Таганка: Личное дело одного театра - Леенсон Елена

Кроме того, театр стремился к актуальности — не случайно режиссер обращался за литературным материалом к современным молодым авторам. Впрочем, и Шекспира, и Мольера театр собирался ставить как «написанные сегодня».

И наконец, литературный материал должен был содержать в себе возможности яркого театрального решения.

Итак, общие принципы формирования репертуара для нового театра были сформулированы его руководителем. Однако сама работа по составлению репертуарного списка и по подборке литературного материала к каждому спектаклю превращалась в долгий, кропотливый процесс; и совершалась эта работа не одним режиссером, а коллегиально — всеми членами Художественного совета театра.

«Клуб порядочных людей»

Актриса Театра на Таганке Алла Демидова вспоминает: «Вначале на Таганке не было никакой политики. Это было время поиска форм … Публика, привыкшая к мхатовскому ползучему реализму, откликалась именно на форму наших спектаклей, не на содержание. Уже потом, после 68-го года, вокруг театра появился круг людей определенных социальных взглядов, возник знаменитый расширенный худсовет. Только тогда появилось то самое содержание, которым славилась Таганка. Пришли Борис Можаев[232] и Федор Абрамов[233]. Театр научился ставить диагноз болезням общества. Зритель услышал со сцены то, что привык слышать на кухне. И эти слова, произнесенные со сцены, формировали общественное мнение»[234]. Справедливости ради нужно отметить — Художественный совет в Театре на Таганке появился не в 1968 году, как пишет Алла Демидова, а фактически сразу после возникновения театра[235].

Значение Совета в жизни театра действительно было очень велико; посте пенно, по мере чтения документов, вошедших в эту книгу, читателю это будет все более очевидно. Роль этого Худсовета никогда не была формальной — не сводилась к приемке спектаклей совместно с парткомом.

Стоит сказать также, что Художественный совет Таганки существенно отличался от других худсоветов своим составом. Обычно к работе в художественных советах не привлекались люди со стороны. Театр на Таганке не следовал этой традиции. Об этом пишет Р. Кречетова: «Поэты, прозаики, музыканты, ученые, политики — всемирно известные и едва еще начавшие свой путь к будущей славе — стали частью таганской повседневности, а не только украшением премьер. Эти люди, очень разные, очень занятые, часто труднодоступные, были своими в тесном, но манящем закулисье театра»[236].

В фойе театра. Слева направо: Ю. Карякин, А. Вознесенский, Б. Окуджава

Круг членов Художественного совета постоянно расширялся. Появилось такое понятие, как «расширенный Совет», когда на отдельные заседания приглашались новые для театра люди. Чаще всего это специалисты, чьи профессиональные интересы были напрямую связаны с темой предстоящего обсуждения. Иногда это были люди, авторитетные в глазах советской власти и способные сказать слово в защиту того или иного спектакля. Так, на обсуждение спектакля «Пугачев» была приглашена Милица Васильевна Нечкина[237], историк, академик, дважды кавалер ордена Ленина.

В. Аксенов и Ю. Трифонов в кабинете Ю. Любимова

О том, что представлял собой Художественный совет МХАТа, красноречиво рассказывает эпизод, приведенный в книге Анатолия Смелянского: «Владлен Давыдов, которого после „Встречи на Эльбе“ ввели в Художественный совет сталинского МХАТа[238], рассказывал, как он пришел на заседание в дирекцию и занял первый попавшийся стул. Через несколько минут вошел Ливанов[239] и попросил молодого актера освободить место. Пояснил очень нежно и грозно, по-львиному: „Тут у каждого своя тумба“»[240].

Можно предположить, что инерция таких отношений была очень сильной, и жесткая иерархичность системы сохранялась долго.

Стенограммы заседаний Художественного совета (иногда — расширенного Совета) Театра на Таганке свидетельствуют: здесь обсуждались самые важные для театра вопросы — от будущего репертуара до способов борьбы за спектакли. Вместе с главным режиссером театра Ю. П. Любимовым члены Совета писали письма по инстанциям. Не жалея времени и сил, театру помогали писатели Н. Эрдман, Б. Можаев, Ю. Трифонов, Ф. Абрамов, Г. Бакланов; поэты А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Д. Самойлов; ученые-филологи, театроведы, историки А. Аникст, М. Ерёмин, Г. Бояджиев, Б. Зингерман, Н. Эйдельман; академики физики П. Капица, Я. Зельдович; ученые и публицисты Ю. Карякин, Ю. Черниченко; театральные критики Т. Бачелис, М. Туровская; композиторы Э. Денисов, А. Шнитке; ученые, сотрудники аппарата ЦК КПСС Л. Делюсин, А. Бовин. В Совет входили и сотрудники театра, — например, художник Д. Боровский, актеры 3. Славина, А. Демидова, В. Смехов, В. Золотухин, В. Высоцкий и другие. Этот ряд имен можно продолжать и продолжать.

«Мы помним, — писал Вениамин Смехов, — из кого состоял самый близкий круг друзей театра, друзей Юрия Петровича. На защиту „Товарищ, верь!“ или „Живого“, на расширенных художественных советах поднимались и говорили (под запись стенографисток!) Петр Капица, Владимир Тендряков, Натан Эйдельман, Федор Абрамов, Сергей Параджанов, Петр Якир[241], Мария Мейерхольд[242], Альфред Шнитке, Булат Окуджава… Устно и письменно вступались за жизнь Таганки Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Бояджиев, Аникст, Зингерман, Рудницкий. За свое пристрастие к Любимову рисковали М. Ульянов, Е. Яковлев, Е. Самотейкин, А. Черняев, Л. Делюсин, ученые, художники, преподаватели и светила медицины. Рядом с Ю. П. очень часто мы видели В. Войновича, В. Аксёнова, Г. Владимова, Л. Копелева, В. Максимова, М. Ростроповича, А. Галича, Р. и Ж. Медведевых, Евгению Семеновну Гинзбург…»[243].

Когда Б. Окуджава говорил о Таганке как о «клубе порядочных людей», он имел в виду и Художественный совет театра.

Совет принимал участие в работе на всех этапах подготовки спектакля. Принимал репертуарный план. Рассматривал еще не вполне законченный сценарий — в процессе обсуждения уточнялось многое: от концепции будущей постановки до ее деталей. Члены Совета нередко бывали на репетициях. И уже готовый спектакль снова показывался Художественному совету, а затем серьезно и кропотливо анализировался. Таких собраний могло быть много. Собирался Совет и тогда, когда нужно было продумать стратегию защиты спектакля, его проведения через цензуру.

Читая стенограммы этих обсуждений, видишь: люди самых разных профессий — историки, филологи, театроведы, физики — считали театр своим, приходили сюда как на любимую работу. Они и говорили о Таганке: «наш театр», «мы сейчас работаем над спектаклем…». А на одном из собраний вполне серьезно возникло предложение объявить выговор отсутствовавшему на нескольких заседаниях.

«Очень многие ушли туда, откуда, как говорил Гамлет, ни один не возвращался. Я не просто их вспоминаю, я с ними советуюсь, чаще всего с Николаем Робертовичем Эрдманом[244], с Петром Капицей, Борисом Можаевым, Альфредом Шнитке, Эдисоном Денисовым. Они говорили мне иногда гораздо более острые вещи, чем чиновники, которые со страху старались вырезать все, что им казалось неудобным. Мы говорили о художественной стороне дела, и к этим советам я очень прислушивался», — вспоминает Ю. Любимов[245].

515

23.10.1973.

НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ ИСПОЛКОМА МОССОВЕТА т. ПОКАРЖЕВСКОМУ Б. В. Уважаемый Борис Васильевич! Руководство театра просит утвердить состав Художественного совета Московского театра Драмы и Комедии на Таганке:

1. Дупак Н. Л. — директор театра, председатель Художественного совета.

2. Любимов Ю. П. — главный режиссер театра, зам. председателя Художественного совета.