Путешествие в тропики - Леонид Родин

Овраг с лесом, который мы обследовали, находился во владении отеля, и нам пришлось просить разрешения, чтобы взять обрубки стволов деревьев для музея нашего Ботанического института.

Когда рабочий подрубил ствол и столкнул его с пня, дерево не упало, а лишь слегка наклонилось. Его удерживали десятки стеблей лиан, перекинувшихся с одного дерева на другое. Как мы ни старались раскачать дерево и свалить его, — наши усилия оказались бесплодными. Мы отрубили снизу кусок ствола; дерево осело ниже, упало на землю несколько сухих сучьев, но ствол продолжал упорно держаться на лианах.

Бродя по этому овражному леску, Леонид Федорович вдруг засмотрелся на небольшую изящную пальму. Он разглядывал ее листья, кисти бледнозеленых соцветии со множеством мелких невзрачных цветков.

— Что-то очень знакомая пальма… Да ведь это бутия! — воскликнул он. Леонид Федорович узнал «старую знакомую» с Черноморского побережья Кавказа по остаткам прошлогодних опавших плодов, которые он разыскал в толстом слое лесной подстилки. Это действительно оказалась пальма бутия (Butia capitata или же Cocos campestris), родственная кокосовой пальме. Все ребятишки от Сочи до Батуми отлично знают эту пальму: взрослые деревца обильно плодоносят, давая осенью вкусные, сочные, сладкие и ароматные плоды. Здесь, в Бразилии, эту пальму зовут «кокейро до кампо», то есть кокосовая пальма кампосов. И это вполне справедливо, так как заключенные внутри плода семена содержат много масла, такого же почти, какое дает настоящая кокосовая пальма.

Дерево не упало, — его удерживали стебли лиан…

Перевезенная к нам в Колхиду пальма бутия оказалась одной из наиболее морозостойких и стала даже распространяться самосевом.

Все дни, проведенные на Бразильском плоскогорье, мы с Леонидом Федоровичем были очень заняты: днем собирали гербарий, образцы почвы, древесины, семена, а вечер и часть ночи тратили на укладку, писание этикеток и т. д. При сборе гербария, да и вообще любой коллекции, весь материал, добытый за день, должен быть уложен и этикетирован в тот же вечер. Ничего нельзя оставлять «на потом». Ведь завтра будешь собирать новый материал.

И вот, несмотря на такую занятость, мы, к великой нашей досаде, вынуждены были тратить драгоценное время на то, чтобы по нескольку раз в день менять костюмы. Правила, введенные в гранд-отеле, где мы жили, требовали, например, чтобы к ужину мужчины выходили к столу в темных шерстяных костюмах. Это — несмотря на тропическую жару!

Но такие досадные мелочи не могли всё же омрачить наше настроение. Мы очень многое успели повидать за эти дни и собрали интереснейший материал. Мы оставили в Араша три цинковых ящика, битком набитых растениями, да, кроме того, семь ящиков с образцами почв и древесины. Наши товарищи астрономы обещали всё это захватить с собой при погрузке своих приборов.

БРАЗИЛЬСКИЕ ПЛАНТАЦИИ

Судьба кофе

Нам предстояло теперь проехать поездом по тем местам, которые мы видели из-за облаков пять дней назад, при перелете из Рио в Араша.

Пришли на вокзал за полчаса до прибытия поезда. Время приближалось к полудню, и было очень жарко: + 32° в тени. Выпили бутылку пива со льдом, но это помогло нам только на несколько минут.

На запасном пути стоял спальный вагон, который должны были прицепить к проходящему поезду. На площадке вагона нас встретил проводник негр. Он улыбался так приветливо, как могут улыбаться только негры. Проводник принял вещи и указал наши места.

Вагончик оказался крохотным, — в нем только 16 мест. Пассажиры сидели по одному с каждой стороны. Полок для багажа не было, и вещи ставили просто в проходе.

Пришел поезд. Его вел, тонко свистя, игрушечный паровозик. Мне припомнилась детская железная дорога в Ленинграде — там такой же смешной, ярко начищенный паровозик, такая же узкая железнодорожная колея, а вагончики, пожалуй, побольше бразильских.

Впрочем, этот маленький паровоз тащил состав очень бойко, быстро набирая скорость. Окна были открыты настежь, ветер продувал вагончик, и стало легче дышать.

Дорога шла по живописным местам. Мимо окон бежала холмистая равнина, на которой чередовались уже знакомые нам кампос-лимпос и кампос-серрадос, кое-где прорезанные лентами овражных лесов.

Мелькали маленькие станции, окруженные садиками с декоративными и цитрусовыми деревьями, мамонами и бананами. Выйдя из поезда, пассажиры усаживались в смешные старомодные автомобили и уезжали дальше, вглубь страны. Население тут — преимущественно метисы, помесь европейцев с индейцами, и реже — негры. Одежда не только у женщин, но и у мужчин — яркая, цветастая. У мужчин нередко на плечи накинут кусок цветной ткани, заменяющей плащ. Широкополые шляпы носят почти все.

Дорога стала делать петли, и скорость поезда замедлилась: мы пересекали хребтик Матта-да-Корда — водораздел между бассейнами рек Паранаибы и Сан-Франциско. Сан-Франциско течет на север, а Паранаиба — на юг, принимая в себя реку Рио-Гранде. Далее, уже под именем Параны, река идет вдоль восточной границы Парагвая и впадает в Атлантический океан в пределах Аргентины.

Картина природы резко изменилась. На смену безлесным равнинам пришли крутые склоны и ущелья, покрытые густыми лесами, высокой зеленой стеной вздымавшимися у самой железной дороги.

Просека, по которой пролегала дорога, позволяла видеть лес как бы в разрезе. Старые деревья-гиганты, увешанные эпифитами и оплетенные живыми и мертвыми лианами, часто высились над общим пологом леса.

Лиан было особенно много по склонам ущелий. В некоторых местах гибкие прочные стебли даже просто перекрывали ущелье, образуя живой навес, скрывающий от взора пенящуюся глубоко внизу речку. На влажных местах, у речек и ручьев, простирали свои огромные нежные вайи древовидные папоротники.

Нередко попадались стройные пальмы, чуть возносившие свои изящные перистые кроны над общим пологом леса.

Иногда поезд влетал в глубокую узкую выемку. Тогда становилось темно в вагоне, и в окно врывалась прохладная сырость от обильно сочащейся по стенкам выемки воды.

С перевала спускались с бешеной скоростью. Колеса визжали на крутых поворотах, и вагончик мотало так, что приходилось держаться за поручни кресла.

Возле станционных домиков сложены мешки с кофе.

Постепенно шире стали ущелья, всё дальше отходили склоны, и дорога вышла в широкую долину. На месте сведенных лесов стали попадаться кофейные плантации. На склонах были видны поваленные стволы крупных деревьев. Они лежали поперек склона. Эти стволы нарочно не убирали, чтобы они задерживали смыв почвы.