Торикаэбая моногатари, или Путаница - Автор неизвестен

Государь очень переживал за Принцессу, к тому же он не забыл и своего расположения к дочери Садайдзина и был весьма доволен тем, что Распорядительница снова находится совсем рядом. И вот под предлогом своего беспокойства государь решил посетить Грушевый павильон. Государь появился там без всякого уведомления тихим полуднем, в совершенной тайне. Он потихоньку заглянул за занавески — Принцесса отдыхала, с головой накрывшись толстыми белыми одеждами, даже волос не было видно. Чуть поодаль прилегла и Распорядительница женских покоев, четыре ее нижних одеяния были однотонными, бледного фиолетового цвета, верхнее — с вышивкой, самое нижнее платье, тоже на подкладке, подходящее по цвету, было чуть выпущено в рукавах и вороте, она прикрыла рот. Государю показалось, что она необыкновенно красива — вокруг нее будто распространялось сияние, ее лицо было копией лица Советника, а Советник, по мере того, как становился старше, выглядел все более благородным, обворожительным и несравненным. Такую женщину встретить непросто — улыбаешься, думаешь — что за красота, никогда не забудешь! Государь был очарован.

Многие годы государь хотел увидеть эту знаменитую красавицу, однако до сих пор случая не выпадало. Как досадно, что он до сих пор ее не встречал, государь никак не мог унять волнения. Ее высокое положение не вызывало вопросов, так что познакомиться с ней не было бы предосудительным. «Ее отец не хотел, чтобы она служила мне, он почему-то посчитал, что она должна быть подальше от меня. Что, если узнав о моих намерениях, он запрет ее?» — государь разволновался, стал сам не свой, никак не мог успокоиться, его сердце пылало. Потом, решив, что соединиться с ней — его судьба, он пришел в себя и стал снова наблюдать за ней. Неразвернутое письмо в тонкой белой бумаге лежало возле Принцессы. Распорядительница чуть пошевелилась, протянула руку к письму. Когда она наклонилась, ее рассыпавшиеся волосы блеснули — они были так прекрасны, что слепили глаза, они не были слишком длинными, так, чтобы закрыть всю одежду, разве что достали бы земли, если бы она сидела, но они не были и так коротки, чтобы посчитать это за недостаток. Распущенные по подолу верхнего платья, они выглядели более красивыми, чем если бы были в два ее роста. Распорядительница чуть заметно вздохнула.

— Как грустно! И сегодня тоже ответа нет, это так печально, — сказав так, она спрятала письмо.

Государю не надо было гадать, от кого письмо, он сразу понял, что это Советник писал Принцессе. Тут вошла младшая сестра Сэндзи — Тюнагон-но Кими.

— Сюда направлялся государь, где же он может быть? — спросила она и огляделась. Она опустила полог у спального возвышения.

Государь вошел, делая вид, что он пожаловал только что.

Когда государь бывал здесь, именно Сэндзи выходила прислуживать ему и беседовала с ним, но сегодня она была простужена и осталась у себя, поэтому к государю никто не вышел, все оставались полускрытыми за занавесками. У государя было ощущение, что он все еще видит перед собой Распорядительницу, ему захотелось теперь услышать ее голос.

— На службе ли сегодня Распорядительница женских покоев? — спросил он.

Она ничего не ответила, но ему показалось, что она пошевелилась.

— Болезнь Принцессы никак не проходит, как она чувствует себя сейчас? Доложено ли ее отцу-государю? Читаются ли молитвы? — спрашивал государь.

Химэгими не знала, как ей следует отвечать, и от беспокойства не могла придумать, как прекратить эти расспросы. Она сказала только:

— Принцессе не так плохо, но это тянется так давно, в последнее время приступы недомогания участились, уж не злые ли духи здесь! — она говорила как можно туманнее.

Государь был в крайнем изумлении, он будто бы видел и слышал Советника, ему хотелось слушать ее, пусть бы она говорила и говорила тысячу лет. Государь довольно долго задавал вопросы, на которые Химэгими вынуждена была отвечать. Она чувствовала, что ей не пристало отвечать слишком пространно, поэтому отвечала односложно, это очень печалило государя, однако оставаться здесь дальше было бы неудобно:

— Нельзя позволить, чтобы болезнь Принцессы продолжалась так долго. Нужно обязательно читать молитвы.

Только что виденный образ запечатлелся в сердце государя. Он не был слишком близок с Принцессой, но зная, как прежний государь любит ее, и уважая его чувства, государь нынешний тоже нежно заботился о ней.

Химэгими вспоминала свою прежнюю жизнь, когда днем и ночью она находилась при государе, их беседы длились бесконечно, их сердца сливались в одно, наслаждаясь звуками кото и флейты. Теперь же из-за занавесок, она еле могла слышать его голос, она была как во сне и грустила:

Над облакамиСвет луныНе изменился,И только яСовсем не та.

Химэгими волновалась: уже наступила двенадцатая луна и Принцессе пришло время рожать. Если увезти Принцессу, прежний государь, беспокойство которого растет день ото дня, может пожелать навестить ее и все поймет, а это нежелательно. Не уезжать из дворца при родах было вне всяких правил, но что поделаешь! Хорошо, что как раз сейчас много праздников. Уже совсем подошло время, и Принцесса страдала от болей, но все равно никто не был поставлен в известность. С Принцессой находились Химэгими, Сэндзи, и еще две-три доверенных дамы, которые в тревоге проводили дни и ночи. Вакагими тоже продолжал тайно посещать ее, под предлогом болезни Принцессы он часто оставался ночевать у сестры. Принцесса страдала, полагая, что люди сочтут это предосудительным.

Распорядительница женских покоев пленила государя, он не мог жить без нее. Когда к нему явился Советник, государь по своему обыкновению подозвал его поближе и стал говорить, как бы ему хотелось встретиться с сестрой Советника. Теперь не было никакой причины отказывать государю, но поскольку Садайдзин в свое время был против этого знакомства, Вакагими отвечал так:

— Она очень застенчива, она стесняется посторонних, отец не хотел подвергать ее таким испытаниям, в этом все дело. Теперь, впрочем, она повзрослела и стала многое понимать. Я попробую поговорить с отцом.

Внимательно глядя на него, государь подумал, что он сильно возмужал. В то же время он обладал такой блестящей внешностью… Глядя на него, государь ясно представил ее — ведь она была так похожа на него. Государь прослезился от сердечного волнения.

— Я столько раз давал понять о своих желаниях вашему отцу, но он твердо отказал — пришлось отступить, поэтому мне трудно снова завести этот разговор, так что проводи меня к ней тайно, — сказал государь.

«Нельзя допустить, чтобы их первая встреча была обставлена с такой небрежностью, сестра должна явиться государю во всем великолепии», — подумал Вакагими. Никак не ответив на слова государя, он почтительно вышел.

Вакагими рассказал матери о желании государя. «Теперь ведь бояться нечего. Раз таково желание государя, я велю Химэгими пойти к нему».

— Что ж, ты, конечно, можешь ей приказать, но вспомни, что мы ему всегда говорили, он может что-нибудь заподозрить. Поскольку она находится совсем рядом с государем, пусть сначала он станет посещать ее, и если на то будет его воля, он сделает ее одной из жен или даже государыней. Пусть будет именно так. А иначе люди подумают невесть что: до сих пор Садайдзин отказывал государю, почему же теперь он вдруг изменил свое мнение, — ответила мать Вакагими.

Вакагими тоже вспомнил те события, которые случились по вине Сайсё. «Что еще выйдет, если она к нему пойдет?» — думал Вакагими в сомнении.

Вопреки ожиданиям Принцесса разрешилась без всяких осложнений: на свет появился очень красивый мальчик, который чрезвычайно напоминал Вакагими. Сэндзи и другие женщины смотрели на него радостно и растроганно, но поскольку о его рождении объявить было нельзя, дамы приготовились втайне унести его. Тюнагон-но Кими взяла его на руки и отнесла в дом Садайдзина. Вакагими открылся матери и попросил заботиться о младенце. Мать была очень рада и довольна, и обо всем поведала Садайдзину. Садайдзин был весьма удивлен, но позвал замечательных кормилиц и нянек и приставил к нему, о ребенке усердно заботились и растили его. Посторонним же сказал:

— Ребенка родила женщина, которую Советник посещает тайно.

В доме Удайдзина были поражены случившимся и терялись в догадках, когда это он успел?

Теперь муж не оставался с Ённокими в дневное время, как то бывало раньше: он потихоньку приходил, когда темнело, и уходил на рассвете. За исключением тех случаев, когда он был на дежурстве во дворце, ночью он никогда не отсутствовал. В Ёсино, поскольку это так далеко, он, как то бывало раньше, тоже часто не ездил. Но в десятый и одиннадцатый месяц он все-таки провел в Ёсино по четыре-пять дней. После этого он решил, что настало время перевезти старшую принцессу Ёсино к себе и приступил к приготовлениям.