горячке боя четыре машины проскакивают его на другой берег.

С трудом удаётся докричаться до экипажей и вернуть их назад — ребята не понимают, что в любой момент могут стать добычей бомбардировщиков. А работы нам и в городе хватит — мы же его только прошли, а ещё надо зачистить — в Починке полно недобитых фашистов.

Кроме того, на исходе боеприпасы и топливо. Какой-то запас — если дела пойдут не так, как запланировано — необходимо оставить для манёвра на случай вражеской контратаки. Не бросать же исправные машины, потому что нет горючего?!

Танки занимают позиции на перекрёстках, а пехота прочёсывает дома в пределах их видимости. Если натыкаются на сопротивление, мы поддерживаем огнём. Это даёт отличные результаты, так что к вечеру мы докладываем о выполнении боевой задачи. Когда темнеет, открываем подарок пехоты, тот самый вещмешок. Ого! Колбаса, сало, даже бутылка коньяка. О том, что это коньяк догадываемся по надписи на бутылке — привыкли, что у нас он обозначается звёздочками.

Едва успеваем принять грамм по сто, появляется начальство с подкреплением, но поспать всё-таки удаётся, хотя батальон поднимают в пять утра, приказывая срочно отходить в тыл. Понятно почему: у нас единственные танки, которые немцы не могут подбить, и подставлять их под бомбы — значит потерять зря.

Наше место занимают танкисты Лукина и пехота с зенитным дивизионом, я же веду колонну назад. А там — приятная неожиданность: оказывается, за ночь сапёрный батальон оборудовал для наших машин полноценные капониры. Выкопаны убежища и для личного состава, да еще сверху всё затянуто маскировочными сетями. Пожалуй, с воздуха нас точно не найти, тем более, едва мы въехали в лес, как целая рота солдат тщательно замела все следы гусениц на дороге. Это нечто новое, однако вскоре выясняется, что эти ребята — бывшая команда бронепоезда. Привыкли пути маскировать на своей службе. Молодцы!

Тем временем на нас накидываются снабженцы, и начинается суматоха: машины заправляют, загружают до отказа боезапасом. Суетятся «чумазые» из рембата, торопливо устраняя мелкие поломки и повреждения. У моего танка меняют несколько держащихся на одном честном слове траков, на соседнем — торопливо регулируют топливный насос. А мы считаем попадания: на башне девять, да еще семь на корпусе. Итого шестнадцать — именно столько раз смерть смотрела нам в лицо! Будь у них пушки помощнее, мы могли умереть уже шестнадцать раз. Но вчера костлявая к нам явно благоволила, видно, на потом оставила. Что ж, постараемся, чтоб про нас подольше не вспоминали в небесной канцелярии! А что для этого надо? Правильно! Обеспечить их работой так, что б не до нас было. То есть, побольше фашистов уничтожить…

Нас не трогают целых полдня, до самого обеда. Но в пятнадцать-десять поступает новый приказ: выдвинуться на левый фланг, где идут упорные бои с танками противника, пытающимися окружить освобождённый нами Починок. Становится ясной дальнейшая военная судьба батальона: командование решило использовать нас в качестве эдакой палочки-выручалочки. Что ж, постараемся оправдать доверие…

Глава 20

Наш 4-й полк отведен на переформирование и пополнение. Особенно раздражает последнее: какое в задницу, пополнение! Из всего полка уцелело десять самолетов, на эскадрилью не хватит.

Но уже в районе Ельни неожиданно приходит приказ: принять матчасть, немедленно пополнить личный состав за счет вновь прибывших курсантов — и в бой! Судя по лицу Гетманова, зачитывающего нам строки предписания, приказ нравится ему не больше, чем всем остальным.

В моей новой эскадрилье — снова верные «чайки», новенькие, только с завода. И точно такие же, будто с завода, летчики. В свежем невыгоревшем повседневном обмундировании, с «курицами» на предплечьях и наивной верой в глазах…

— Товарищи красвоенлеты. У кого налет на боевом самолете менее 40 часов — выйти из строя.

Хорошенькое дело! Семеро из десяти. Спасибо тебе, товарищ кадровик!

— Замечательно. На «чайках» летали?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант! — нестройно сообщают они.

Восхитительно… Вот чего мне сейчас еще не хватает для полного счастья, так это грамотно поставленной боевой задачи, и чтобы чтоб немедленно на вылет. Интересно, они на незнакомом самолете вообще хоть взлететь-то смогут?

Мама дорогая, неужто напророчил? К нам со всех ног мчится дежурный по эскадрилье, а за ним пылит наша полковая «эмка». Что случилось?

— Товарищ майор! Вторая эскадрилья проводит плановые занятия по освоению материальной части.

— Молодцы, — Гетманов улыбается. — Ну что, товарищ старший лейтенант, тогда сегодня продолжайте, а завтра, — его голос чуть заметно меняется, — завтра — в бой!

Вот так. На освоение нового для мальчишек самолета — один день. Что ж, начнем…

…Как ни странно, но за этот день мы даже успеваем сделать два вылета. И на удивление не губим и не портим ни одного самолета. Хотя, конечно, ничему серьезному я ребят за эти считанные часы не научил…

Вечером мои новички чинно ужинают в столовой. Я сижу отдельно с единственным «стариком» своей эскадрильи, добродушным великаном-украинцем Сашкой Лисковичем. Бывший шахтер в полку с самого момента его формирования, то есть даже раньше меня. Он с аппетитом уплетает кашу, сдобренную салом и накрошенными в неё маленькими кусочками мяса. Смачно хрустит репчатым луком, каждый раз обмакивая его в насыпанную на блюдце соль. Неожиданно Александр на минуту отвлекается от еды:

— А шо, товарищу комэск, чи вы не чулы, шо воно таке нам назавтра товарищу майор приготовил?

— Откуда, Шуруп?

— Да мени один чоловик казав, що наши, — он хитро подмигивает и понижает голос, — до наступления переходять. А мы их з повитря прикрываты будэм.

Я замираю. В наступление? Давно пора. Значит собрались, наконец, с силами и сейчас выметем это сволочь с нашей земли. Впрочем…

— Это кто ж тебе такое сказал, а?

Он подмигивает еще хитрее.

— Та вы, товарищу комэск, хиба не знаете, хто у нас тут командуэть? Генерал армии Жуков.

Жуков? Это какой Жуков? Тот, что начальник Генерального штаба? Победитель на Халхин-Голе? Тогда, пожалуй, дела и в самом деле должны пойти на лад. Он наверняка немцев побьет.

— Откуда такие данные? — я невольно сам понижаю голос, словно не могу поверить в нашу удачу. — Сорока на хвосте принесла?

— Та ни, — он широко улыбается, — дружка свого встретил. Земляка. У штаби. От вин и казав, що сам Жукова бачив, лично. А вин його знаэ, бо ще ранише, на Халхин-Голе тож бачив…

Что ж, солдатский телеграф — самый надежный вид связи, не доверять которому у меня нет ни малейшего повода. Значит, так и есть. А Лискович продолжает совсем тихо:

— За такэ не грех, — он заговорщицки трогает пальцем кадык, — зовсем трошечки…

Я вытаскиваю фляжку, Александр с готовностью подставляет стакан, залпом смахивает 100 грамм коньяку и довольно морщится:

— Ф-ф-фух… О, це дило. Перед боем треба здоровья поправити та нервы трошки заспокоить…

— Давай-давай, успокаивай, только смотри, чтоб завтра ты у меня был как огурчик! Учти, товарищ лейтенант, ты завтра пойдешь со своим звеном замыкающим. Так что ответственности на тебе — будь здоров…

…Следующий день начинается с нелетной погоды. И хорошо, будет хоть время позаниматься с новичками. Под мелким моросящим дождиком я лишний раз гоняю мальчишек по приборам и оформлению кабины «чайки». Хотя, конечно, кто на «ишачке» летал, на любом другом самолете летать сможет…

Погода устаканивается уже к вечеру. Наши самолеты еще со вчера стоят в полной готовности, с подвешенными 200-килограммовыми бомбами. Бомбометание, конечно, на практике не отработано, но посмотрим. Первый бой все покажет.

На следующий день вылетаем всем полком с нового аэродрома под Вязьмой на поддержку наступающих на Ельню войск. Сейчас мы покажем этим тевтонам, как князь Александр на этом… как его… Чудном озере, что ли Ладно, потом вспомню.