Лихоманка - Анатолий Чупринский

Невольно Феликс сравнивал Анечку со своей некогда красавицей Дорой. И сравнения, естественно, всегда складывались не в пользу последней.

Иной раз Феликс слетал с резьбы и срывался на нервный крик:

— Ты когда-нибудь начнешь следить за собой?! Третий год в одних и тех же драных штанах ходишь!

Дора и вправду пятый год щеголяла по участку и по всему поселку в одних и тех же синих трикотажных тренировочных штанах.

— Соседям в глаза смотреть стыдно! — бушевал Феликс, ничуть не смущаясь, что его наверняка, слышит кто-нибудь из Чистовских.

— Будто мы голодранцы последние! Ведь у тебя есть хорошие приличные вещи! Почему не носишь!?

Дора не удивлялась, не возмущалась, она слышала подобные речи не раз. Равнодушно пожимала плечами, отворачивалась к телевизору. Только злой постоянный огонек в ее глазах вспыхивал чуть ярче обычного.

Чаще всего уже через минуту, выговорившись, бросив в лицо жене все справедливые, в общем-то, обвинения, Феликс резко замолкал.

Ему становилось стыдно.

Сейчас Дора, не отрывая застывшего взгляда от экрана телевизора, привычно несла какую-то околесицу насчет общечеловеческих ценностей, социальной справедливости, отсутствия подлинной демократии… и тому подобной дребедени.

Феликс Куприн не слушал. Пил чай, и с удовольствием затягивался крепкой сигаретой «Ява». Последней на сегодня. Он берег свое здоровье. Курил ровно по десять сигарет в день. Иногда, правда, перешагивал этот жесткий рубеж. Но подобное случалось чрезвычайно редко.

Феликс сделал последнюю глубокую затяжку и раздавал сигарету в пепельнице.

Часы «Янтарь» показывали без десяти двенадцать.

— Помогите-е! Люди-и!

Опять донеслось со стороны дачи Валерия Шагина.

И опять зашелся в злобном лае бдительный Креп. Казалось, теперь только ему одному было не все равно, что творится в поселке. Даже уже не все собаки отзывались на его возмущенный призыв.

Феликс Куприн, в третий раз, услышав девичий крик из раскрытого окна дачи Шагина, вперемежку со злобным лаем Крепа, не выдержал и решительно поднялся из-за стола.

Подошел к вешалке, надел ветровку, на голову нацепил спортивную кепку.

Взял в руки суковатую палку, нечто среднее между посохом и английской тростью, придирчиво осмотрел себя в зеркале.

— Далеко? — не отрывая взгляда от экрана телевизора, спросила Дора.

— Пойду… прогуляюсь, — неопределенно пробормотал Феликс.

«Надо разобраться с этими манкуртами!» — вертелось у него в голове.

Крик девушки в ночи выбил из привычной колеи. Необходимо было срочно что-то предпринять. Для начала прояснить ситуацию. Феликсу и голову не приходило, что в данный момент на даче находится сам хозяин. Валерий Шагин, собственной персоной. Был уверен, мутанты-манкурты. Кто же еще.

— Анечке… поклон передай! — злобно съязвила Дора.

И тут Феликс неожиданно завелся. Вполоборота.

— В чем дело!? — вскричал он.

При этом даже стукнул суковатой палкой об пол.

— В чем дело?! Что происходит!? Почему ты позволяешь себе разговаривать со мной таким тоном?

— Каким таким тоном? — тихо спросила Дора.

— Вот таким! Таким… спесивым и надменным! Будто я вообще… неизвестно кто! Существо низшего порядка!

— Что заслужил, — ответила жена.

Она по-прежнему, не отрываясь, смотрела на экран телевизора.

— Что!? — опять сорвался на крик Феликс Куприн.

И вторично стукнул палкой об пол.

— Я подобного тона терпеть больше не намерен!

— Ты меня предал.

Дора медленно повернулась в его сторону. В ее глазах пульсировала какая-то бесконечная вселенская тоска. Или так только показалось Феликсу.

— Ты предал меня! — повторила Дора. — И будешь за это жестоко наказан.

Феликс впервые в жизни не нашелся, что ответить жене. Молчал и смотрел ей прямо в глаза. Судорожно пытался понять, какая муха ее укусила?

Дора опять отвернулась к экрану.

— Над тобой весь поселок смеется! Старый дурак!

Куприн вздрогнул, словно его ударили.

— Думаешь, никто ничего не видит? — продолжила Дора.

Она уже опять демонстративно, эдак напряженно и внимательно всматривалась в экран телевизора. Говорила ровно, медленно и спокойно. Будто размышляла вслух. Будто сама с собой. Будто Феликса и вовсе не было в хозблоке.

— Посмотри на себя. И посмотри на нее. Она тебе в дочери годится.

Тяжело дыша, Феликс стоял истуканом посреди хозблока и молчал. Никогда его Дора не говорила с ним подобным тоном. Что касается Анечки с четвертой улицы, конечно, Феликс подозревал, что Дора в курсе. Но как-то так повелось, так сложилось, эту щекотливую тему они никогда не затрагивали в разговорах.

И вот теперь…

— Старый дурак! Седина в бороду, бес в ребро. Совсем разум потерял.

Феликс открыл рот, но титаническим усилием воли сдержался. Несколько раз сильно вдохнул-выдохнул, вдохнул-выдохнул.

Потом одернул куртку и быстро вышел из хозблока. И даже дверью не хлопнул. Хотя очень хотелось. Открыв калитку на улицу, Феликс замер.

Его внезапно пронзила, как молния дикая мысль!

Вся его жизнь была сплошной ошибкой! Он, Феликс Куприн прожил чью-то чужую, не свою жизнь. Ничего из того, о чем мечтал, что планировал, чего добивался, не случилось, не произошло, не состоялось. Если что-то и происходило, то в каком-то карикатурном варианте. Не в то время, и не в том качестве. И так во всем! Начиная от мелочей, и кончая самым главным.

Куприн даже головой встряхнул, чтоб отогнать эту подлую мысль.

В конце концов, еще не вечер. Конечно, он далеко не мальчик. Не тридцать лет, и не сорок. Но даже если предположить, что лично ему, Феликсу Куприну осталось всего ничего, каких-то десять-пятнадцать лет, у него на сегодняшний день есть для чего жить. Судьба подарила ему Анечку Барбекю. Не каждому выпадает такое.

Энергичный Феликс жить торопился, и чувствовать очень спешил.

Он захлопнул калитку и вышел на улицу.

Его жена Дора сидела в кресле перед телевизором и неподвижным взглядом смотрела на экран. Но никакого изображения не видела. Ее глаза застилали слезы. Почему-то именно сегодня вечером со всей очевидностью навалилось понимание, норковой шубы у нее уже не будет никогда.

Для пожилой женщины шуба нечто большее, нежели просто зимняя верхняя одежда. Шуба для женщины — награда за долготерпение, признание ее значимости в этом мире, надежда хоть что-то изменить.

Увы! Увы! Ничего этого не будет.

Бедная Дора тихо и безнадежно плакала.

Небо было сплошь усыпано крупными звездами. Только с запада над темным лесом традиционно висела еще более темная полоса грозовых туч.