Ври как мужчина, манипулируй как женщина - Галина Артемьева

Ревность – неужели ей не страшны годы и доказательства любви? Почему она не исчезает, не развеивается со временем, как остальные чувства и притязания?

Маленького мальчика растили в добре и покое. Вокруг цвели улыбки и раздавались милые детские песенки. «Люблю» – вот одно из первых слов, которые он произнес, начиная говорить. Ему было два года, когда мамочка рассказала, что скоро у него появится братик или сестренка. Он был рад. Они все вместе ждали малыша. Родилась сестричка. Он все еще казался довольным. Пошел с папой в магазин и выбрал ей в подарок игрушку. Наконец маму с сестричкой привезли домой. Собрались родственники – всем хотелось полюбоваться нежной трогательной картиной встречи двух маленьких существ, которым предстоит долгая совместная жизненная дорога. Брат и сестра! Прелесть какая! Сестрице, понятное дело, было пока все равно. Она уютно и доверчиво спала себе в своих рюшечках и кружавчиках. Мальчику достаточно было одного взгляда. Страшно и жалко стало смотреть на него: ясное оживленное прекрасное личико исказилось страданием и злобой, он попытался спихнуть с родительской кровати сверток с долгожданным малышом и разразился плачем. Немедленно откликнулась сестричка. Брат завопил громче, решив, что раз соперница ревет, стало быть, он сумел-таки отравить ее существование. Новорожденная тоже прибавила звук. Стоит ли продолжать? Родителям досталось не просто по полной, а по расширенной программе: детей нельзя было оставить наедине ни на миг – мальчик не упускал возможности ударить, щипнуть, царапнуть. А уж на младенческий плач старшенький откликался таким диким ором, что большой симфонический оркестр мог скромно отдыхать. Родители терпели. Старшего не ругали, не попрекали его старшинством. Держались из последних сил. «И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди!» – этими песенными словами взрослые члены семьи встречали и провожали теперь каждый день семейной жизни.

Прошло два с половиной года. Дети подросли. Веселые, боевые. Сестра неотвязно следует за братом во всех играх. Она стойкая. На удар отвечает ударом, на тычок – тычком. Но брат для нее – все. Главный человек в жизни. Брат ее опекает, как и положено мужчине. Терпит ее глупость, поправляет ошибки в словах. Снисходителен к ее грехам. Когда хвалят его, требует, чтоб сестре тоже достались похвала и ласка.

Значит все-таки ревность – дело поправимое? И как-то можно расстаться с этой неприятной спутницей всего живого? Возможно и такое?

Опыт показывает, что да. Во всяком случае – в человеческом сообществе. И среди тех людей, которые готовы терпеть, работать над собой, размышлять и осуществлять стратегию собственной жизни, а не бездумно плыть по течению.

Хотя ревность коварна, зла и беспощадна. Оттого и труднопобедима. Помните песню про зависть черную и зависть белую? «Что ни говорите, не обидно ведь белой-белой завистью завидовать…» Лично для меня деление зависти на белую и черную – попытка весьма сомнительной классификации. Но тут еще как-то можно допустить… Позавидуем упорству, трудолюбию, целеустремленности, порядочности и постараемся перенять добрые личностные свойства и устремления. Почему бы и нет? Тогда давайте, пусть и с натяжкой, примем существование белой зависти. И отметим досадную вещь: ревности белой не бывает! Ни под каким видом, ни с какой натяжкой и припуском. Ревность – чувство черное, безжалостное, мучительное и гибельное. Для обеих сторон.

Незабываемый жизненный опыт. Мне семнадцать. Новоиспеченная студентка. Жизнь – полная чаша: восхитительно интересные лекции, сидение допоздна в библиотеке среди умных книг, курсы испанского языка, серьезные занятия психологией в научном студенческом обществе. Мечты сбываются одна за другой. И тут, для полнейшего счастья, встреча с прекрасным принцем – то есть с парнем моей мечты. Студент престижного вуза, красивый, крепкий, мужественный, образованный, с чувством юмора, обширными интересами, нежный, ласковый – ожившие девичьи грезы. Примерно месяц мы встречаемся ежедневно в ущерб лекциям, библиотеке, курсам. Он – главная часть моей жизни. Нам ни минуты не скучно вдвоем. Мы не перестаем удивляться друг другу. Каждая вновь открывшаяся черточка его характера, помнится, вызывала у меня восхищение: так не бывает. Он заботливый. Он бдительно следит, чтоб меня никто не обидел. Ласковый. Щедрый. Верный. Надежный. Он много испытал в жизни. Говорит, что растерял все иллюзии, никому не верит. Никому, кроме меня. (И правильно, уверена я. Я – надежная, как скала. Дисциплинированная, цельная личность. На меня точно можно во всем положиться – проверено не раз! Так что за себя я спокойна – не подведу ни в коем случае.)

Через месяц абсолютно безоблачного парения в небесах приходится приземлиться: занятия никто не отменял, семинары, доклады, зачеты актуализировались во всей своей непреклонной реальности. Он понимает, что придется видеться реже. Совсем чуть-чуть реже. Он понимает… Через несколько дней начинает происходить непонятное. В дни, когда у нас не запланирована встреча, он неожиданно появляется, заглядывает в аудитории, упрекает, что видел, как я во время лекции шепталась с сокурсником. Добивается, чтобы я призналась, что между нами было. Отрицания, объяснения, уговоры не помогают. Дальше – больше! Я целый вечер сижу дома, дописываю курсовую работу. Утром он караулит меня у подъезда: «Я всю ночь стоял под твоими окнами, у тебя был мужчина!» (Кто бы из моих старших членов семьи пустил ко мне ночью мужчину, интересно? Но даже этот резонный вопрос не является для него доказательством моей невиновности.) Ты не встречаешься со мной из-за того, что у тебя есть другой, а не из-за занятий, – вот его вывод.

Я начинаю, совершенно иррационально и непонятно для самой себя, испытывать острое чувство вины. Может быть, я все-таки дала повод сомневаться в себе? Может быть, мое поведение действительно дает возможность думать обо мне как о человеке неверном, ненадежном, ветреном? Кроме чувства вины, появляется и еще совсем новое ощущение. Я явственно чувствую удушье. Мне не хватает воздуха. Я элементарно задыхаюсь в окружившей меня несвободе. И – третье! Мне действительно хочется начать общаться с кем-то другим. С нормальным, не влюбленным, равнодушным ко мне. Чтоб просто болтать, шутить, прикалываться. И никаких обязательств, никаких обещаний верности и совместного будущего.

И при этом я продолжаю быть влюбленной. Но – ростки нового прорастают стремительно. Из-за не менее стремительных действий моего возлюбленного.

Занятия окончились. Бежим с подружкой в раздевалку. Гардеробщица сообщает: «Тут сейчас твой был. Тебя ищет. Сердитый!»

– Кто мой? – не понимаю я.

– Ишь ты! «Кто мой?» – передразнивает гардеробщица. – Муж твой, вот кто.

– Нет у меня никакого мужа! – нервы мои сдают.

Я сую любопытной тетке паспорт, чтоб та убедилась в отсутствии штампа.

– А сказал – муж, – задумывается она. – Говорил, что ты ему с другим тут изменяешь. Спрашивал меня, видела я, нет.

Опять удушье подступает к горлу. А гардеробщица вдруг принимается нервничать и отрывисто советует:

– Бегите к другому выходу! Скорей! Мало ли что! Быстро! Быстро!

Не рассуждая, не попадая руками в рукава, бежим мы к другому выходу, залезаем в первый попавшийся автобус, на следующей остановке выскакиваем, бежим к метро. Следы заметаем.

Подруга хохочет. Ей нравится. Мне – нет. Все! Я больше так не могу. Чувствовать себя виноватой, а теперь еще и бояться. Я же видела, как преобразилась чужая тетка. Она явно не просто так испугалась. Учуяла агрессию ревности.

В тот вечер я поздно вернулась домой. Естественно, у подъезда меня ждал он. С упреками во лжи. Встречал меня с занятий, а меня не было! Я рассказываю про гардеробщицу, про «мужа», про то, что ушла через другой выход. Я спокойно предлагаю больше не встречаться. Потому что больше так не могу. Хватит!

Он просит прощения. Кается. Соглашается, что переборщил. Объясняет про любовь. Обещает, что такого больше не повторится. Но что делать, если все, конец? И нет доверия? Я прощаюсь, бегу домой. Весь вечер он звонит, настаивает на встрече. Я точно знаю, что должна сказать «нет».

Следующий день проходит спокойно. Впервые за долгое время я чувствую себя счастливой, вольной птицей, довольной своей жизнью. Оказывается, можно радоваться просто покою. И неподотчетности.

Зато назавтра… У моего дома меня поджидает его друг.

– Убийца! – говорит он мне с ненавистью. – Ты его довела!

Он сует мне в руки конверт, говорит, что из-за меня ушел из жизни прекрасный человек, которого я не была достойна, что пусть теперь я всю жизнь несу на себе этот грех, которому нет прощения!

Надо ли описывать, что со мной происходило? Как я вернулась домой, читала прощальные слова. В них не было ни слова упрека. Одна любовь. Такая чистая, такая настоящая. Океан любви. И я, убийца человека, посреди этого океана.