Акваланги на дне - Шерстобитов Евгений Фирсович

— Я понимаю, — вежливо согласился директор, — я все понимаю. У вас, должно быть, есть какое-то распоряжение, указание… и, наверное, по серьезным мотивам.

— По очень серьезным.

— Хорошо, — живо отозвался директор, — я согласен. Но ведь у нас тоже очень серьезные мотивы. Он единственный дублер, он очень похож на нашего героя, он в конце концов великолепный пловец, подводник…

— Это мы хорошо знаем, — улыбнулся Никифоров.

— Тем более. И мы вправе добиться отмены такого указания. Куда надо обратиться? В область? В Киев?

— В Москву, — насмешливо сказал Алексеев.

— Хорошо, — директор даже не удивился, — я сегодня же вылечу в Москву. Мы снимаем фильм о пограничниках, и пограничники должны пойти нам навстречу.

Он встал, вытер еще раз лысину и, не прощаясь, торопливо пошел к дверям.

Алексеев и Никифоров переглянулись, напористость и уверенность киношного директора понравились им.

— Подождите, — сказал Алексеев и тоже поднялся, — лететь в Москву нет необходимости, у нас Москва рядом, в другой комнате… Попробуйте уговорить полковника.

Директор опять не удивился.

— Куда надо идти? — только и спросил он.

Перед выездом на вечернюю съемку остановилась около Ромкиного дома голубая «Волга».

Вылез оттуда, кряхтя, директор картины и лейтенант Суходоля.

— Останешься здесь, — сказал директор. — Ясно?

А вожатый добавил:

— С категорическим условием: со съемочной площадки — никуда. С утра и до конца съемок. Вечером — дома.

— Я его зачислю на месячный оклад, — снова взялся за платок директор, — и он у меня будет каждый день отмечать свой приход и уход, как все.

— Понял? — сказал дядя Валя, заглядывая прямо в глаза. — Очень я тебя прошу, Ромка. И пожалуйста, сам, один, ничего не решай — подумай прежде, посоветуйся…

— Конечно, дядя Валя, — торопливо заговорил мальчик, — я понимаю, да ни за что на свете…

Он не договорил, почувствовал, что кто-то остановился за спиной, резко повернулся.

Сзади стояла очень довольная, просто счастливая Оксана.

— Оксана, — сказал ей директор, — если готова, садись в «Волгу», мы едем на площадку.

— Нет, — весело замотала она головой, — я в автобусе. Со всеми.

— Как знаешь, уговаривать не буду.

Директор и лейтенант пошли к выходу.

И, уже прикрывая за собой калитку, директор прокричал.

— Марченко! Чтобы и ты у меня вместе со всеми в автобусе.

Только отошла «Волга», подошел автобус. Они уселись рядом на первом сиденье.

— Что я сказала? — спросила девочка тихо и хитро. — Ты рад?

Он ответил тоже тихо, тоже хитро:

— Подумаешь, мне и в море было бы неплохо.

Уже третий день группа снимала вечерние кадры далеко от поселка.

Совсем в безлюдном месте притаился среди скал одинокий домик старого рыбака. Сюда-то и пришли встревоженные Марко и Люда, привлеченные странным тоскливым воем собаки рыбака — грозного сторожевого пса Разбоя.

В первые два дня снимали, как бегут Оксана и Володя к дому. То по дороге, то тропинкой среди скал, то через редкий колючий кустарник.

Третий день должен был стать последним для этого объекта.

Марко и Люда влезают через окно в дом, а остальное — как поведут они себя в чужом, заброшенном доме, с кем встретятся, — все это будет сниматься уже осенью, на киностудии в одном из павильонов.

А пока загримированные и одетые Володя и Оксана прохаживались перед домиком вместе с Егором Андреевичем и репетировали. Только что подъехала осветительная машина, и с нее начали сгружать дополнительные приборы. Рабочие-постановщики переносили по кадру часть «каменного» забора и старательно укрепляли его на новом месте. Звуковики растягивали кабель, а механики готовили к съемке кинокамеру. В стороне, привязанная к дереву, повизгивала овчарка Дейк, которая играла в картине роль пса Разбоя. С ней возился дрессировщик: что-то упрашивал, что-то требовал — тоже, выходит, репетировал.

Все были заняты, у всех была какая-то своя работа. Один только Ромка оказался сейчас не у дел и тоскливо слонялся от машины к машине. Как-то так получилось, что все необходимое уже сделано и больше ничего никому не требовалось.

Ромка предлагал свою помощь и осветителям, и декораторам, и даже звуковикам, но ему вежливо отказывали и советовали посидеть в сторонке, отдохнуть. А отчего отдыхать, если еще устать не успел?

Именно в этот момент наскочил на него Канатов. Увидел и обрадовался.

— Ты что делаешь?

— Ничего, Лев Петрович.

— И отлично и великолепно, — засуетился довольный администратор. — У меня к тебе просьба, не в службу, а в дружбу. Съезди, пожалуйста, автобусом в поселок… в ресторане надо забрать ящик кефира. Помоги, друг…

— Мне нельзя в поселок, — испугался Ромка. А Канатов возмутился.

— Что ты говоришь? Ты понимаешь, что говоришь? — заторопился он. — Раз я тебя посылаю — я за все отвечаю. Войди в мое положение… Шофер на базу еще заедет, косынку девочки забыли, а ты тем временем в ресторане дело провернешь… Понимаешь? Не в службу, а в дружбу.

— Да нельзя мне, — пытался сопротивляться Ромка, — нельзя. Хоть у директора спросите…

— Директора нет, — отрезал Канатов, — а на площадке я хозяин. Ты подсобник? Подсобник. Тебе за что деньги платят? Садись сейчас же в автобус… Не в службу, а в дружбу, — повторил уже мягче. — Сейчас перерыв людям дадим. Должны они перекусить?

Ромка развел руками. А что такого? Съездить на минутку. Только туда и сейчас же обратно.

— Вот и умница, вот и подсобник, — администратор вел мальчика к готовому в путь автобусу. — Найдешь там в буфете Клаву Огородникову и скажешь, что от меня. Она знает, мы уже заплатили.

Шофер торопливо переключил скорости и захлопнул дверцу.

— Не в службу, а в дружбу! — прокричал вдогонку Лев Петрович.

Автобус проскочил центр поселка, свернул в одну из боковых улочек и остановился около одноэтажного старого здания с еще сохранившимися лепными колоннами. Из открытых настежь окон рвалась на улицу музыка, шаркали ноги и громко, весело переговаривались голоса.

Ромка вошел в зал. Все столики были заняты. Несмотря на открытые окна и два мощных вентилятора, сизый табачный дым стелился под лепным потолком, и массивные люстры как бы плыли сквозь легкий туман. Люди пили, ели, смеялись и слушали. Играл небольшой оркестр, а немолодая, но довольно симпатичная певица шептала в микрофон:

Ромка прошел через весь зал к буфету.

— Мне нужна Огородникова, — сказал он.

— Клава! Клава! — закричала в глубь помещения полная, раскрасневшаяся буфетчица. — Огородникова!

И сейчас же из-за занавески появилась чернявая шустрая женщина в фартуке, с засученными рукавами.

— А? Что? — спросила почему-то испуганно.

— Я за кефиром, — сказал Ромка, — Лев Петрович послал.

— Ах да! Ты из кино? — всполошилась Клава. — Ты выходи сейчас и иди во двор, там у служебного входа жди, я вынесу.

И она исчезла за занавеской.

Ромка пожал плечами, мол, ему все равно, где получать, лишь бы кефир был, и пошел к выходу.

Но тут у самой двери столкнулся он с парнем, который, очевидно, специально дожидался его…

— Ага, — сказал парень с пьяной улыбкой, — старый знакомый… Помните, сэр, мы с вами где-то встречались?

Ромка усмехнулся — разве он мог забыть этого «ковбоя»?

А почему он один? Где же дружки? Ромка скосил глаза вправо и увидел приятелей ушастого за столиком, прямо возле окна, в углу.

Дружки манили его к себе.

— Да, да, — сказал и ушастый, церемонно кланяясь, — прошу не отказать…

Он схватил Ромку за руку и потащил к своим дружкам.

— Где же ты пропадал, га? Мы тебя ищем, ищем…

Ромка невольно сделал несколько шагов вместе с ним и вдруг остановился, замер в растерянности. Вместе с дружками ушастого сидел за тем столиком очень уж знакомый мужчина. Мужчина поднял глаза, их взгляды встретились. И Ромка понял, кто это. Он похолодел. Это же был лохматый, тот самый человек, который оставил вещи на пляже. Ромка сделал шаг назад.