Сердце огня - Роман - Агата Кристи

В ее голосе, когда она здоровалась с ним, послышались облегчение и неожиданная сердечность.

У Дерека потемнело лицо, и он встал. Однако заговорил он с деланной беззаботностью.

— Леди Тэмплин щекочет нервы? Я, пожалуй, присоединюсь к ней, чтобы объяснить преимущества своей системы.

Он повернулся и оставил их вдвоем. Кэтрин опять села. Сердце ее билось часто и неровно, но, перекидываясь ничего не значащими фразами со своим спокойным, немного насмешливым собеседником, она снова взяла себя в руки.

И вдруг с ужасом поняла — Кнайтон тоже собирается объясниться с ней! Что он и сделал, почти так же, как и Дерек, хотя и в иной манере.

Он был насмешлив и немного заикался, быстро произносил фразы и не заботился о красноречии.

— Как только я увидел вас… я… Мне не следовало открываться так скоро, но мистер Ван Алден может уехать отсюда в любой момент, и у меня больше может не оказаться возможности. Я знаю, вы не могли полюбить меня так скоро. И все-таки осмеливаюсь сделать вам предложение. У меня есть средства, правда небольшие. Я знаю, каков будет ответ. Но на тот случай, если я внезапно уеду, я хочу, чтобы вы знали — я вас люблю.

Кэтрин была растрогана.

— Еще одно. Я хотел сказать, что если… если вы когда-нибудь попадете в беду, все, чем я смогу вам помочь…

Он взял ее за руку, молча сжал, а затем быстро, не оборачиваясь, ушел.

Кэтрин осталась на скамейке, глядя ему вслед. Дерек Кеттеринг, Ричард Кнайтон… Боже мой, не лучше ли было прежнее уединение? Тут Кэтрин испытала что-то странное, как бы галлюцинацию: ей показалось, что с ней рядом убитая — Руфь Кеттеринг. Руфь, казалось, хотела заговорить, будто дух Руфи Кеттеринг хотел открыть Кэтрин что-то жизненно важное. Потом все пропало. От волнения Кэтрин встала, ее била дрожь. Что хотела сказать Руфь Кеттеринг?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ПОКАЗАНИЯ МИРЕЛЬ

Покинув Кэтрин, Кнайтон пошел искать Эркюля Пуаро. Он нашел его в казино, беспечно ставящим минимальные ставки на случайные номера. Когда подошел Кнайтон, выиграл номер тридцать три и ставку Пуаро забрал крупье.

— Не везет! — сказал Кнайтон. — Будете еще ставить?

Пуаро покачал головой.

— Не теперь.

— Захватывает игра? — с любопытством спросил Кнайтон.

— Только не рулетка.

Кнайтон бросил на него встревоженный взгляд и сбивчиво заговорил:

— Вы сейчас не заняты, месье Пуаро? Я хотел бы спросить вас кое о чем.

— Я в вашем распоряжении. Может быть, уйдем отсюда? На воздухе так приятно, светит солнце.

Они вышли. Кнайтон сделал глубокий вдох.

— Я люблю Ривьеру, — сказал он. — Я впервые попал сюда двенадцать лет назад, во время войны — лежал в госпитале леди Тэмплин. После болот Фландрии показалось, что попал в рай.

— Так оно и должно было быть, — сказал Пуаро.

— Теперь кажется странным, что когда-то была война, — Кнайтон задумался.

Они некоторое время шли молча.

— Вы что-то узнали? — спросил Пуаро.

Кнайтон удивленно посмотрел на него.

— Да, — сказал он, — но как вы догадались?

— Ну, для этого достаточно просто посмотреть на вас, — сухо ответил Пуаро.

— Не думал, что по моему лицу так легко читать.

— Физиогномика — составная часть моей профессии, — с достоинством пояснил бельгиец.

— Ну так вот, месье Пуаро. Вы слышали об этой балерине — ее зовут Мирель?

— Любовница Дерека Кеттеринга?

— Да, она самая. И, зная то, что вы только что упомянули, мистер Ван Алден очень предубежден против нее. Она написала ему, прося о встрече, и он приказал мне послать ей короткий отказ, что я и сделал. Но сегодня утром она заявилась в отель, прислала со слугой визитную карточку, написав, что у нее жизненно важное дело и что ей немедленно нужно встретиться с мистером Ван Алденом.

— Вы заинтересовали меня, — сказал Пуаро.

— Мистер Ван Алден вышел из себя и приказал мне ответить ей так, что я позволил себе не согласиться с ним. К тому же, мне казалось вполне вероятным, что эта женщина может дать нам ценную информацию. Она тоже ехала в «Голубом поезде» и могла видеть или слышать что-то, для нас очень важное. Вы согласны со мной, месье Пуаро?

— Да, — сухо сказал Пуаро, — месье Ван Алден, простите, вел себя исключительно глупо.

— Я рад, что вы так смотрите на дело, — сказал секретарь. — А теперь я расскажу вот что, месье Пуаро. Поведение мистера Ван Алдена показалось мне таким недальновидным, что я лично спустился в вестибюль и поговорил с дамой.

— Eh bien? И что же?

— Трудность заключалась в том, что она настаивала на свидании с самим мистером Ван Алденом. Я, сколько мог, смягчил его ответ — если уж быть точным, я его фактически совсем изменил, сказав, что мистер Ван Алден занят и не может ее принять и что она может передать все, что ей угодно, через меня. Она однако не решилась и, не сказав больше ничего, ушла. Но у меня осталось впечатление, месье Пуаро, что эта женщина многое знает.

— Любопытно, — спокойно сказал Пуаро. — Вы знаете, где она остановилась?

— Да, — Кнайтон сообщил название отеля.

— Отлично, — сказал Пуаро, — едем немедленно.

— Но мистер Ван Алден? — с сомнением спросил секретарь.

— Месье Ван Алден — упрямый человек, — сухо сказал Пуаро, — а я не спорю с упрямыми людьми. Я просто делаю то, что нахожу нужным. Мы немедленно едем к этой женщине, я скажу ей, что месье Ван Алден уполномочил вас действовать от его имени, а вы будете себя вести так, чтобы не противоречить мне.

Кнайтон все еще колебался, но Пуаро не обратил внимания на его сомнения.

Когда они приехали в отель, Пуаро отослал с посыльным свою и Кнайтона визитные карточки, написав карандашом: «от мистера Ван Алдена».

Посыльный быстро вернулся.

— Мадемуазель ждет, — сказал он.

Когда их провели в номер балерины, Пуаро сразу же начал свою атаку.

— Мадемуазель, — сказал он с поклоном, — мы пришли к вам по поручению месье Ван Алдена. Он нездоров, у него простужено горло, но я уполномочен действовать от его имени, так же как и майор Кнайтон, его секретарь. Впрочем, если мадемуазель обождет недели две…

В одном Пуаро был совершенно уверен — в том, что для женщины с таким характером, как у Мирель, само слово «ждать» должно быть ненавистным.

— Eh bien, я буду говорить с вами, господа, — она перешла почти на крик. — Я терпела. Я сдерживалась. А зачем? Чтобы меня оскорбляли? Да, оскорбляли! О! Он думает, что со мной можно так обращаться — выбросить Мирель, как старую перчатку. Никогда! Никогда мужчины не уставали от меня, — напротив, именно мне они всегда надоедали.

Она прошлась взад-вперед по комнате, ее стройное тело сотрясали судороги ярости. По пути ей попался столик и она отшвырнула его в угол с такой силой, что он сломался.

— Вот что я с ним сделаю, — крикнула она, — и вот еще!

Она схватила стеклянную вазу с лилиями и бросила ее об пол. Ваза разлетелась вдребезги.

Кнайтон смотрел на нее с холодным неодобрением, как умеют смотреть только англичане. Он был шокирован и чувствовал себя неуютно. У Пуаро, наоборот, блестели глаза и он наслаждался спектаклем.

— Как великолепно! — воскликнул он. — У мадам есть темперамент — сразу видно.

— Я артистка, — сказала Мирель. — У каждого артиста есть темперамент. Я сказала Дереку, чтобы он поостерегся, но он не послушался, — она вдруг резко обернулась к Пуаро. — Правда ли, что он хочет жениться на англичанке?

Пуаро кашлянул.

— Ou m'a dit, — тихо сказал он, — думаю, что он страстно влюблен в нее.

Мирель подошла к нему вплотную.

— Он убил свою жену, — провизжала она. — Ну вот, теперь вы знаете! Он заранее говорил мне, что убьет жену. Он был разорен — ха-ха! И нашел самый простой выход.

— Вы утверждаете, что месье Кеттеринг убил свою жену?

— Да, да, да! Повторить еще?

— Полиция, — спокойно сказал Пуаро, — захочет иметь доказательства.

— Я видела, как он выходил из ее купе той ночью.

— Когда?

— Как раз когда поезд подходил к Лиону.

— Вы можете присягнуть, мадемуазель?

Пуаро теперь говорил строго и решительно.

— Да.

Установилось молчание. Мирель тяжело дышала, а ее взгляд — наполовину вызывающий, наполовину испуганный — перебегал с Кнайтона на Пуаро и обратно.

— Серьезное дело, мадемуазель, — сказал детектив, — вы сознаете, насколько оно серьезно?

— Конечно.

— Отлично, — сказал Пуаро, — тогда вы понимаете, мадемуазель, что нельзя терять ни минуты. Вы должны немедленно поехать с нами к следователю.

Такой поворот застал Мирель врасплох. Она колебалась, но, как и предвидел Пуаро, ей не оставалось никакого выхода.

— Хорошо, — сказала она, — я пойду оденусь.

Оставшись одни, Пуаро и Кнайтон переглянулись.