Как влюбиться без памяти - Сесилия Ахерн

В четыре утра я сбросила на пол пуховое одеяло и была вынуждена признать, что заснуть мне не удается.

— Ты спишь? — спросила я в темноту.

— Нет, — ответил он.

Я улыбнулась.

— Я там тебе положила записку на кофейном столике. Посмотри.

Он зашебуршился, встал и подошел к столу:

— И что это за хрень?

— Ну читай.

— «Самые лучшие, самые прекрасные вещи нельзя ни увидеть, ни даже потрогать — они постижимы лишь сердцем». Хелен Келлер.[6] — Он помолчал. Потом фыркнул.

— «Когда настает самая черная полоса, зоркий глаз видит вдали свет». Аристотель Онассис, — процитировала я по памяти, снова накрывшись одеялом.

Он никак не отреагировал. Наверное, сейчас порвет мой листок или начнет по обыкновению иронизировать.

— «Поверь, что ты это сделаешь — и ты наполовину уже это сделал». Теодор Рузвельт, — продолжала я.

— Не ссы против ветра, — отозвался Адам.

Я нахмурилась.

— Этого там нет.

— Не покупай телескоп, просто подойди поближе — и все увидишь.

Я улыбнулась.

— Никогда не ешь желтый снег. Не кури. Носи лифчик. Ни с кем не встречайся взглядом, когда сосешь леденец на палочке.

Я захихикала в подушку. Он умолк.

— Ладно, поняла. По-твоему, все эти изречения — лабуда. Но тебе стало лучше?

— А тебе?

Я рассмеялась.

— Вообще-то да.

— Мне тоже. — Он сказал это негромко и ласково.

Я представила, что он улыбается, во всяком случае, я на это надеялась.

— Спокойной ночи, Адам.

— Спокойной ночи, Кристина.

Я мало спала этой ночью, мне не давала покоя одна мысль: осталось восемь дней.

Глава XIV

Как испечь пирог в подарок и насладиться им сполна

Детектив Магуайр сидел напротив меня в допросной полицейского участка на Пирс-стрит. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки. Вид такой, будто он провел ночь на бурной вечеринке. Я понимала, что это не так. Он очень неохотно согласился со мной встретиться, заранее предупредив, что сначала сам выслушает, что у меня на сей раз стряслось, а уж тогда решит, привлекать ли к делу своих коллег. Я так поняла, что он выступит в роли своего рода фильтра и, если моя жалоба того не заслуживает, не станет попусту тратить время полицейских. На лбу у меня выступила испарина. В комнате стояла удушающая жара, ни окон, ни вентилятора там не было. Если б я была подозреваемой, то немедленно призналась в чем угодно, лишь бы побыстрей оттуда выйти. Хорошо хоть, мне удалось настоять, чтобы он оставил дверь открытой и я могла краем глаза присматривать за Адамом.

— Это у вас хобби такое — возиться с самоубийцами? — спросил Магуайр, когда я пришла в участок вместе с Адамом.

— Я помогаю ему трудоустроиться, — отрезала я. Нельзя сказать, что это была уж совсем неправда.

Посмотрев за дверь, я удостоверилась, что Адам все еще там. Видно было, что он устал и ему скучно, но, главное, он был на месте.

— Взяли работку на дом, а теперь притащили с собой сюда? — осведомился он.

— А вы вообще дома не бываете? — хмыкнула я.

И только тогда поняла, что он почти готов был открыться, а моя язвительность вынудила его снова захлопнуть створки. Он вернулся к роли представителя закона и поерзал на стуле, явно ругая себя за то, что едва не проявил слабость.

Мне стало неловко, я вдруг поняла, что мне проще общаться с жестким Магуайром. Не хотелось расслабляться и посвящать его в свои личные обстоятельства.

— Ладно, давайте еще раз. Значит, вы считаете, что мужчина в черной кожаной куртке и свитере с отвисшим воротом, возможно, выходец из Восточной Европы, разбил ваше лобовое стекло клюшкой для хоккея на траве, потому что вы, возможно, оказались свидетелем сделки по продаже наркотиков между этим мужчиной и людьми в черной машине с затемненными стеклами — о которых вы ничего конкретного не запомнили. Все это было на сельской дороге, которая находится неизвестно где, — вы этого не знаете, потому что играли в «дорожные потеряшки». Я правильно излагаю? — Голос у него был утомленный.

— Только машина не моя, а моей подруги Джулии, а в остальном все верно.

Я пришла заявить об этом спустя три дня после происшествия, потому что помогала Амелии с похоронами, а еще потому что была занята проблемами Адама, но в первую очередь — я всячески избегала общения с Магуайром, однако в итоге поняла, что, кроме него, мне обратиться не к кому.

— Почему вы сказали «возможно, из Восточной Европы»?

— Ну, у него был такой вид, — неопределенно пояснила я, жалея, что вообще об этом упомянула. — Здоровенный, с тяжелым подбородком, широкоплечий. Но когда он взял клюшку для ирландского хоккея, в нем появилось что-то местное… — Я запнулась и покраснела, а Магуайр насмешливо кивнул.

— То есть если б он взял топор, то стал бы русским, а бейсбольную биту — американцем? А достань он палочки — превратился бы в китайца, так, что ли? — Он ухмыльнулся, довольный своей шуткой.

Я проигнорировала его насмешки.

— Кто-нибудь еще может подтвердить ваш рассказ?

— Да, Адам может.

— Самоубийца?

— Несостоявшийся.

— А есть какие-нибудь еще свидетели, которые не пытались покончить с собой за пять минут до происшествия?

— Он пытался это сделать за пять дней до того. А кроме нас все видела моя племянница.

— Мне нужны ее данные.

Я немного поразмыслила об этом.

— Хорошо. Записываете?

Он лениво достал ручку и открыл новую страницу в блокноте, который был девственно чист, если не считать моих показаний, записанных им за последние десять минут.

— Диктуйте.

— Ее зовут Алисия Роуз Талбот, вы найдете ее в детском саду «Веселые обезьянки» на Вернон-авеню в Клонтарфе.

— Она там работает?

— Нет. Она туда ходит. Ей три года.

— Вы издеваетесь, черт подери? — Он отшвырнул ручку.

Адам встревоженно заглянул в комнату.

— Нет, но мне кажется, вы надо мной издеваетесь. По-моему, вы не воспринимаете все это всерьез.

— Слушайте, я привык искать простые объяснения, в них обычно и содержится истина. А в вашей истории про русских наркодилеров, бегающих с хоккейными клюшками по пустынным проселкам, столько всяких нестыковок и неувязок, что я сомневаюсь, реальна ли она вообще.

— Но это было!

— Возможно.

— Было.

Он промолчал.

— И каково же тогда простое объяснение? — спросила я.

— Я знаю, что вы ушли от мужа.

От удивления я чуть не поперхнулась. Вот уж не думала, что разговор пойдет об этом.

— Это было в ту ночь, когда первый пытался застрелиться, — услужливо напомнил он.

— Какое отношение ко всему этому имеет, когда я ушла от мужа?

Он потер колючий, покрасневший от постоянного бритья подбородок. Надо бы ему, что ли, смягчающим кремом пользоваться. С полминуты он молча меня разглядывал, так что и правда почувствовала себя как на допросе.

— А это как-то было связано с тем самоубийцей?

— Нет… да… может быть, — запинаясь, пробормотала я, не желая говорить правду. — Зачем вам это?

— Затем. — Он поерзал на стуле и принялся барабанить пальцами по раскрытому блокноту. — Я уже давно на этой работе, и — спросите у любого специалиста — нельзя допускать, чтобы рабочие проблемы влияли на семейную жизнь.

Я изумилась и хотела сказать что-нибудь резкое, но потом прикусила язык. Судя по всему, ему нелегко было это выговорить.

— Я ушла не из-за того, что случилось с Саймоном. Но все равно спасибо. За совет.

Он молча смотрел на меня, потом наконец перешел к сути:

— Как вы считаете, ваш бывший муж мог иметь отношение к разбитому стеклу?

— Ни в коем случае.

— Откуда вы знаете?

— Потому что он не такой человек. Он слишком бесстрастный. Из него даже футбольный болельщик не вышел — не хватает эмоций для сопереживания. А друзья как-то подарили ему на день рождения флюгер, чтоб держал нос по ветру, ведь своего мнения у него просто нет. Честно, если б вы его знали, вам бы и в голову не пришло это обсуждать. Давайте двигаться дальше.

— Как он воспринял ваш уход?

— Господи, Магуайр, ну это вообще не ваше дело, — завопила я и вскочила со стула.

— Это дело о разбитом стекле, — спокойно заметил он. — У нас есть брошенный муж, обиженный и, я думаю, негодующий. Возможно, пока вы были вместе, он вел себя тише воды, но вы не представляете, как иногда меняются люди. Как будто рычажок повернули — и бац, другой человек. От него поступали какие-то угрозы за последние несколько недель?

Он правильно расценил мое молчание.

— Но ведь машина-то не моя, — пыталась возразить я. — Он это знает. Зачем вредить другому человеку, не мне?

— Машина вашей подруги, это я понял. Но ездите на ней вы. А он сейчас не очень рационально мыслит. Кстати, как он относится к этой Джулии? Ничего вам о ней не говорил?