Идеология меча. Предыстория рыцарства - Жан Флори

«Эльфрик не предписывает воинскую функцию одним князьям; он возлагает ее если не на всех бойцов, то, по крайней мере, на всех, кто имеет надежный доспех и столь же хорошо вооружен, как люди, которых на континенте уже в то время обычно называют „рыцарями“».[438]

Мы предпочитаем видеть в них просто солдат, сражающихся, разумеется, мечом, но вовсе не обязательно конных. Воинов, а еще не рыцарей. Но воинов, которым дают более высокую оценку, номинально доверив им роль, доселе принадлежавшую лишь правителям, которых безусловно включают в ordo bellatorum. Возможность такого уподобления давала датская угроза. Его можно встретить несколькими годами позже, около 1010 г., в «Institutes of Polity», авторство которых, несомненно, принадлежит тому же Вульфстану, в то время епископу Вустерскому; используя классификацию Эльфрика, он делит английское общество на oratores, lahoratores, bellatores (в таком порядке), уточняя: последние — это воины, которые должны оружием защищать страну во время войны. На этих трех опорах должен держаться всякий королевский трон.[439] Похоже, что речь ведется не о трех случайных, временных группах, а о трех постоянных «армиях», специализирующихся соответственно на молитве, сельскохозяйственных работах и войне.

Отметим, наконец, положение короля: он царствует, управляя страной, полагаясь на эти три опоры. Именно к нему обращается автор, ему напоминает он о королевской этике, выраженной в семи формулах: король должен бояться Бога, любить правосудие, быть добрым для праведных, но грозным для злых, поддерживать бедных, защищать церкви, судить по справедливости. Формулы в духе Седулия Скота.[440]

II. Во Франции: Аббон Флерийский, Фульберт Шартрский

В те же времена Аббон Флерийский, аббат из Сен-Бенуа-на-Луаре, составляет свой сборник канонических текстов и свою апологетику, посвятив то и другое королям Франции Гуго и Роберту. В 989 г., когда он начинает собирать эти тексты отцов церкви и канонические тексты, Аббон только что вернулся из Англии, а именно из Рамси, английского монастыря, возрожденного монахами из Флери.[441] Собирая эти тексты, он намерен доказать необходимость независимости монастырей от епископов, в частности, Флерина Луаре — от епископа Орлеанского Арнульфа.[442] Тем более что у Аббона есть свой честолюбивый расчет: сделать свой монастырь королевским и стать самому советником нового короля Гуго Капета. Обе этих надежды делают его соперником епископов, которые в духе каролингских времен все еще считают себя естественными советниками короля. Поэтому в 994 г. он напишет «Апологетику» королей Франции Гуго и Роберта, направленную против Арнульфа. Из всего этого понятно, откуда берется его социальная номенклатура. Действительно, среди людей обоего пола он различает три ordines, или три степени. Уточнив, что греха нет ни на одном из них, тем не менее, он располагает их в виде очень характерной иерархии: первое, по его словам, — хорошее, второе лучше; третье самое лучшее. Первый ordo — это ordo супругов обоего пола. Второй — ordo «воздержанных» и вдов. Третий — девственниц и sanctimoniales (монахов). Хорошо видно, что иерархия в этой классификации основана на критериях сексуальной чистоты, и на вершине здесь находятся те, кто не имеет половых контактов и обязуется оставаться «чистым».

Переходя далее только к мужчинам, Аббон вновь различает среди них три ordines; мирян, клириков, монахов. Потом, после долгих рассуждений о добродетели воздержания и о славе, связанной с ней, он более или менее подробно рассматривает состав трех сословий. В сословии клириков он различает три степени: епископов, пресвитеров, дьяконов. Только эти три вида кажутся ему достойными имени clerici. Другие, находящиеся на более низком уровне, в его глазах несколько запятнаны. Действительно — и тут мы снова встречаем его излюбленную идею о сексуальной нечистоте — ведь им позволено жениться, как мирянам. Этот призыв к целомудрию как высшей добродетели позволяет Аббону утверждать, что у мужчин ordo clericorum находится на полпути от ordo мирян к ordo монахов, настолько же выше первого, насколько ниже второго.[443]

То есть система социальных категорий по Аббону строится так:

— На вершине — монахи и девственницы, свободные от всякой сексуальной скверны.

— За ними — высшие клирики, единственно достойные носить свое имя clerici: епископы, священники, дьяконы.

Эта схема позволяет Аббону однозначно утверждать «естественное» превосходство монахов над епископами. Его цель достигнута.

— Третье сословие, сословие мирян, также не однородно. В нем следует различать agricolae и agonistae.

От первых, находящихся в самом основании общественной иерархии, ожидается лишь одно — чтобы они давали церкви необходимое для нее пропитание.[444] На вторых, названных редким словом, до сих пор применявшимся лишь к королям и «ратникам за дело Божье», Аббон возлагает троякую обязанность: довольствоваться жалованьем, не терзать друг друга в материнском лоне, а напротив, объединять свои силы ради отражения противников святой церкви Божией.[445]

Что это значит? Мы имеем дело с глобальным повышением оценки militia, которой присваивается одна из королевских прерогатив — защита церкви? Или эта одна из самых ранних формулировок (разумеется, неполная) рыцарской этики, отнесенной ко всем milites? Мы считаем, что на первый вопрос следует ответить «может быть», а на второй — «нет». Действительно, сама формулировка Аббона Флерийского означает повышение оценки militia. Как и Эльфрик, Аббон, видимо, возлагает задачу защиты страны на всех воинов, а не только на князей, как можно было бы подумать, наткнувшись на слово agonista. В самом деле, предлагаемая ниже этика исключает, что имеются в виду principes. Речь действительно идет о воинах более низкого ранга.[446] Но какого? О простых вооруженных слугах и наемниках, солдатах-профессионалах, которым платят в той или иной форме, судя по первой заповеди их этики — довольствоваться своим stipendium? Или же словом stipendium названы узаконенные обычаем сборы, которые сеньоры руками своих milites взимают с населения сеньории как плату за их защиту? Мы не можем сделать однозначный выбор, потому что к тому моменту, вероятно, существовали и наемные либо находящиеся на содержании milites, которых могла прельщать возможность использовать свое оружие для грабежа, и milites как агенты власти короля, графа или даже сеньора. Эти последние также имели возможность изъять в свою пользу часть того, что они требовали с облагаемых налогом крестьян.

Второе предписание тоже очень неоднозначно. Оно может подразумевать как конфликты между христианскими principes, так и частные войны, месть, aide (кровная месть (ст. — фр.)) и даже ссоры между отдельными солдатами. Все эти конфликты, особенно первые, наносили урон экономике страны и могли считаться возмутительными, пагубными в моральном плане.

Третье наставление призывает agonistae защищать церковь Божью. Но следует ли это понимать как составную часть королевской этики, включавшей в себя защиту клириков и церквей? Это не факт, потому что у Аббона Флерийского термин ecclesia используется не в узком смысле, в каком тогда следовало бы его понимать. На этой странице под ecclesia, похоже, подразумевается совокупность христиан, что подтверждается присутствием этого слова в определении функции agricolae: кормить все общество, а не только духовенство. Иными словами, Аббон предлагает здесь воинам не растрачивать силы в междоусобных войнах между христианами, а сохранять их для борьбы с врагами христианского общества.

Что это за враги? Имеет ли в виду Аббон разорения, произведенные датчанами у его собратьев в Англии, разорения, продолжающиеся уже три года, о которых при его связях с Англией он не мог не знать? Это возможно, но Аббон пишет на Землях по Луаре. Или перед нами первая попытка призвать христианских milites к борьбе с неверными? Этого мы тоже не думаем, разве что речь идет о некой декларации общего характера, теоретическом противопоставлении внутренних войн, пагубных для христианского мира, и необходимой его защиты. Но от кого? Мы теряемся в догадках.

Почему, наконец, выбрано слово agonista, а не bellator, pugnator или, еще проще, miles: ведь, в конечном счете, последнее, похоже, присутствует в его доктрине на заднем плане? Самое правдоподобное объяснение — фонетическое: по «созвучию» с agricola. Но не может не удивлять использование agonista в смысле miles, ecclesia — в смысле patria и приложение к простым воинам этики, определяющей повиновение и возвышение одновременно. Эти несообразности не то чтобы нетерпимы, но они побуждают искать других объяснений.