Магазин шаговой недоступности - Ким Хоён

– А этот бойкот долго продлится?.. – спросил Минсик, чтобы развеять последние сомнения.

Киён разозлился и, опустошив стакан, с силой поставил его обратно на стол.

– Братишка, ты вспомни, что мы за народ. Не слышал, что ли: сейчас все призывают к бойкоту. Движение за независимость провалилось, теперь хоть это будет. Мы же Республика Корея! Ты же знаешь про наше с ними противостояние в футболе и бейсболе? Мы не можем проиграть. Так что ждет японское пиво? Не будет ни одного человека, кто станет его пить! Мы что, не патриоты?

– Ой, ну еще и патриотизм сюда приплел. Я вот тоже бойкотирую японские товары. Давно уже не курю «Мевиус»[29].

– Ну так ты в деле или нет? Я даю тебе возможность вернуть былой успех. Чего тут думать? Ты же знаешь, я избирательный. Говорил тебе не заниматься всем тем, что ты делал. А это сам тебе советую. Неужели Кан Минсик уже похоронил себя?

Друг ничего не ответил и просто указал на стакан. Бармен быстро встал и налил еще. Минсик сделал глоток и ощутил вкус янтарного успеха, который его ждал и манил. Опустив стакан, он отвесил Киёну подзатыльник. Тот нахмурился, а Минсик обратил на него серьезный взгляд.

– Эй, брат, ну кончай сомневаться. Сколько можешь вложить?

Минсик нашел себе трезвого водителя и доехал до Чхонпхадона. Выйдя из машины, он собирался пойти к матери и поговорить, но засомневался. Ему стало неловко являться к ней так внезапно, еще и просить о чем-то. Предложить непьющей матери самой попробовать этот эль и убедиться в его качестве он не мог. Внезапно его озарила гениальная идея. Тихо воскликнув, он повернул в другую сторону.

Магазин. Круглосуточный магазин его мамы. Половина и так принадлежит ему как доля в наследстве от отца. Киён сказал, что эль уже продается в банках. Нужно взять разного в ее же магазине, принести ей домой и в сравнении показать, как можно расширить бизнес!

В одиннадцать вечера в круглосуточном не было ни одного покупателя, отчего он выглядел мрачно и одиноко. Только новогодняя елка блестела и приветствовала его цветными мигающими лампочками. Минсик с грустью на лице открыл дверь и зашел внутрь.

– Добро пожаловать, – прозвучал низкий хриплый голос мужчины средних лет.

Минсик направился прямиком к холодильнику с пивом. Похоже, нашли нового сотрудника на ночные смены. Круглолицего поменяли на мужчину с квадратным лицом. Он вспомнил, как мать пару месяцев назад просила его выйти в ночь, пока не найдется замена ушедшему сотруднику. Совершенно абсурдная просьба. Минсик тогда сильно разозлился на то, что она считала такую работу подходящей для него. Зря он так погорячился и отказался. Может, надо было послушать ее, а затем потребовать расширить свою долю? Но ведь Минсик ни секунды не мог вынести на месте, годном лишь для не принятых обществом мужчин с геометрическими лицами. Ему исполнилось сорок лет – самый расцвет сил! А если общество отвергнет однажды, то дорога назад окажется слишком скользкой. Надежнее заполучить себе целый бар или пивоварню и уже тогда открыть второй акт своей жизни.

Стоя возле холодильника, Минсик размышлял, какое пиво лучше взять. На месте японского стояли какие-то неизвестные бренды из неизвестных стран, однако местного, о котором говорил Киён, нигде не было видно. Он открыл дверцу холодильника, внимательно осмотрел банки, пока не обнаружил две с красочной этикеткой на корейском языке: светлый эль «Пивные горы Собэксан» и золотой эль «Пивные горы Тхэбэксан». Минсик взял по бутылке каждого, прихватил две бутылки китайского «Циндао» для сравнения и направился к кассе.

Мужчина за кассой вблизи оказался еще больше, чем выглядел издалека. Он напоминал медведя или пещерного человека, способного повалить медведя. Забавно. Наверное, с таким сотрудником ночью можно не бояться воров. Наблюдая за тем, как он считывает штрих-коды с банок, Минсик усмехнулся и спросил, указав на «Собэксан»:

– Корейское пиво хорошо продается?

– Ну так.

– А вы пробовали? Как вам?

– Я н-не п-пью.

Мужчина отсканировал штрих-коды и посмотрел покупателю прямо в глаза.

«Ого, у него башка как пивной бочонок, а он не пьет…» – Минсик с интересом присоединился к игре в гляделки.

– Правда? Так с виду и не скажешь.

– Четырнадцать т-тысяч вон.

– Разве четыре банки не десять тысяч?

– Корейское пиво н-не идет п-по акции.

– Почему? Так же увеличатся продажи.

– Хм… не знаю.

– Ну да, вы не в том положении, чтобы знать это. Ладно, сложите в пакет.

Мужчина не пошевелился.

«Что такое? Обиделся на мои слова? А продавцу-то можно так себя вести?»

Продавец терпеливо ждал, и Минсик почувствовал себя неловко. Волевой подбородок и хладнокровный взгляд внушали беспокойство, однако Минсик решил не сдаваться:

– Чего вы ждете? Я же сказал сложить все в пакет.

– Я должен вас рассчитать.

– А, это… Я сын хозяйки. Так что просто запишите где-нибудь на бумажке, – объяснился Минсик, хотя не собирался признаваться, кто он.

Но мужчина все так же выжидающе смотрел на него, будто говоря: «Что, чувствуешь себя неловко, потому что младше?»

– Ну? Собираешься делать что-нибудь? – Минсик решил обескуражить его, перейдя на «ты». – Не слышал, что ли? Я сын хозяйки.

– Д-докажи.

– Что?

– Что ты сын хозяйки.

– А что вдруг тыкать мне вздумал?

– Как и ты мне.

– Слышь! Видел хозяйку? Мы с ней похожи. Формой глаз, выразительным носом. Нет?

– Н-нет. Не п-похожи, – медленно и с иронией произнес мужчина.

Минсик растерялся. Продавец угрожающе смотрел на него с высоты своего роста. Ситуация развивалась неожиданным образом. Минсик решил не держать злость в себе и принялся скандалить:

– Слышь ты, урод! Тебе надоела твоя работа? Я скажу матери… Точнее, нет. Это вообще мой магазин! Я тебя прямо сейчас могу уволить.

– Ты не можешь м-меня уволить.

– Совсем идиот или прикидываешься?

– Если уволишь меня, т-то следить за магазином ночью б-будет некому.

– Людей полно, так что можешь об этом не переживать.

– Т-ты тоже не справишься. А хозяйка б-болеет.

– Что?

– Да, она сама сказала. А сын ни разу даже н-не навестил.

– Хм. Так и сказала?

– Н-не знал? Уже несколько дней она х-ходит в больницу.

– И?

– Твоей маме п-плохо уже несколько дней. Ты д-даже позаботиться о ней не можешь. А если и м-меня уволишь, кто б-будет работать в ночную смену? Думаешь, она? Разве это п-по-человечески?

Внутри Минсика внезапно что-то оборвалось. Боль пронзила все тело, давила и тащила его за собой в темные глубины. Он не знал ни что мать болеет, ни что она так говорит о нем посторонним людям. Мужчина говорил, будто зачитывая ему приговор.

– Сын не должен