Давай познакомимся! - София Катенина

— Но я тоже люблю Михаила, — неожиданно выпалила Алена. — Не все можно купить за деньги! — В ней внезапно пробудилось пролетарское самосознание.

— Поэтому я и не буду покупать. Я хочу подарить вам кое-что.

Дама нагнулась за стоящей на специальной подставке сумочкой, раскрыла ее и вытащила пачку документов.

— Квартира в Нью-Йорке — слишком далеко для меня, чтобы ездить туда регулярно. Признаться, я надеюсь, что вы заинтересуетесь. Неплохое место. Могу только молиться, чтобы у вас уже не было чего-то подобного. Миша обмолвился, что вы занимаетесь недвижимостью. — Дама вежливо, но настойчиво подталкивала к Алене чертежи, которые на беглый взгляд казались похожими на план какой-то квартиры. — Как профессионал, вы должны оценить.

Если бы Алена и в самом деле занималась недвижимостью за границей, наверное, ее хватил бы инсульт, потому что она поняла бы, что перед ней лежит план роскошных апартаментов Classic Six. Эти шестикомнатные квартиры с отдельным входом для прислуги пользуются в Нью-Йорке непререкаемым авторитетом; стать обладателем подобной американской мечты от недвижимости мечтают все обитатели Манхэттена. Впрочем, и того, что поняла Алена, разглядывая квадратики с надписями на английском языке, было достаточно, чтобы всерьез разволноваться.

— Что... я... буду этим владеть?! — Алена почти кричала от переполняющих ее чувств.

— Я понимаю ваше возмущение, — мягко, почти по-матерински заговорила Алла Михайловна, по-своему истолковав лихорадочный румянец, проступивший на щеках Алены. — Однако вы не можете выйти отсюда без компенсации. Я вижу, что вы искренне привязались к Мишеньке, и я понимаю вас, как никто. В этой квартире есть несколько его картин, думаю, это будет решающим аргументом.

— И билеты до Нью-Йорка, — неожиданно ляпнула Алена. Поймав недоумевающий взгляд Аллы Михайловны, она торопливо добавила: — Мой самолет сломался. Карбюратор барахлит. Ну так сказал первый пилот.

— Конечно, я даю вам время подумать. Если мы договариваемся, — дама, казалось, была готова разрыдаться от радости, — и это единственная потеря, которую я понесу, то мой юрист свяжется с вами послезавтра... нет, завтра. Все формальности будут улажены немедленно.

Алена выходила из «Вертинского» на негнущихся ногах. Кажется, она начинала понимать, что на самом деле означает слово «компенсация».

Глава шестнадцатая, или Оле-оле-оле-оле

С упорством, достойным лучшего применения, мы считаем наше время прогрессивным. Как будто само собой разумеется, что после изобретения беспроводной телефонной связи, аппаратов для оплаты коммунальных услуг и вакуумной чистки лица нас вместе с очередями и угрями покинули и все остальные пережитки дремучего прошлого. Тем не менее стоит заглянуть в исторические события двадцатого века, и окажется, что значительное количество совершенно идиотских поступков приходится на то время, которое мы с гордостью называем «нашим». Стоит задуматься о том, что тампоны «Тампакс» были изобретены американским остеопатом Эрлом Хаасом только в 1929 году, а право итальянским женщинам избирать своих кандидатов введено в 1946-м, через два года после того, как в ЮАР разрешили голосовать африканкам. Кстати, в отличие от прогрессивного Черного континента, Швейцария разрешила своим женщинам избирать кандидатов только в 1971-м, то есть сорок лет назад! В целом же следует признать — главные достижения суфражисток, при всей их сомнительности и неоднозначности, еще слишком свежи, чтобы женщины могли со спокойной совестью чувствовать себя полноправными членами общества. Конечно, нас больше не жгут на кострах за то, что мы загораем топлес, но в некоторых вопросах ничего, кажется, так и не изменилось с пещерных времен. Только пещеры стали покомфортнее, и в часть из них провели горячую воду.

Главной точкой стабильности в нашем нестабильном мире можно, конечно, с уверенностью считать мою маман. Стоит только переступить порог ее идеально прибранной квартиры с портретами Пушкина и Гоголя на стенах, чтобы понять: время здесь полностью остановилось. Те же пироги с грибами, та же вязаная крючком скатерть, от одного взгляда на которую я чувствую свое женское несовершенство, та же селедка под шубой в продолговатом блюде и непременный салат «Мимоза» из консервированного лосося. В этот храм майонеза и семейных ценностей меня приглашают в исключительных случаях — и редко когда удается улизнуть без значительных потерь.

Вот и в этот раз визит вежливости постепенно превратился в серьезное испытание моей вежливости. В самом деле, будь я немного прозорливей, я бы сразу насторожилась. Мамин голос по телефону звучал преувеличенно оптимистично:

— Алло, Катенька? Ты непременно должна заглянуть ко мне сегодня. Принеси пачку чая, у меня закончился.

— Мамочка, я тебя очень люблю, но на вечер у меня были другие планы, — пролепетала я.

Поверить в то, что у мамы закончился чай, мог бы кто угодно, только не тот, кто хоть раз был у нее в гостях. Между нами: у нее даже гречка и сахар стоят мешками на балконе. Если Третье кольцо, не дай боже, возьмут в окружение, мама сможет протянуть несколько десятилетий. Что же касается чая, его маман очень любит и закупает в лавке колониальных товаров — зеленый, красный, а особенно любит молочный улун. Кроме того, она регулярно собирает на даче душицу, мяту, тысячелистник и зверобой, а липу ей привозит в наволочках моя тетя из Вологодской области.

— Мне нравится, что ты говоришь «были», моя дорогая. К нам заглянет Серафима Петровна, она тебя на коленках держала, когда ты была маленькая, и она едет с единственной целью — увидеть, как ты выросла!

Ну да, увидеть, как я выросла, вышла замуж и развелась. Держать отчет перед Серафимой Петровной, которую я видела, когда была маленькая, первый и последний раз. Отличное развлечение! Мама чувствует сомнение в моем голосе и применяет запрещенный прием:

— И давление мне померяешь, что-то скачет.

Что и говорить, через несколько часов, наспех закончив работу, я забегаю в «Азбуку вкуса» за тортом и двумя букетами, маме и Серафиме Петровне, — и вот уже нажимаю знакомую кнопку звонка.

Сказать, что у меня не было завышенных ожиданий к этому визиту, было бы не сказать ничего, однако то, что я увидела, могло бы доконать и более терпеливого человека, чем я.

— Вот, Катюша, познакомься — это Аркашенька. Аркадий Сергеевич. Сын Серафимы Петровны.

После нежных объятий в прихожей меня за руки, как заключенную, ведут в зал, где между пирогом и селедкой находится главное блюдо вечера — холостой и, по-видимому, непристроенный сыночек тети Симы. От одного взгляда на него в жилах стынет кровь и четвертый этаж больше не кажется мне таким уж высоким. Может быть, если разбежаться и прыгнуть в окно, удастся приземлиться на ясень, который гостеприимно раскинул во дворе свои приветливые ветки? Но, как будто уловив ход моих мыслей, Серафима Петровна торопится к окну и закрывает его, а потом задергивает плотные шторы.