The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире - Майкл Мэлоун

Может показаться, что переезд из Айовы на Манхэттен мог быть пугающим, но для Боба это было уже привычно. Он со своим другом проводил часть прошлых двух летних периодов, работая барменом и официантом в пригородном клубе на север от Нью-Йорка. Это было лучше, чем разбрасывать сено вилами в Гриннелле, оплата была достойной, и два молодых человека иногда могли посещать большой город.

Так что Нойс быстро устроился. Изначально вдохновленный перспективой карьеры страхового статистика, Боб быстро убедился в том, что работа эта невыразимо скучна, зато девушки в офисе милы и многочисленны. По вечерам он бывал на шоу Бродвея, веселился с артистами и драматургами и строил из себя представителя богемы. Как Боб Нойс он делал это превосходно, однако, будучи Бобом Нойсом, быстро перерос и возненавидел это, узнав несколько вещей о силе денег как о причине человеческих поступков: «Некоторые факты вроде тех, как люди бессознательно реагируют на финансовые стимуляторы: если вы заплатите им за смерть, они умрут, если заплатите за жизнь, они будут жить… по крайней мере, среднестатистически».[53] Позже он сказал, что также достаточно понял о том, что нельзя доверять статистике.

Это были долгие, но полезные 9 месяцев: «Я приехал туда с мыслью, что это безопасное и комфортное место для жизни. А уехал с чувством, что это чудовищно скучное место».[54] Он больше никогда не выбирал безопасный путь.

Он вернулся в Гриннелл в январе 1949 года с высоко поднятой головой и быстро влился в ту активную жизнь, которую ненадолго покинул. На первый взгляд все казалось таким же. Боб даже сильно превосходил ожидания того, что сможет присоединиться к однокурсникам на равных с перспективой выпуска в июне. Но все изменилось на более глубоком уровне. Боба Нойса в безумной погоне за идеалом теперь не существовало – теперь ему на замену пришел более серьезный, взрослый Роберт Нойс.

Теперь, как по волшебству, его удача вернулась. По удивительному стечению обстоятельств Грант Гейл перешел в университет Висконсина с Джоном Бардином, а его жена была другом детства ученого. Более того, начальник Бардина, президент Bell Labs (и создатель подводного телефонного кабеля) Оливер Бакли был выпускником Гриннелла – его двое сыновей на тот момент были студентами колледжа, – и он часто высылал факультету физики свое устаревшее оборудование.

В 1948 году, по иронии судьбы как раз тогда, когда Боб Нойс изучал выплаты в Equitable Life, неподалеку от Bell Labs проходила публичная пресс-конференция (а не просто публикация технической статьи), посвященная открытию транзистора Джона Бардина, Уолтера Бреттейна и Уильяма Шокли. Как событие, посвященное PR, это был провал – лишь New York Times посвятила событию несколько абзацев на странице 46. Нойс, который повлияет на судьбу транзистора в большей степени, чем кто-либо другой, даже не увидел этой статьи.

Но в Айове ее заметил Грант Гейл. Он не только вырезал статью и повесил ее в коридоре факультета физики, но также в следующем запросе оборудования к Оливеру Бакли попросил его прислать «пару транзисторов».

Не приходится говорить о том, что у Бакли лишних транзисторов не было, просто лежащих рядом с ним, – устройства пока едва прошли стадию прототипов, а предварительные заказы были расписаны уже на несколько месяцев вперед. Но он был достаточно благосклонен, чтобы собрать техническую информацию Bell Labs и монографии о транзисторах и послать их в Гриннелл.

Возвращение Нойса в Айову происходило приблизительно в то же время. В Гриннелле он обнаружил Гейла, погруженного в эти документы, – и погрузился в них вместе с ним. Гейл будет вспоминать: «Было бы преувеличением говорить, что я много учил Боба… Мы узнавали о нем вместе». Нойс же говорил: «У Гранта был заразительный интерес к транзисторам, который он передал своим студентам… Я стал смотреть на транзисторы как на один из величайших феноменов времени».

К слову, предприниматель уже раскрывался. В то время как для Гейла транзистор был новым полем исследований, Нойс видел, что «это будет чем-то, что было бы здорово использовать, – ну, может, «использовать» – неверное слово, но я рассматривал его как нечто, с чем будет интересно работать».[55]

Не имея возможности подержать транзисторы в руках и протестировать включенными в цепь, Нойс и Гейл были сильно отдалены от понимания лежащих в их основе физических свойств. В частности, технологии полупроводников и нанесения изоляционных материалов с атомарными примесями, чтобы функционирование полупроводника можно было контролировать при помощи слабого стороннего тока – то же самое, чем были одержимы Бардин и Бреттейн десяток лет назад.

Новаторские полупроводниковые интегральные схемы в ранних транзисторах, подобные тем, какие изучали Нойс и Гейл, использовались как усилители, чтобы заменить гораздо более громоздкие, горячие и ломкие электронно-лучевые трубки. Десять лет спустя огромный вклад Нойса будет состоять в том, чтобы установить эти схемы на кремниевые переключатели и создать бинарные единицы и нули в сердце всех цифровых схем, – а затем понять, как сделать их плоскими и соединенными в массивы.

Теперь все же самое большее, что могли сделать Нойс и его профессор, – это понять настолько, насколько возможно, принципы работы транзистора. И хотя это было ограниченное понимание устройства, к концу обучения Боба это все же был уровень почти такой же, как у ученых из Bell Labs. Даже тогда Нойс, будучи все еще студентом, способным понять многое из этой технической информации, был чудом сам по себе – хотя Грант Гейл, знавший молодого человека не хуже других, не был удивлен.

Роберт Нойс окончил образование в Гриннелл-колледже в июне 1949 года с ученой степенью по математике и физике, членством в Phi Beta Kappa, а от своих однокурсников заслужил звание «выпускник, получивший лучшие оценки с минимумом работы». Что характерно, последнее он воспринял с юмором и оценкой настоящего бизнесмена, сказав своим родителям, что награда была вручена «человеку, получившему лучшую отдачу за время, проведенное в изучении».

Боба также приняли в программу докторской степени Массачусетского технологического института (МТИ), и он получил частичную стипендию. Он сказал Гейлу, что планирует сконцентрироваться на движении – в частности, прохождении – электронов через твердые тела.

Стипендия МТИ покрывала расходы на обучение, но не на проживание и питание, обходившиеся в 750 долларов в год. Его родители не могли справиться с такими тратами, так что на каникулы Боб присоединился к ним в Сэндвиче, Иллинойс, и провел жаркое и несчастное лето на стройке – обычно работая с едким, разжигающим плоть (и как мы теперь знаем, канцерогенным) антисептиком для дерева – креозотом. Из этого буквально ранящего опыта Нойс сумел вынести другой жизненный урок: он поклялся, что больше никогда не вернется к физическому труду… и в течение нескольких месяцев после прибытия в МТИ он превратил частичную стипендию в полную.