Небесные верблюжата. Избранное - Елена Гуро

<III>

Осень

Сухой металлический шум деревьев.

Черные металлические отражения уходят в свинцовую (молчаливую) глубь молчания.

Молчанье над зимовкой барок. Скрипнуло и замолкло. Ставни домов закрыты. Все приготовилось к осаде.

Тянутся вмерзшие, запорошенные снегом барки. Лед на них напирает мысами. Где не замерзло, черная быстрина, окруженная белыми зубцами. Лес все смутнее и облачнее. Горят фонари в городе отчаянным призывом к защите от холода. Река молчания с побелевшими могучими барками, с молчаливыми белыми берегами, свинцовым льдом.

Вечер… молчание…

Закряхтит обледенелое чудовище — лес становится лиловым, смутным, фонари из-за клубящейся массы леса кричат желтым огнем.

…Или бесснежная зима, как осень, где зябнут деревья на ледяном ветре и печально торчат над снегом молчаливые сучья, черные травы и прутья.

Меж снежными зубцами берегов вода струится. Друг на друга лезут барки темные с глазами.

Густыми, яркими, мокрыми красками домов гудят в сером воздухе. Это борьба.

Из оттаявшего снега, крутые черные ребра лодок.

По деревьям расстилался снег, повис в вилках, мерещился белыми пятнами далеко в глубине.

И уже мечта ловила,Как тихо расплывалисьПушистые снежинки,Не скованы морозом.

Деревьев замерли верхи, иЖдало все зари.Вверху скользили облачкаПохожие на сны.

Зыблется майский смех берез.

Синими очами Бог глядит в окна.

Комментарии

Наследие Елены Гуро еще по-настоящему не изучено. Неопубликованной остается значительная часть хранящихся в архивах стихов, прозаических текстов, писем, статей и т. д. Отдельные издания произведений поэта, появившиеся за рубежом в последние десять лет, недоступны широкому российскому читателю (например: Elena Guro. Selected Writings from the Archives // Stockholm studies in Russian Literature № 28 Stockholm, 1995 [публикуемые впервые стихи, прозаические миниатюры, статьи, письма, фрагменты из дневника М. Матюшина]. Елена Гуро. Сочинения // Berckley Slavic Specialities, California, 1996 [переиздание Шарманки, Осеннего сна, Небесных верблюжат; включены также публикации в журналах и коллективных сборниках]. Elena Guro. Selected Prose and Poetry // Stockholm studies in Russian Literature № 25 Stockholm, 1988 [публикация Бедного рыцаря, Дневника; тексты, печатавшиеся в периодике]), а книги, выпущенные в России, не дошли до него, поскольку были изданы весьма скромными тиражами (см.: Елена Гуро. Небесные верблюжата. Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1993: [Небесные верблюжата, Бедный рыцарь, Стихи и проза (далее — Гуро 1993)]. В этой книге, в целом интересной и содержательной, дополненной статьями ее составителя Л. Усенко о русском импрессионизме, высказываниями современников Е. Гуро о ее творчестве и воспоминаниями М. Матюшина, помещен — как принадлежащий Елене Генриховне — рисунок Давида Бурлюка из Садка судей II; кроме того, Л. Усенко перепечатал из шведского сборника 1998 года (см. выше) текст Бедного рыцаря (БР) и примечания к нему, но без предисловия к БР, что делает невозможным расшифровать аббревиатуры и понять, чем руководствовались публикаторы при подготовке рукописи к печати. Елена Гуро. Из записных книжек. (1908–1913). СПб., 1997 (далее — Гуро 1997). Елена Гуро. «Жил на свете рыцарь бедный». СПб., 1999).

Книга «Избранного», выходящая в «Серебряной серии», не претендует на полноту (что потребовало бы издания тома втрое большего объема и другого формата), но имеет целью представить самые интересные и художественно совершенные, на наш взгляд, а, с другой стороны, наиболее характерные для Клены Гуро произведения.

Тексты приведены в соответствие с современными нормами орфографии и пунктуации, за исключением случаев, когда необходимо было сохранить особенности идиостиля автора.

Шарманка

Текст печатается по изданию: Шарманка. Пьесы. Стихи. Проза. СПб., 1909.

Выпуском этой книги заявил о себе как об издателе М. Матюшин (издательство «Журавль» опубликовало не только книги Гуро [были изданы Осенний сон и Небесные верблюжата], но и ряд «веховых» футуристических сборников [Трое, Рыкающий Парнас, оба выпуска Садка судей]; а также книги В. Хлебникова [Новое учение о войне и Время — мера мира], П. Филонова [Пропевень о проросли мировой], брошюру К. Малевича [От кубизма к супрематизму] и перевод книги А. Глеза и Ж. Метценже [О кубизме]). Как считали кубофутуристы, с Шарманки «началась революция в литературе» (см. Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб., 1994. С. 62).

Шарманка вышла в феврале 1909 года с обложкой и рисунками самой Гуро (кроме того, три рисунка были сделаны художницей Н. И. Любавиной; тираж 1200 экз.; с нотами канцоны — музыки к пьесе «Нищий Арлекин» — М. Матюшина). В 1914 году, после смерти поэта, нераспроданные экземпляры книги, со слегка измененной обложкой, поступили в продажу как «второе издание». В седьмом номере журнала «Русская мысль» за 1909 год была напечатана статья о Шарманке близкого друга Елены Гуро, поэта, критика, переводчика Варвары Малахиевой-Мирович — практически единственная полновесная рецензия на эту книгу, довольно подробная и обстоятельная.

«Милая, самой дебютантской неопытностью своей, и свежестью, и наивной принаряженностью, и брыжжущей сквозь манерность искренностью — милая, милая книга. Точно девочка-подросток впервые вышла на сцену — талантливая девочка, которой будут аплодировать за своеобразную прелесть голоса, улыбки, за юный жар интонаций, за прелестный контраст трагизма жизни <…> и детского доверия к жизни, очарованности ею, поцелуя каждой былинке, каждой вещи, каждому мигу.

<…>О ней, об этой книге, нельзя говорить: есть. Она вся im Werden[22].

Но о ней тем не менее хочется говорить, в ее будущее хочется верить.

Автор ее, конечно, женщина, и женщина, конечно, молодая. Она влюблена в жизнь, протягивает к ней руки, как дитя <…>. Есть страницы, они полны лесной свежестью, обвеяны очарованием природы и красотой невозвратимосги. „Да будет!“, — так озаглавлены лучшие страницы в „Шарманке“. На них печать несомненного влияния Кнута Гамсуна. Чувствуется также местами влияние и менее значительных писателей — Блока, Андрея Белого, даже Осипа Дымова… Но чувствуется и другое: как сквозь влияние очаровавших его душу писателей автор выносит свои собственные, своеобразные тонкие ростки, свои образы, свои слова. И аромат книги <…> все же своеобразный, хотя и робкий, смутный еще, но живой и влекущий к себе; так влечет только настоящий, живой цветок.

По форме рассказы напоминают симфонии Андрея Белого. Без начал, без конца.

<…> Пьесы в книге слабы.

Стихотворения, как и вся книга, интересны как попытки, как проба голоса, как наличность материала, из которого впоследствии выстроится нечто. К сожалению, автор, подыскивая образы, боясь, очевидно, больше всего на свете быть шаблонным, иногда пускает в ход неблагородный материал. Попадаются вульгарные сравнения, странные, безвкусно-нелепые образы. Но хочется верить, что это только поспешность, молодая неопытность, молодое доверие своей очарованности миром, для которой мир так хорош, что никакое слово, никакой образ не может уж показаться дурным».

В главе «Елена Гуро» книги Василия Каменского «Путь энтузиаста» (Пермь, 1958. С. 101–102) есть посвященные Шарманке страницы, свидетельствующие о том, как воспринималось творчество Гуро молодыми поэтами авангардной ориентации, еще только вступающими в литературу:

«…Легко дышалось при чтении книги Елены Гуро, и хотелось любить каждую каплю жизни <…>.

Когда мы с Хлебниковым восторженно поздравляли Елену Гуро с выходом в свет Шарманки, она волновалась:

— Вот если б меня так поздравляли критики. Но этого никогда не будет, как не будет ума и вкуса у наших критиков отличить меня от Вербицкой. Впрочем, что я болтаю — ведь им Вербицкая в тысячу раз ближе по глупости и пошлости.

Так, конечно, и было.

О Вербицкой писали, а о Елене Гуро тупо молчали, бойкотировали».

«Бойкот», о котором писал Каменский, был прерван лишь после смерти поэта. В 1914 году Н. Венгров опубликовал в «Современнике» заметку, посвященную анализу всех трех книг Гуро, вышедших к тому времени. Современные критики (Л. В. Усенко и некоторые другие) стараются подчеркнуть слабость и несовершенство Шарманки, ничего или почти ничего не говоря о том, что в ней, пусть еще не в окончательной форме, определилась вся Гуро будущих ее книг — с их особой стилистикой, лейтмотивами, наконец, главным героем (поэтом-мучеником-бедным рыцарем-светлым духом, принявшим на себя все земные страдания). Навряд ли и сама Елена Гуро считала первую свою книгу слабой, несостоявшейся; несовершенной — может быть. Она писала в своем дневнике лишь об ошибке Шарманки: «…„Песни Города“ — слишком в тщеславие, а не в творчество, — в блеск, а не в суть. В душе Творящей исправить» (Цит. по: Гуро 1997. С. 29). А в одном из писем Гуро обнаруживается такая запись: «Многие страницы „Шарманки“ суть желание показать, что многие предметы не так ничтожны, но прекрасны и одушевлены жизнью, в них скрытой. Отсюда — вовсе не случайно обращаюсь все время к неодушевленным предметам, но считаю, что раз созданы и брошены в мир предметы, они взаимодействуют уже как самостоятельные факторы. В каждой вещи есть ее душа, или вложенная в нее ее творцом, автором, или полученная ею из наслоений на нее окружающей жизни. Что-то на вещах остается от взглядов глаз, прикосновения пальцев, от наслоений эпох и времен» (Цит. по: Гуро 1993. С. 260).