Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

– Он может.

– Та чорты що хош сделают, только б он до них не попал.

– А мы, сирые и убогие, сколько лет рядом с ним живем…

– Зато потом в рай попадем, за грехи на земли отмучились.

Барабан учащал ритм, даваемый гребцам, и скоро от перенапряжения сечевикам стало не до юмора. Даже самые болтливые вынужденно перешли на односложные выкрики-подбадривания. До непосредственной атаки наказной атаман ничего больше сделать не мог и невольно предался воспоминаниям.

Война со Швецией, совершенно не нужная и опасно разорительная, накатилась вопреки всем попыткам ее предотвратить. Куда раньше, чем ожидалось, шведы повели наступление сразу тремя армиями. Кривонос разменял свою конницу на вражескую артиллерию и треть пехоты, но отступил к Бресту. Богун здорово проредил вражеские кавалерию и пехоту и также уничтожил всю артиллерию у Делагарди-сына, однако, узнав о расходе боеприпасов и подходе к врагу подкрепления, предпочел отступить к Гродно. Зато Косинский подставил свое войско под удар Делагарди-отца и Радзивилла и был вдребезги разбит, потеряв две трети армии и собственную жизнь – на колу. Деморализованные остатки его армии отступили в Минск, где и попали под окончательную раздачу. Радзивиллу удалось договориться с кем-то в осажденном городе и тайно заслать туда ночью большой отряд наемников, сумевших захватить к утру ворота, через которые и ворвалась литовская конница. Злые на казаков литвины устроили в городе кровавую баню похлеще, чем армия католической лиги в Магдебурге, с самыми что ни на есть натуральными кровавыми ручьями по улицам.

Обеспокоенный этими событиями гетман, собиравший к лету большую армию, в срочном порядке организовал рейд на Гданьск. При этом откровенно недолюбливавший Сирка Богдан, славившийся своей хитрожопостью, сумел повернуть дело так, что Иван добровольно напросился на почти невыполнимое и смертельно опасное задание. Хмельницкий, имевший немалый опыт морских походов, посчитал затею уж очень рискованной. Характерник, которому в помощники навязали еще одного колдуна, Васюринского, это прекрасно понимал, но взялся за дело уверенно. Он чуял, и другой Иван подтвердил, что имеет сходное предвиденье: поход завершится успешно. Однако чуять-то чуял, а мысли о смертельной опасности затеи из головы выбросить не мог. А мало того, самому идти на верную погибель, да еще вести за собой столько достойных казаков… тяжело. Молодой характерник раньше и не представлял, насколько тяжело, однако и не увильнешь ведь, в случае удачи удар по врагу получался страшным.

Теперь можно было не беспокоиться: как раз эти неуклюжие, способные плавать только по течению суда помогут решить поставленную кошевым атаманом задачу – сжечь склады Хлебного острова Гданьска. Естественно, интересовали Хмельницкого и посланного им Сирка не сами сооружения, а то, что в них хранилось – зерно, собранное в прошлом году в Польше. Точнее, та часть, которую удалось шведам сохранить, не отдав голландцам и французам: в Европе в последние годы возник серьезный продовольственный кризис. Хорошо укрепленная крепость на острове со специализированными для хранения хлеба помещениями подходила для сбережения продовольственного запаса идеально.

Уже при разработке плана этого рейда изначально стало ясно, что взять штурмом крепость на острове можно будет только при невероятно большом везении. Хотя возглавили войско сразу два колдуна, Сирко и Васюринский, и один святой, строить расчеты на такую удачу – бога гневить. Об осаде и речи быть не могло, ставку сделали на ракеты с напалмом. Их невеликая, даже по меркам артиллерии середины семнадцатого века точность при пальбе по площади помешать не могла, зато, запылай сразу несколько складов, гарантированно выгорят и остальные: застройка там была очень плотной.

Имей Малая Русь на Буге ракетные каторги, никаких трудностей не возникло бы. Проблема, делавшая рейд походом самоубийц, состояла в том, что с чаек запускать крупные ракеты не получалось: слишком неустойчивой платформой для этого был мелкосидящий в воде кораблик. А перетаскивать в Буг и проводить по мелководьям каторги опоздали безнадежно. Вот и сделали ставку на захват в море более солидного корабля, перегрузке ракет на него и обстрела острова с трофея. Вероятность найти подходящую для этого цель на Висле в это время расценивалась как очень низкая, поэтому рассчитывали на проход в море, где возле Гданьска всегда присутствовали суда и возврат для обстрела обратно в реку. Авантюра чистейшей, ничем не замутненной воды.

Единственное, что давало шанс на удачу – отсутствие шведских боевых кораблей. Их в недавней войне датчане почти полностью уничтожили или захватили, а вновь построенные или купленные у голландцев держались своих берегов. В случае удачи рейда на Гданьск предвиделось резкое усложнение обстановки для всех армий Швеции вне метрополии. От дополнительных поборов и самые надежные союзники взвоют, белокурым гуннам придется вести войну, рассчитывая только на трофеи. В случае неудачи для гетмана невелики потери – полторы тысячи сечевиков, пара колдунов да давным-давно ставший неудобным Срачкороб. Само собой, участниками рейда были только добровольцы: после разграбления Царьграда казаки с легкой душой подписывались на любые авантюры.

Не раз при обсуждении мелькало сожаление, что весной глупо и мечтать о плывущих на север хлебных насадах. Их время – конец лета и осень, а не весна, да и какая, казалось бы, может быть торговля у беспощадно разоряемого юга Польши с прочно оккупированным севером? Разве что шведы, недовывезенные осенью, трофеи вздумают по Висле сплавлять, на это шанс имелся. Про себя именно на них Сирко рассчитывал. Правда, в этом случае предстоял бой с охраной вывозимого имущества, который наверняка заметили бы и на берегу. Заметили и могли сообщить в Гданьск: опередить медленно сплавляющуюся посудину всаднику легко.

Эта встреча кардинально меняла ситуацию, позволяла выполнить задание без запредельного риска, поэтому не то что вслух, про себя радоваться наказной атаман не спешил – боялся спугнуть удачу, она, как известно, девка капризная.

Померяй кто характернику в этот момент температуру, частоту пульса и давление, то в двадцать первом веке его однозначно признали бы больным. Однако сам Иван об отвлечении на лечение даже помыслить не мог: казаку в походе приходится переносить все лишения, которые встретятся. Тех, кто не перенесет, бросят в море или прикопают. Он жаждал увидеть скрывшиеся за мыском силуэты зерновозов, неуклюжих и медленных, но массивных, основательных, вместительных – очень удобных для размещения примитивных пусковых устройств, причем привычного для охранников вида, никак не подозрительных для стражи Хлебного острова. Вслух вроде бы никто и не мечтал, а они вот плывут себе неспешно в нужном направлении. Впрочем, в других направлениях эти насады не ходили – делали их для одного путешествия, до Гданьска, где и разбирали на доски, также востребованный в порту товар.

Насады не растаяли в воздухе и не ускорили свой ход. Первый с прежней неспешностью продолжал свой путь по реке, а экипаж второго – видимо, совсем потеряв соображение от звуков казацких барабанов, задающих темп гребли, – при неуклюжей попытке свернуть круто к берегу развернулся боком к течению. Судя по метавшимся по польским судам фигуркам людей, вопреки античным свидетельствам, бог Пан не погиб, а и в семнадцатом веке от Рождества Христова способен был мутить разум нестойких или недостаточно храбрых мелодией своей флейты. Или характерники придали стуку казацких барабанов, далеко разносящемуся над поверхностью воды, сходное свойство?

Сирко решил атаковать насад, идущий первым, проскочив мимо совершенно потерявшего управление второго, оставив его для абордажа следующему за ним кораблю. Увидев проходящую в непосредственной близости запорожскую чайку, кто-то из экипажа развернувшегося поперек течения судна не выдержал и бросился в реку, пытаясь уйти от казаков вплавь. Учитывая температуру воды, это был, скорее всего, путь не к спасению, а на тот свет. Другой поляк продолжал бессмысленно метаться по судну, третий упал и забился с громкими криками на палубе… от происходящего зримо веяло ужасом и колдовством. Хотя в данном случае волшебство творили не характерники, а казацкая слава. Жутковатая, прямо скажем, для всех окрестных народов.

Передового насада древнегреческая мелодия тоже достигла, но на нем нашелся человек, сумевший противостоять ей и навести там хоть видимость порядка. Впрочем, у трех шляхтичей, размахивающих саблями, но благоразумно не стреляющих, и полутора десятка хлопов и мысли не возникло драться с лезущими с чайки сечевиками. Не стали попусту палить и пошедшие на абордаж казаки. Деловито залезли на высокую, по сравнению с чайкой, палубу, быстро рассредоточились по ней, попутно сгоняя застывших в безвольном ужасе хлопов на нос. Оружие те сами побросали, попыток сопротивляться не делали. Разве что кого-то из них пришлось приводить в чувство стусанами: бедолаги стояли, застыв от страха, и смогли передвигаться только после энергичного внешнего воздействия.