Сердца четырех. Жила-была старуха - Эллери Куин

— Ну?

— Что же произошло на самом деле? Блит убита, все правильно, но не одна. Джон тоже отравлен. Что заставило убийцу изменить свои планы? Почему он убивает не только Блит, но и Ройла — того самого человека, который, согласно первоначальному замыслу, должен был ответить за преступление?

Тай и Лью молчали, сосредоточенно глядя на Квина из-под насупленных бровей.

— Это, как мне представляется, и есть самый значимый вопрос во всей цепи событий. Ответьте на этот вопрос — и вы будете близки к ответу на все остальное.

— Вот и ответь на него, — пробормотал Лью стакану с бренди. — А я все равно скажу, что он псих.

— Но я не пойму, почему он опередил события, — упрямился Тай. — Куда он спешил? Он же мог дождаться, когда Блит получит туза пик, а потом убить обоих. Но он не стал. Он отказался от своего же расписания, разрушил весь этот хитроумный механизм с письмами. Почему? Что за гонка?

— Случай подвернулся, — ответил Эллери. — Совершить два убийства — это, видите ли, труднее, чем одно. А здесь — свадебное путешествие, Блит и Джон в одном самолете, у него появился случай убить их обоих сразу. Такого шанса он не мог упустить.

— Получается, что ловушка на моего отца уже не срабатывала и преступник это понимал.

— Но он все равно уже ничего не мог поделать, кроме как попытаться забрать конверты, и свои указания из почтовой фирмы, и лист с толкованием карт из бунгало. Скорее всего, как справедливо заметил Лью, он просчитал сравнительный риск и решил не дергаться.

— По крайней мере, у нас есть достаточно материала, чтобы убедить Бонни в абсурдности подозрений против моего отца. То, что вы сейчас сказали, свидетельствует о том, что и он стал жертвой. Квин, вы могли бы…

— Что я мог бы? — Квин уже успел погрузиться в собственные мысли и тревоги и теперь с неудовольствием вынырнул.

— Объяснить Бонни, очистить моего отца.

Эллери почесал щеку.

— И тогда вы… я правильно понимаю?

— Мм… да.

— Тай, ни о чем не беспокойтесь. — Эллери вдруг оживился и заговорил преувеличенно бодро: — Забудьте о плохом. Почему бы вам немного не развеяться? Взять отпуск? Знаете, пара недель может совершить чудо.

— Уехать сейчас? — Тай посмотрел угрюмо. — Да ни за что!

— Не валяйте дурака. Только все испортите.

— Сынок, а Квин прав, — влез Баском. — Фильм наш накрылся, и я знаю, Батч тебя отпустит. Ему сейчас не до тебя. У него невеста…

Тай криво улыбнулся и поднялся из-за стола.

— Ну что, пойдем?

— Идите, а я еще посижу, — сказал Эллери и украдкой глянул на часы. — Надо все обмозговать. И вы, Тай, подумайте хорошенько. А счет оставьте мне — я оплачу.

Лью схватил недопитую бутылку бренди, прижал к груди и взял со стула свою шляпу.

— Вот это настоящий друг!

Тай на прощание вяло махнул рукой и вслед за Лью побрел к двери.

А мистер Квин сидел и «мозговал», и необычное волнение было заметно в его обычно невозмутимом взоре.

Глава 14

Без десяти час в кафе «Дерби» появилась Бонни. В панике оглядевшись по сторонам, она сделала короткий рывок к кабинке мистера Квина, быстро села и забилась в уголок, сверкая из своего укрытия огромными глазищами.

— Ну, что случилось? — спросил ее Эллери. — За нами смерть гонится?

— Да, я перепугалась. Меня кто-то преследует!

Приподнявшись, она с опаской посмотрела через перегородку на дверь.

— Ах, топорная какая работа, — пробормотал себе под нос Эллери.

— Что вы сказали?

— Что вам почудилось. Ну кому нужно вас преследовать?

— Не знаю. Если только не…

Бонни замолкла, брови сдвинулись у переносицы. Затем она потрясла головой.

— Вы сегодня просто прелестны, — заметил Эллери.

— Нет, я уверена… большая черная машина. Закрытая машина.

— Бонни, вам следует всегда носить яркое. Яркое необыкновенно подходит к вашему типу внешности.

Она чуть улыбнулась, сняла шляпку и перчатки и кошачьим движением провела рукой по лицу.

— Оставьте в покое мою внешность. Просто я не хочу носить траур. Никогда не верила трауру. Это как… броский плакат. Я даже из-за этого поругалась с Клотильдой.

— Я вас прекрасно понимаю, — подбодрил ее Эллери.

Она тщательно подкрасилась, очень умело — чтобы скрыть бледность.

— Я не хочу афишировать перед всем миром свою потерю. — Она понизила голос. — Эти похороны… Отвратительно. Кляну себя за то, что согласилась.

— Бонни, но ведь ее надо было похоронить, как же иначе? А что такое Голливуд, вам лучше меня известно. Пошли бы кривотолки.

— Да, но…

Она вдруг улыбнулась почти весело и переменила тон:

— Давайте не будем об этом. Можно мне выпить что-нибудь? Я хочу «Дайкири».

Эллери заказал для нее коктейль, а себе бренди с содовой и теперь молча за ней наблюдал. А она взялась за свою сумочку, отчего-то опять заволновалась и, прикрывая беспокойство, развила совершенно ненужную активность по наведению красоты: достала зеркальце, придирчиво себя изучила, подкрасила губы, припудрила носик, зачем-то поправила идеально уложенные волосы. Потом, не глядя в сумочку, вынула оттуда конверт и подтолкнула его через стол к Эллери.

— Вот, взгляните, — сдавленным голосом сказала Бонни.

В этот момент официант принес напитки, и мистер Квин прикрыл конверт рукой. Как только официант ушел, он убрал руку. Бонни встревожилась еще больше.

— Я вижу, наш друг отказался от почтовых чернил, — заметил Эллери. — На этот раз адрес напечатан на машинке.

— А вы разве не видите? — прошептала Бонни. — Конверт адресован мне.

— Я все отчетливо вижу. Когда он пришел?

— Сегодня утром.

— Отправлен вчера вечером, голливудский штемпель, отличная машинка, с очевидными особенностями у букв «б», «д» и «т». Нашему другу пришлось воспользоваться другой машинкой, поскольку принадлежащую Джеку я вчера забрал с собой. И все это должно показать, что письмо напечатали не раньше вчерашнего вечера.

— Посмотрите, что в нем, — попросила Бонни.

Эллери достал из конверта семерку пик.

— Опять таинственный враг, — усмехнулся Эллери. — История повторяется и уже начинает приедаться… — Он быстро сунул конверт и карту к себе в карман и встал: — Привет, Батч!

Возле их столика стоял Вундеркинд и смотрел на Бонни со странным выражением.

— Привет, Бонни.

— Привет, — чуть слышно откликнулась она. Батчер наклонился, Бонни подставила ему щеку. Он выпрямился, не поцеловав ее, и резанул взглядом.

— Вот, пришел на ленч, — сказал он небрежно. — Смотрю, и вы тут, вдвоем. Решил подойти. В чем дело?

— Бонни, по-моему, у вас очень ревнивый жених, — заметил Эллери.

— Да, я тоже так считаю, — натянуто улыбнулся Батчер. У него был болезненный вид — под глазами залегли темные круги, щеки ввалились от усталости. — Я утром не застал тебя — Клотильда сказала, что тебя дома нет.

— Да, меня не было.

— Ты выглядишь получше.

— Спасибо.

— Вечером увидимся?

— А… А почему бы тебе не посидеть с нами? — И Бонни подвинулась, освобождая примерно дюйм на своем стуле.

— Правда, Батч, — сердечно сказал Эллери, — давай к нам.

Острый взгляд скользнул по Квину и на несколько секунд задержался на кармане, в который он сунул письмо.

— Спасибо, нет. Мне надо на студию. Пока.

— Пока, — безучастно сказала Бонни.

Он еще постоял, видимо решая, поцеловать ему Бонни или нет, потом неожиданно улыбнулся, кивнул и быстро пошел к выходу. Им было видно, как вдруг поникли у него плечи, когда швейцар открыл ему дверь.

Эллери сидел, потягивая бренди с содовой. Бонни задумчиво покачивала свой бокал на высокой ножке.

— Чудесный парень Батч, — сказал Эллери.

— Да, очень.

И вдруг Бонни со стуком поставила бокал на стол и крикнула:

— Вы не понимаете — теперь карты начали приходить ко мне?

— Ну, Бонни…

— Вам не кажется… — срывающимся тонким голоском проговорила она, — вам не кажется, что я… следующая?

— Следующая?

— Мама получала предупреждения, и ее… Теперь их получаю я. — Она сделала попытку улыбнуться. — Я не совсем тупая. И мне страшно.

— Значит, вы больше не думаете, что карты вашей матери посылал Джон Ройл?

— Нет, это он!

— Ну, Бонни, вы же не боитесь мертвецов?

— Вчера вечером мне посылал письмо не мертвец! — сердито сверкнула глазами Бонни. — Предупреждения маме посылал Джон Ройл, а мне… — Бонни передернулась. — Мистер Квин, у меня только один враг.

— Вы имеете в виду Тая?

— Я имею в виду Тая. Он продолжает то, что не докончил отец.

Эллери помолчал. Его одолевал сильнейший соблазн продемонстрировать ей всю беспочвенность ее подозрений и развеять эту мрачную тревогу. Приходилось, однако, действовать жестко.