Гладиатор из будущего. Спартак-победитель - Виктор Поротников

То, что я когда-то видел в исторических фильмах, ныне предстало предо мной наяву. Эта реальная действительность произвела на меня сильнейшее впечатление! Римские трубы гудели все громче и громче по мере того, как сокращалось расстояние между плотными шеренгами легионеров и войском Спартака. Грозная поступь римских легионов порождала глухой гул и лязг, эти звуки, растекаясь окрест, наполняли тишину хмурого утра ощущением опасности и тревоги.

Видя, что Спартак сошел с коня, собираясь сражаться пешим, его конные телохранители сделали то же самое. Я и Рес тоже соскочили с коней.

Когда расстояние до нашего войска сократилось примерно до полусотни шагов, легионеры Вариния принялись метать дротики. Смертоносный дождь из пилумов загрохотал по поднятым щитам наших воинов. Я тоже закрылся щитом. И сделал это вовремя — сразу два дротика вонзились в мой щит. Промедли я пару секунд, и римские пилумы сразили бы меня наповал!

Из рядов восставших тоже полетели дротики и стрелы, с дробным шумом обрушиваясь на поднятые щиты легионеров.

Какое-то время дротики, камни и стрелы сыпались и сыпались как на римлян со стороны воинов Спартака, так и на восставших со стороны римлян. Среди шума и грохота то и дело раздавались с обеих сторон вскрики и стоны раненых. К счастью, я не получил ни царапины. Рядом со мной кому-то из воинов пущенным из пращи камнем выбило несколько зубов, кому-то навылет пробило руку стрелой, кому-то острый наконечник дротика пронзил бедро…

Но самое страшное началось, когда римляне и рабы сошлись вплотную. Упираясь копьями в щиты, и те и другие с яростным ревом налегали, давили, теснили неприятелей изо всех сил. Где-то копья ломались, подрубленные топорами, и тогда воины Спартака и легионеры налегали друг на друга, сталкиваясь щитами в щиты. Эта ужасная давка длилась недолго, поскольку боевой строй римлян и восставших рабов продавливался и разрывался под напором то в одном месте, то в другом. Воины хватались за мечи, поспешно нанося колющие удары, так как в тесноте не было возможности сделать замах. Убитых и раненых топтали ногами, не разбирая, кто свой, а кто чужой.

Оказавшись в этой лязгающей железом кровавой круговерти, я очень скоро потерял из виду Спартака, Реса и Эмболарию. Я только и делал, что успевал закрываться щитом и отбивать мечом удары вражеских клинков и копий. Я поражался воинскому умению и стойкости легионеров Вариния, которые совсем не походили на новобранцев. Меня пробирала холодная дрожь всякий раз, когда рядом со мной вдруг раздавался чей-то предсмертный вопль. Чаще это были стоны и крики новичков из войска Спартака, составлявших костяк нашей передовой боевой линии. Сраженные в сече римляне падали наземь гораздо реже.

Римские пилумы изготавливались с такой хитрой задумкой, что вонзившись в щит, они намертво застревали в нем, благодаря длинному и тонкому наконечнику, сгибавшемуся под тяжестью древка. В моем щите торчали, а вернее свисали с него, два пилума. Поэтому я не мог действовать щитом с нужным проворством и вскоре поплатился за это. Какой-то легионер дотянулся до меня своим копьем, поразив меня в грудь с такой силой, что у копья обломился наконечник. И хотя мой панцирь выдержал этот удар, я упал, потеряв равновесие. Об меня запинались сражающиеся бойцы, меня топтали чьи-то ноги… Сбросив с левой руки ставший мне обузой щит, я попытался встать на ноги. В этот миг наскочивший на меня римлянин с перекошенным от ярости лицом рубанул мечом по моему шлему.

Мне показалось, что в моей голове взорвалась горячая бомба, искры от которой обожгли все мое тело. Шум сражения внезапно стал расплываться у меня в ушах и куда-то стремительно отдаляться, словно я провалился в какую-то бездну. Перед моими глазами проплывали красные круги, а мои руки начали судорожно дергаться. Мысли мои смешались. Затем сознание мое и вовсе погасло.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

МЕРТВЕЦЫ НА СТРАЖЕ

В себя я пришел некоторое время спустя. Вероятно, было уже поздно. Я не отдавал себе отчета, сколько времени прошло с тех пор, как я потерял сознание. Запах дыма и подгорелого мяса щекотал мне ноздри. Я попытался вспомнить, где я и как давно здесь. И не мог ничего вспомнить. Меня охватил страх. Некоторое время я лежал неподвижно. Затем собрался с духом, открыл глаза и, словно в тумане, увидел, что лежу на жестком ложе в палатке, груботканый потолок которой образует некое подобие двускатной кровли. Рядом на подставке излучает неяркий свет масляный светильник.

Возле меня стоит Эмболария. Склонившись, она осторожно растирает мне виски клочком овечьей шерсти, смоченным в уксусе. Вот Эмболария заметила, что я часто заморгал. Услышала, как я всхлипнул.

— Хвала богам! Очнулся! — тихо сказала самнитка. — Я уж думала, что ты собрался в гости к старику Харону.

Я ничего ей не ответил. Я тоже услышал всхлип, вырвавшийся у меня из груди. И ужаснулся. Так слабо и жалко всхлипывает новорожденный младенец или старик на смертном одре.

Эмболария вышла из палатки.

Я попытался было крикнуть, попросить ее не оставлять меня одного. Но слова вдруг сбились в ком и застряли в горле. Меня снова охватил страх.

Вскоре Эмболария вернулась с большой глиняной чашкой, в которой дымилась какая-то темная жидкость. Я успокоился и затих.

Прочистив горло кашлем, я спросил:

— Что это?

— Травяной отвар с бычьей кровью и с золой, — ответила Эмболария.

— Кровь и зола? Зачем? — удивился я.

— Так надо. Пей. — Эмболария помогла мне приподняться и подала чашу с зельем.

Я осторожно отхлебнул довольно горячее очень терпкое питье. Подождал, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Потом отхлебнул еще. Перевел дух. И выпил все до дна. К моему изумлению, память быстро прояснилась, все встало на свои места. Мне вспомнилась битва, летящие в меня дротики, лязг и сверкание вражеских мечей, тела павших и раненых воинов у меня под ногами… Меня вдруг переполнила жалость к самому себе. Я закрыл лицо руками и зарыдал.

Эмболария взяла пустую чашу и тихонько удалилась, оставив меня одного.

Горячие слезы, омывшие мое лицо, облегчили мои душевные страдания. Я почувствовал какую-то легкость в теле и вновь улегся на ложе.

Входной полог колыхнулся. Передо мной опять предстала Эмболария. Она присела с краю на мою постель, мягко взяла мои руки в свои сильные ладони, погладила их. Мне было совестно смотреть ей в глаза.

— Ничего страшного, Андреас. Бывает! — участливо промолвила Эмболария. — Человек есть человек. У меня такое тоже бывало, где кровь, там и слезы.

Слова самнитки и тон, каким они были произнесены, наполнили меня признательностью и нежностью к этой могучей молодой женщине. Я взглянул в ее глаза, хоть и несмело. Глаза Эмболарии были большие и полные глубокой грусти. Ее круглое лицо с упрямым лбом и прямым носом выглядело усталым и печальным. Я неожиданно обратил внимание на уста Эмболарии, такие пухлые, яркие и соблазнительные. Раньше я как-то не замечал красоты этих сочных губ. Да и черты лица самнитки, обрамленные темными вьющимися локонами, вдруг показались мне самыми дивными на свете.

Я спросил у Эмболарии, кто вынес меня с поля битвы и чем закончилось сражение?

— Сначала тебя тащил на себе Рес, а когда его ранили копьем в ногу, пришлось мне взвалить тебя на плечи, — промолвила Эмболария. — Римляне разбили наше войско, смяв наш центр и левое крыло. Благодаря Спартаку и Криксу, которые сражались, как львы, удалось избежать повального бегства наших людей. Войско наше отошло за лагерный частокол в относительном порядке, нанеся римлянам ощутимый урон. Однако и у нас полегло около тысячи человек.

— А как там Рес? Как его рана? — забеспокоился я. — Где он сейчас?

— Рану на ноге Реса я прижгла раскаленным железом, — спокойно ответила Эмболария. — Рана у него не опасная. Рес теперь в шатре у Спартака. Там сейчас идут споры о том, что делать дальше. Вновь сражаться с Варинием или отступать?

— Сейчас вечер или утро? — спросил я.

— Сейчас ночь, но скоро уже рассветет, — ответила Эмболария, подавив зевок тыльной стороной ладони.

— Ляг, милая. Поспи. — Я погладил самнитку по обнаженному загорелому колену. — Ты же еле на ногах стоишь от усталости.

— Сейчас лягу. У меня уже постелено. — Эмболария кивком головы указала на другое ложе у противоположной холщовой стенки палатки. — Ты тоже засыпай, Андреас. Скоро силы тебе понадобятся.

Эмболария чуть отодвинулась от меня, собираясь встать, но в следующий миг в ее лице что-то дрогнуло. Она быстро наклонилась ко мне и на краткий миг соединила свои сочные уста с моими пересохшими губами. Я хоть и пребывал в растерянности, однако непроизвольным движением стиснул пальцами обнаженные плечи самнитки, желая продлить такой неожиданный и сладостный поцелуй.