Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это мы мигом, лошадка свежая. Но, пошла!
Дан вцепился в облучок, ожидая, что вот-вот раздастся крик.
– Быстрее!
Извозчик оглушительно свистнул. Взметнулись голуби, выругался вслед мальчишка-газетчик.
Пролетка вылетела к Гостиному двору. Дан привстал и стукнул извозчика по спине:
– Площадь Святого Ильберта объедем.
Тот оглянулся:
– Но, господин…
– Давай низом, по набережной!
Еще не хватало встретить Такера с его велосипедом.
Колеса загрохотали по булыжникам. Завизжав, шарахнулась с дороги парочка. Зашелся лаем крохотный шпиц на руках дамы. Дан выскочил, не дожидаясь, когда пролетка остановится. Швырнул извозчику монеты.
В кафе было многолюдно. За одним из столиков сидел Грин с чашкой в руках. Рядом, на стуле, лежал свернутый плед. На Дана удивленно оглянулись, и он умерил шаг. Проходя мимо Алекса, бросил, не поворачивая головы:
– Ко мне в номер!
Грин продолжил спокойно пить чай, но Дан был уверен – поднимется.
В вестибюле на конторке спал кот. Портье старательно писал в регистрационной книге.
– Мальчишка, ну, с которым я сюда пришел, вернулся? – спросил Дан.
Портье бросил взгляд на лоток с ключами.
– Да, вейн. Но мне кажется, он…
Дан, не дослушав, взлетел по лестнице. Вскрикнула горничная – едва не сбил ее с ног.
Юрка валялся на кровати, свернувшись клубком. Дан выволок из шкафа мешок и достал арбалет.
– Вставай! Мне нужно убраться из города. Тебе очень рекомендую сделать то же самое.
Мальчишка подняться не соизволил. Дан подскочил, в бешенстве дернул одеяло.
– Живо, сопляк!
– Отвали, – шевельнул пацан сухими, в трещинках, губами.
Шэтова задница!
– Ну-ка, дай. – Вейн тронул ладонью Юркин лоб. Ну конечно же, ледяной. – Ты почему не сказал, что заболел?!
– А с какой стати я должен отчитываться?
Тьфу, чтоб тебя!
Сам пацан не уйдет, это ясно. Не тащить же его с собой! Дан вцепился в амулеты, дернул – треснула у ворота рубаха. Спокойно! А если… Да, так даже лучше. Торопливо, путаясь в шнурках, содрал один с шеи. Рывком заставил Юрку сесть и нацепил на него каменный полумесяц.
– Не снимай, понял? У тебя тень-лихорадка, это такая дрянь… В общем, снимешь – подохнешь.
Глаза у мальчишки были мутными. Дан тряхнул его.
– Ты меня слышишь?
– Да. Отстань!
В комнату ввалился Грин, прислонился к косяку.
– Видал? – показал ему Дан пацана. – Подцепил лихорадку и молчал! Третий день! Придурок!
– Сам, – слабо огрызнулся Юрка.
Грин присвистнул.
– Мне сматываться надо. Закинешь сопляка к отцу Михаилу? Только быстро.
Юрка трепыхнулся под Дановой рукой.
– Не надо меня…
– Заткнись, если сдохнуть не хочешь. Алекс? Ну, пересидите где-нибудь до темноты, узлы скоро заработают, ты же знаешь!
Тот потер лицо, решаясь. Дан ни за что бы не согласился, но ведь это – Грин!
– Хорошо, вытащи его к рыбачьим лодкам.
– А потом куда?
– Не твое дело. Хоть бы ребенка не впутывал.
– Да этот ребенок сам прицепился, как блоха!..
– Хватит, – отрезал Грин, и Дан опомнился. Нашел когда спорить.
Пока они препирались, пацан успел повалиться на бок. Тяжело дышал, закрыв глаза. Дан присел перед ним на корточки.
– Юрка, эй! Я за тобой вернусь, обещаю. Слышишь?
Мальчишка вяло кивнул.
– Я, как выпутаюсь, поспрашиваю. Может, кто знает. Приду за тобой. Ты, главное, амулет не снимай, а то подохнешь. Юрка! Ты понял?
Чертыхнулся Грин, попросил:
– Помоги его одеть.
Вдвоем натянули на пацана куртку и обувь. Мальчишка был как тряпичная кукла, которую долго держали в холодильнике.
– Шевелись, – велел Дан, подставляя плечо.
Юрка тяжело навалился.
– Ну, пресветлая Иша, не оставь нас!
До чего же холодно, в горло будто толченого льда напихали. Лечь бы и накрыться одеялом. Нет, волокут куда-то. Пытался брыкаться, цеплялся за перила – дали по шее. Не больно, но очень обидно. Ступеньки мелькали перед глазами, и Юрка зажмурился.
– Наклюкался, сопляк! – сказал возмущенно Дан, когда лестница закончилась. – Я сейчас вернусь, ключ пока не сдаю.
Звякнул колокольчик. Мявкнул подвернувшийся под ноги кот. Запахло рекой.
– Не сюда! – прошипел Дан. – В обход.
Дернули в сторону. Опять ступеньки. Под закрытыми веками – голубые вспышки.
– Парень, ты только не засыпай, – велел незнакомый голос.
– Я не сплю, – ответил Юрка.
Приоткрыл глаза, загораживаясь ресницами от солнца. Он был у реки, на маленькой деревянной пристани. Покачивались и постукивали бортами лодки. Ветер трепал развешанные для просушки сети.
– Вон ту. Замок, Дан!
Юрку отпустили, и он плюхнулся на доски, скользкие от чешуи.
– Вижу. Сейчас.
Чайка прошла низко над водой, крикнула противно, как железом по стеклу. Юрка нахохлился и втянул запястья поглубже в рукава. Его знобило, дрожал подбородок.
– Мальчишку давай!
Схватили за шкирку.
– Пусти! – просипел он.
– Могу сразу в воду, чтоб не мучился, – вызверился Дан и пихнул в лодку.
Юрка не удержался на ногах. Лег, подтянув колени к груди. Вейн наклонился, проверяя, на месте ли амулет, и сказал тихо, в самое ухо:
– Хочешь выжить – не снимай. Тень-лихорадка так просто не лечится. Я приду за тобой, обещаю.
Что-то шлепнулось на корму.
– Его сумка. Удачи, Грин!
Пристань дрогнула и стала удаляться. Ледяная вода ходила под днищем. Укачивало, хотелось спать, и совсем не волновало, что увозят из Бреславля. «Плевать», – подумал Юрка и повторил в такт движению весел: «Пле-вать».
– Парень, не засыпай!
Кто-то толкнул в спину. Юрка повернул голову. Над ним вздымались каменные дуги-ребра.
– Кит, – сказал он.
В желудке у кита плескались волны, гулко разносились звуки и было очень-очень холодно. Наверное, перед тем как проглотить лодку, кит съел айсберг.
– Мы под мостом. Ты как?
«Нормально», – хотел сказать Юрка, но все поплыло перед глазами, стало блекло-серым, и от тоски сжалось горло.
Кажется, подняли на руки. Грохотала вода, громко, до боли в барабанных перепонках, а ему не давали заткнуть уши. Юрка рванулся… и вдруг стало тихо. Прекратилась качка. Возникли голоса.
– У тебя урожай на раненых мальчишек, Алекс. Что с ним?
– Тень-лихорадка. Третий день заканчивается.
– Ох ты, Всевышний!
Юрку уложили на спину. Попытался приподняться, но его удержали.
– Тихо, тихо. Все хорошо.
Холодно.
– …опять надорвался?
Виноватое бормотание.
– Я думал, Бреславль еще закрыт.
Голоса становились то громче, то угасали.
– …очень слабый, но всегда начинает работать первым. А ждать… ну, сами видите!
Колючее одеяло укрыло до подбородка.
– …не могу, отец-настоятель, надо вернуться.
– А потом тебя рыбаки со дна выловят?
– Да я не туда, скоро у Пастушьих ворот откроется. Как раз передохну.
К Юркиным губам поднесли ложку с чем-то горячим. Он глотнул.
– Мальчишка тебя заждался. Зайди.
– Нет.
– Алекс!
– Вы уж сами… Он проситься будет, а куда я его такой? Отвести и бросить? Я не знаю, что с Вцеславом!
Спать хотелось все сильнее. Юрка натянул плед повыше, спрятал в него нос. Гулко плескало в желудке у кита, и сквозь мерный шум доносилось:
– Скажете ему: Лучевск взят, и фронт уже отошел.
– Стоит ли?
– Да. Мальчишка правильный, а война у них, судя по всему, будет долгой. Мы такое уже проходили…
Блаженное тепло разлилось по телу. Голоса спутались. Какое-то время Юрка еще различал отдельные слова, потом отключился.
Дан, развалившись и надвинув на глаза шляпу, сидел в пролетке напротив театра. На коленях у него лежал пышный веник из роз, удачно маскирующий арбалет. Походный мешок был задвинут под сиденье, там же валялась куртка. Сейчас вейн вырядился в темно-синий пиджак и лазурный жилет, расшитый звездочками.
Только бы представление не закончилось раньше. Он уже принял за первую вибрацию отзвук колес, катящихся по булыжной мостовой, и боялся ошибиться снова. Вслушался, превратившись в натянутую паутинку – такая передает сигналы о том, что в ловушку попалась жертва. Есть?.. Нет, пусто. Может, поехать к другому узлу? Но чаще всего… Дан беззвучно выругался. Не он ли утверждал, что нельзя рассчитать начало сезона?
Подергал галстук, слишком плотно обхвативший шею. Со скучающим видом окинул взглядом улицу: фасад театра, афишную тумбу, по другую сторону площади – модный магазин. Заходящее солнце отражалось в витринах. Прогуливались парочки. Девицы-гимназисточки остановились неподалеку, одна сказала:
– Говорят, в третьем акте у госпожи Николь чудное бордовое платье. По вороту – иноземные кружева, поклонник подарил и заплатил вейну золотом. Нитки тоненькие-тоненькие…
Вот, подумал Дан. Кто-то спокойно работает и хорошо за это получает. А он – идиот! Нет чтобы послушаться внутреннего голоса, который вопил, надрываясь: «Не соглашайся!» Ведь с самого начала, как только переступил порог, чуял: добром это не кончится.
