Давай поговорим! (сборник) - Михаил Михайлович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – невнимательно спросил сторож, роясь в ветхих недрах крохотного гроссбуха.
– Я хотела спросить, ты не работал прежде по снабжению?
– Обижаешь.
– Обижаю. Специально. Хочу задеть. Зацепить. Лишить душевного равновесия.
– Зачем? – искренне удивился Леонид.
– Ты недостаточно обращаешь на меня внимание.
– Нет, нет, достаточно, для этого этапа, мне кажется, вполне достаточно.
– Какого этапа?
– Нашел! Заводи свою тележку.
– У тебя и такой нет.
Леонид отчеркнул ногтем какую-то запись в книжке.
– Теперь не потеряется. Представляешь, сегодня утром записал и найти не могу. Записываю подряд, а получается хаотически, парадокс.
Вероника уже выруливала на середину реки.
– Заведи себе книжку с алфавитом.
– Совет гениальный, только все эти записи придется в книжку с алфавитом переносить, это все равно что «Капитал» от руки переписать.
– Так что ты там нашел и куда едем?
– Нашел адрес Барсукова, и мы едем по этому адресу.
– Где это?
– На Беговой, подъедем ближе, покажу.
Утренний час пик был давно позади, до вечернего было еще далеко, поэтому машина Вероники пересекала Москву в отличном темпе, почти не встречая препятствий в виде пробок и прочего в том же роде.
– А откуда у тебя мог оказаться адрес Барсукова? – с пятнадцатиминутным замедлением спросила Вероника.
– А что тут такого?
– У меня, например, его нет.
– А почему он у тебя должен быть?
– Они с отцом старые знакомые. Друзьями, конечно, не назовешь, но приятелями назовешь.
– По тому, что наблюдал вчера на веранде, это трудно себе представить.
– А что произошло вчера на веранде?
Леонид красочно, во всех деталях описал события вчерашнего вечера.
– Что происходило ночью внутри дома, извини, наблюдать не пришлось. А утром выяснилось, что господин с бакенбардами бесследно исчез.
– Оставив при этом адрес?
– Адрес мне дал Женя.
– А он каким боком относится к Арсению Савельевичу?
– Пару раз ездил с письмами к нему на квартиру за время своей службы у твоего отца. Запомнил место. Еще до того как устроиться к Модесту Анатольевичу, я расспрашивал о нем Женю. Часто. Твой отец был мне очень интересен, и как ученый, и как личность.
– Мерси, – ехидно сказала Вероника.
– Сегодня утром я, конечно же, все, что мог вспомнить, записал. К этому моменту уже было известно об убийстве Модеста Анатольевича, и любая информация об участниках события становилась ценной.
– Так ты к этим, к археологам, заезжал о нем расспросить, о Барсукове?
Леонид отвернулся и некоторое время смотрел в окно на пробегающие мимо дома.
– Черт его знает. Не исключено, что и о нем.
– Не поняла.
– Я советовался с ними по одному поводу, по поводу одной вещицы. По поводу вещицы, найденной мною сегодня утром возле теплицы.
– Когда человек в обычной бытовой ситуации начинает говорить в рифму, это безвкусно.
Леонид продолжал считать дома.
– Я не знаю, к кому эта вещица имеет отношение. Может статься, что и к Барсукову имеет.
– А что это такое?
– Кусок камня.
Вероника вдруг захмыкала тихонько себе под нос.
– Что смешного?
– У папахена можно было найти в его закромах даже кусок дерьма.
– Зачем ты так?
– Правда, правда. Он мне как-то показывал кусок окаменевшего дерьма динозавра. Величиной с батон. Где он только не бывал и чего только не тащил в дом. Знаешь выражение «хрен моржовый»?
– Знаю.
– Он внутри, оказывается, костяной. Сантиметров тридцать высотой, остренький, белый, с дырочками. Можно как статуэтку на полку поставить. У папахена их было штуки три.
В голосе Вероники звучала непонятная гордость. Леонид не стал поддерживать эту тему ввиду излишней ее пикантности. Дочь Модеста Анатольевича ее тоже оставила, но не потому что ей стало неловко, а потому что тема была исчерпана.
– А как твой отец с ним познакомился?
– С Барсуковым? Старая история. И познакомился он не с ним, а с его учителем, доктором Креером. Не слыхал? Ну, бальзам Креера? Дело химического факультета?
– О бальзаме Караваева слыхал.
– Ты еще скажи, что про Чумака слыхал или про Кашпировского.
– Так ты считаешь…
– Это они считают. Копеечку к копеечке. А Креер из Крыма.
Леонид кивнул, как будто тем, что упомянутый доктор происходил из Крымской области, снимались все вопросы.
– Не помню, где он жил, то ли в Феодосии, то ли в Евпатории. Лет двадцать назад отец ездил лечить к нему простатит. Они разговорились, познакомились, сблизились, как это часто бывает между двумя умными людьми.
– Бывает и наоборот.
– Отец стал навещать его каждый год. Оказалось, Креер не просто провинциальный доктор, а настоящий медицинский гений. Он и с травами экспериментировал, и с грязями, и с атмосферным электричеством. И много, много всякого. Могу путать, но мне позволительно, я и в своих-то рыбах разбираюсь не так чтобы очень.
У доктора имелась в санатории, где он работал, целая лаборатория, но неофициальная. Образование у него было всего лишь высшее, санаторию никакая научная единица не полагалась, и держался он лишь тем, что клиентура его была очень солидная. Такой полу-знахарь, полумедик. Отец не раз ему предлагал, перебирайся, мол, в Москву, устрою. Это когда уже академиком стал. Но доктор Креер всегда со смехом отказывался, мне, говорил, и здесь хорошо. Ему и правда было в Крыму хорошо. Он там был богач и король в своей области. Он даже, наоборот, маскировался. Просил, чтобы о нем в столицах рассказывали поменьше.
– Очень нетипичное поведение для врача. Я слышал, что Гиппократ, например, путешественников лечил вообще бесплатно. Он рассчитывал, что они отправятся дальше и разнесут о нем весть.
Вероника на секунду задумалась, потом резко повернула налево. И тут же сообщила:
– По-моему, глупость. Чего он мог добиться этим? Я имею в виду Гиппократа. Разузнав о хорошем и особенно бесплатном враче, к нему хлынули бы тысячи. Причем все представлялись бы путешественниками. Ему пришлось бы пахать с утра до вечера за спасибо.
Леонид, видимо, представил, потому что брови его резко поднялись.
– Ты куда? Кирпич!
– Так короче. Ну бог с ним, с Гиппократом. Не знаю, достаточно ли яркими красками я обрисовала тебе загадочного доктора Креера, осталось добавить, что при нем то ли ассистентом, то ли почитателем естественнонаучного таланта был наш Арсений Савельевич Барсуков. Он, между прочим, кандидат химических наук, а теперь не исключено, что и доктор. Но не Креер. Он просто преклонялся перед своим бездипломным шефом.
– Скорей всего, тот просто давал ему заработать больше, чем платило государство.
– Банальную ерунду сказал. Арсений Савельевич человек страстный. Мерзкое слово – пытливый, но вот Барсуков именно пытливый человек. Готов жизнь положить ради великого открытия. Такие во времена темного Средневековья занимались поисками эликсира бессмертия. Он человек
