О времени, стране и о себе. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает - Юрий Анатольевич Прокофьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я уже был секретарем райкома партии, работал в исполкоме Моссовета, горком партии вопросы борьбы с религией так жестко не ставил. В районе этими вопросами занимались три организации:
– Райком партии – в его обязанности входила атеистическая пропаганда. Он ее проводил среди неверующих и следил за чистотой мыслей комсомольцев: чтобы не крестились, не венчались, не справляли религиозные обряды;
– Исполком райсовета занимался вопросами экономического характера: ремонт, пристройки, аренда земли. Утверждение всяких общественных религиозных организаций, церковных старост;
– Комитет госбезопасности, у которого в этом плане обязанность была одна: контролировать Церковь, чтобы она не занималась антисоветской деятельностью, и контактировать с ней. Среди руководства церковной общины был человек, который контактировал с КГБ. Это ни для кого не секрет.
Нужно было еще до XXVIII съезда КПСС партийным органам перестроить свое отношение к религии. Это пошло бы на пользу.
Есть же два государства: одно бывшее социалистическое – Польша, другое и сейчас социалистическое – Куба, где партии не выступали категорически против религии и где совмещение членства в партии коммунистов и отправление религиозных обрядов не запрещалось.
Во время моей работы в органах власти – Моссовете и горкоме партии – мне пришлось столкнуться с проблемой восстановления храмов и даже строительством новых, и я рад, что кое-что позитивное в этом направлении мне удалось сделать.
На посту секретаря исполкома Моссовета мне приходилось работать уже непосредственно с верующими и церковным руководством, с различными конфессиями, решать в то время многие вопросы. Это входило в мои служебные обязанности.
Именно тогда был единственный случай в Москве, когда на Волхонке, в Доме научно-технического творчества, мы собрали руководителей всех конфессий Москвы – и православной церкви, и католического костела, и мусульманской мечети, и раввинов двух синагог, и баптистов.
Мы провели это совещание, чтобы привлечь внимание священнослужителей к проблемам города. Надеясь, что они в своих проповедях, в работе с прихожанами помогут Моссовету проводить политику по благоустройству города, поддержания правопорядка, взаимоотношений между национальностями и между верующими разных конфессий.
Тогда уже появились положительные начинания: например, в 7-ю городскую больницу, где главным врачом был доктор Соловьев, верующие прихожанки пошли работать санитарками. Там очень не хватало именно этой категории медперсонала.
В это время строился госпиталь для ветеранов войны, и туда тоже нужно было набирать санитарок. На эту грязную, тяжелую работу могли пойти только люди, работающие не ради денег, а из сострадания. Вот об этом и шла беседа на совещании.
После этой встречи представители конфессий стали больше проявлять инициативы. Пришел, например, председатель баптистской церкви в Москве. Он тоже предлагал услуги прихожан в больницах Москвы, и его помощь была принята. Стали приходить с просьбами о возвращении церквей, так как в ряде случаев в районах новостроек было большое число верующих, но ни одного храма. В Ждановском районе, например, с большой плотностью населения часть церкви была действующей, а часть занята какой-то организацией. Просили помочь освободить весь храм.
Количество предложений помощи и просьб со стороны Церкви увеличилось, мы стали относиться друг к другу с большим доверием.
Удалось мне в ту пору решить вопрос о передаче храма в деревне Ржавки Московской епархии. Там собирались создать краеведческий музей. Дело благородное. Экспозиция посвящалась Великой Отечественной войне – ведь Крюково и Зеленоград стали местом ожесточенных боев на подступах к Москве.
Руководство Зеленограда было настроено категорически: музей создать в церкви. И все-таки мне удалось убедить их, что разумнее взять какое-нибудь строящееся в Зеленограде помещение, чем ремонтировать и приспосабливать для этой цели храм.
Тогда же на проспекте Вернадского Московской епархии передали помещение церкви, так как в этом районе вообще не было ни одного храма. За время моей работы в Моссовете передано пять-шесть зданий церквей.
Наверное, самое отчаянное было наше с Сайкиным решение накануне празднования 1000-летия Крещения Руси по вопросу о закладке камня, где будет построен храм в честь этого события.
Проблема долго не решалась, в том числе и потому, что Московская патриархия не могла определиться с местом постройки храма. И вот накануне празднования 1000-летия ее представители приходят в Моссовет: «Мы приняли решение строить на Борисовских прудах в Орехово-Борисово. Там место высокое, красивое».
Бросились звонить в Совмин, а дело было в субботу – никого нет. То же – в ЦК партии. Сайкин даже Горбачева пытался найти, но его с ним не соединили.
Тогда мы по собственной воле выпустили распоряжение Моссовета за подписями Сайкина и Прокофьева о том, что даем согласие на закладку камня на Борисовских прудах, где будет сооружен храм в честь 1000-летия Крещения Руси. Дали команду строителям отвезти туда закладной камень, который Московская патриархия уже подготовила. И мероприятие состоялось!
В июле 1988 года 1000-летие Крещения Руси уже было отпраздновано как государственное событие. Заключительное действо празднования – торжественный концерт по случаю этой даты – проходило в Большом театре СССР.
Общаясь с церковным руководством, пришлось заниматься и восстановлением после пожара Духовной академии в Загорске, и реконструкцией Даниловского монастыря. Гостиницу, правда, так и не удалось построить до праздника 1000-летия, но патриаршие покои успели сделать.
Приходилось бывать на стройках и встречаться с разными священнослужителями, в том числе и с православными строителями, которые в подрясниках трудились, как простые прорабы.
Особенно плотно пришлось познакомиться с руководством Духовной академии, поскольку восстанавливали ее с большим напряжением: работы были очень сложные, а строители наши – народ необязательный. Восстановить требовалось к 1000-летию, так как слушателям академии приходилось жить в нишах монастырских стен, которые забивали досками, оставляя маленькое окошечко. Другого помещения не было.
Ректор Духовной академии произвел на меня впечатление очень умного, широко образованного человека. Я был у него дома и видел его обширную библиотеку с большим количеством светских книг.
Запомнилась встреча с патриархом Пименом – чисто протокольная, когда мы с Сайкиным на Рождество приехали в Загорск. Во главе большого стола сидел Пимен. На столе большое количество салатиков, чай. В торце стоял видеомагнитофон, и патриарх внимательно смотрел, как он сам выступает на каком-то церковном соборе.
Нас посадили за стол, налили чаю и дали по куску пирога. В соседней комнате стоял огромный противень с пирогом, и красивый молодой монах резал пирог на куски и приносил гостям. Разговор был формальный: о здоровье, погоде. Говорил Пимен с трудом и, кажется, не очень понимал, с кем разговаривает. Он был, видимо, сильно болен.
Никаких изменений в моих взглядах на