Калейдоскоп - Сергей Григоров

К вечеру Эс Мерлин понял, что следствие начало буксовать. Первое, что в таких случаях надлежит сделать, — поставить в известность начальство. Он запросил приема у Велы Клаусвар и был принят на удивление быстро.

Вела Клаусвар оказалась довольно миловидной хрупкой женщиной неопределенного возраста (хотя у кого сейчас, когда который уж век на полную мощь работают санатории Анги, а ренень научились выращивать на плантациях, возраст можно определить по внешнему виду?). Ей могло быть и 30 лет, и 300. Форменное платье безукоризненно. Вся — как точеная статуэтка. Брови вразлет, в профиль как хищная птица — Эс Мерлин вспомнил старомодное «женщина восточного типа». Он поймал себя на сожалении, что раньше им не доводилось работать вместе.

— Получив первое сообщение о случившемся, — призналась Вела Клаусвар, — я не могла поверить. Убийству нет места на таких планетах, как Гранис.

— Тем не менее это факт. И меня особенно тревожит, что до сих пор следственные программы не определили личность убийцы.

— Ничего страшного.

— Простите, я вас не понял.

— Вы не следователь, вы — наблюдатель. Прискорбно, что мне приходится напоминать вам ваши функциональные обязанности. Вы несете персональную ответственность не за быстроту достижения результатов расследования, а за то, чтобы оно было проведено законным порядком.

— Я прекрасно понимаю, что дублирование работы уголовно-розыскной службы Граниса не является моей главной задачей. Первым делом я самым внимательным образом просмотрел аттестаты на их оборудование, маркировку программных полей.

— Вот и прекрасно.

— Однако я полагаю, что все затраченные усилия, да и вообще существование нашей Службы оправдывается только при наличии определенного результата. На мой взгляд, необходимо предпринять что-нибудь неординарное.

— Категорически не согласна. — В голосе Велы Клаусвар зазвучал металл. — Я запрещаю вам делать что-либо большее, чем предписано на этот случай инструкциями.

— Почему?

— Неужели вам надо объяснять такие простые вещи? — Сильные эмоции, несомненно, были ей к лицу. — Как вы думаете, чем я была занята сегодня, вчера, прошлую неделю и так далее? Нет, я не занималась делами управления — я готовила справки, доклады, выступления, ответы на официальные запросы действительных членов Галактического Совета. Представляете, на какую тему? Да-да, почему нельзя сокращать информационное пространство наших следственных программ, каким образом можно сохранить эффективность следственной работы при введении того или иного обезличивания информации — высшее политическое руководство Содружества интересуют, кажется, только эти вопросы.

Вела Клаусвар сделала небольшую паузу, успокаиваясь.

— Почему именно так — я думаю, не нужно объяснять. С одной стороны, существует великий информационный закон, запрещающий искажать или засекречивать любую информацию. Каждый имеет право знать все, обо всем и из первых рук. Этот закон действительно велик, ибо в буквальном смысле выстрадан человечеством, как и остальные фундаментальные положения, определяющие свободу и право каждого гражданина на нее. С другой стороны, нормальный человек готов многое отдать, лишь бы сохранить в тайне некоторые свои поступки… да и вообще, разве можно жить, постоянно находясь под наблюдением, как муха в банке? Вот где главный источник наших трудностей. Ограждение людей от чрезмерного любопытства, создание условий жизни, обеспечивающих право на личную жизнь, — залог благополучного существования любого здорового общества. Я думаю, вам излишне перечислять все законные и подзаконные акты, регулирующие обращение и использование информации, считываемой с бытовых компьютеров. Я обращу ваше внимание лишь на тенденцию усиления в последнее время стихийных протестов в этой области — на повальное увлечение смены имен, изменение радужной оболочки глаз, отпечатков пальцев, широкое распространение пластических операций, периодические возвращения моды на ношение масок. Вы задумывались о причинах этих явлений?

— Было дело.

— Очень хорошо, что задумывались, Краткое резюме: плевать, будет достигнут результат или нет, главное — не нарушить ни один запрет, ни один закон. Этого нам не простят. Тем более что, судя по вашему докладу, этот Гуго Ван Теренс был чрезвычайно… любвеобильным человеком.

Эс Мерлин почувствовал, что краснеет. Вряд ли Вела Клаусвар знала, какой шлейф пересудов и слухов тянулся за ней в кулуарах их Службы. Сам он, прикрываясь Орденским высокомерием, любил носить личину большого любителя почесать языком.

— Да, вы правы, — быстро ответил он. — Я не чувствую доминанты политических мотивов убийства. Может, преступник — просто психически больной человек?

— Не смешите меня. Проступок больного человека, повлекший вредные для общества последствия, — преступление не его, а наблюдающего врача, так как современные средства позволяют абсолютно точно поставить диагноз любой болезни. Если вы серьезно

допускаете подобную ситуацию — что ж, составьте рабочую гипотезу и попробуйте доказать факт халатности медицинской службы Граниса. Не думаю, что вы добьетесь успеха, так что не говорите об этом больше никому.

— Может, направить в Галактический Совет прошение об оживлении Гуго Ван Теренса?

— По-моему мнению, Гуго Ван Теренс не тот человек, которого следует оживлять. А что? Каждый день из жизни уходят сотни тысяч людей, всех оживить невозможно. Это чуть ли не единственное благо, доступное лишь единицам. Устанавливать какие-либо правила выбора счастливчиков — значит создавать новую лестницу человеческого неравноправия. Совет отказался от этого. Конечно, есть исключительные случаи, исключительные люди, в отношении которых уместны специальные воззвания к меритским магам с просьбой об их оживлении. Случай Гуго Ван Теренса не относится к такой категории. А-а, понимаю — он сам назовет убийцу и сделает за вас вашу работу. Не надейтесь, такого не будет.

Эсу Мерлину показалось, что Вела Клаусвар очень неохотно, с усилием перебарывая желание «позабыть», достала какой-то документ.

— Предугадывая ваше неуемное рвение, наш генералитет решил провести один эксперимент. Вам разрешено обратиться к профессору Синину, начальнику кафедры искусственного разума Квартарского университета, с просьбой помочь следствию. Разрешается предоставление всей информации, которой вы располагаете, с напоминанием о ее строго конфиденциальном характере. Это разрешение я сегодня же перешлю вам специальной почтой. Вам все ясно? Вопросы есть? Нет? Хорошо. Впредь не отвлекайте меня личными докладами. Установленным порядком пересылайте суточные факт-дайджесты. Если потребуется, я сама вас найду. Все.

Эса Мерлина долго не покидало ощущение логического противоречия. Хрупкая женщина — высокий пост, огромная ответственность. Видимое пренебрежение к расследованию — и требование суточных отчетов. Он вспомнил, что Орденские программы выявили факт ее личного знакомства с Гуго Ван Теренсом. И с Роном Шером. Несомненно, Велу Клаусвар окружала Тайна — самая притягательная и опасная субстанция!

На пятые сутки расследование вышло на так называемую параллель Лоркаса, когда количество отвергаемых гипотез сравнялось с количеством вновь возникаемых. Любое новое предположение могло обернуться выявлением преступника, но почему-то заканчивалось очередным пшиком.

Каждые четыре часа специальные программы сводили результаты расследования в видеодайджесты — набор образцов, картинок, объединенных общей логической связкой. Каждые сутки рождались факт-дайджесты: только факты и сухие выводы. Общепринятая методика контроля рекомендовала следователю просматривать только их. На практике человек обычно снисходил до разбора итоговой записи — кто, как, зачем, прямые и косвенные доказательства, мотивы для частных определений. Специалисты знакомились иногда со статистическими ведомостями: общий объем вычислений, количество ложных гипотез и причины отдания им предпочтений, возникшие антиномии, распределение длительности выполнения операций того или иного вида и прочая, и прочая.

Эс Мерлин не был типичным следователем. Он просматривал все видеодайджесты. Это требовало много времени, и жизнь его была полна хлопот.

Служитель радовался, когда Эс Мерлин утром оставался в гостинице и занимал рабочий кабинет. По-своему подбадривал его. Все, казалось, замирало. Каждый, час — ненавязчивое предложение размяться немного, попробовать чего-нибудь экзотического. На пятом часу занятий возникала некоторая напряженность, обычно без остатка рассеиваемая за обедом. Чтобы продлить занятия, Эс Мерлин вынужденно играл роль сумасбродного трудоголика. Намного раньше, чем он планировал, его терпение истощалось, и он позволял служителю уговорить себя отдохнуть.