Воспоминания - Петр Врангель

– Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось взять стоверстную карту.

Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина.

Я доложил Главнокомандующему о том, что части мои после тяжелого трехсотверстного похода по пустыне и сорокадневных напряженных боев окончательно истомлены, и просил дать возможность армии хоть немного передохнуть. Главнокомандующий согласился:

– Конечно, ведь до выхода донцов к Камышину в вашем распоряжении будет, вероятно, недели две. Вам только следует не задерживать переправы тех частей, которые вы пошлете на левый берег.

Тут же Главнокомандующий отдал распоряжение о возвращении в Добровольческую армию 7-й пехотной дивизии и направлении туда 2-й Терской казачьей дивизии, Осетинского конного полка и пластунских Терских и Осетинского батальонов, взамен коих мне высылалась 2-я Кубанская пластунская бригада.

Наши части, преследуя разбитого противника, уже к вечеру 19 июня, сбив неприятеля с высот северного берега реки Пичуга, овладели посадом Дубовка. Я приостановил дальнейшее преследование, выслав для сохранения связи с противником небольшие конные части. На левый берег Волги я наметил переправить 3-ю Кубанскую казачью дивизию генерала Мамонова.

В тот же день генерал Деникин с чинами своего штаба обедал у меня. Во время обеда я провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Генерал Деникин, отвечая мне, подчеркнул значение сегодняшнего дня:

– Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву.

Вечером Главнокомандующий выехал из Царицына в Харьков.

За выделением из состава моей армии 7-й пехотной дивизии, терцев и осетин, численность моих войск становилась весьма незначительной. Вследствие больших потерь и отсутствия свежих пополнений, боевой состав казачьих полков не превосходил 500–600 человек. Пластунские части были также малочисленны. 6-я пехотная дивизия, жестоко пострадавшая под Котельниково, была окончательно небоеспособна, отведена в глубокий тыл и, укомплектованная за счет пленных красноармейцев, только еще обучалась и приводилась в порядок. Несколько в лучшем положении находились артиллерия и технические войска, пополненные пленными и добровольцами.

Отсутствие на Кубани твердой власти и порядка на местах и непрекращающаяся политическая борьба давали возможность казакам уклоняться от выполнения воинского долга. Кубань перестала давать пополнения. Не только эвакуированные в тыл раненые, но и значительное число уволенных в отпуск и командировки казаков, пользуясь послаблением власти, уклонялись от возвращения в строй. Полевая рабочая страда особенно оттягивала казаков в тыл. Конский состав был сильно измотан; за беспрерывными боями ковка совсем запущена; материальная часть, оружие и снаряжение были в самом плачевном состоянии. Все это требовалось привести в порядок.

В боевом отношении части не оставляли желать лучшего. Казаки дрались отлично. Ощущался лишь недостаток в опытных офицерах. Вследствие тяжелых потерь в офицерском составе кадровых офицеров почти не оставалось, большинство были произведенные за боевые отличия из простых казаков и зеленая молодежь. Состав командиров частей и старших начальников был подобран отлично. Между ними имелся целый ряд офицеров совершенно исключительной доблести, отлично разбиравшихся в обстановке: опытный, с большим военным кругозором, доблестный генерал Мамонов, совершенно исключительного порыва, отличные кавалерийские начальники генералы Бабиев и Павличенко; выдающийся кавалерийский начальник, кавалер ордена Св. Георгия 4-й и 3-й степеней генерал Савельев.

В лице командиров корпусов я имел хороших помощников: генерал Шатилов, прекрасно подготовленный, с большим военным опытом, великолепно разбиравшийся в обстановке, отличался к тому же выдающейся личной храбростью и большой инициативой.

Генерал Улагай, с большим военным чутьем, высокой воинской доблести, пользующийся совершенно исключительным обаянием у своих подчиненных, был несомненно также выдающимся кавалерийским начальником. Полученные им несколько тяжелых ранений, в связи с прирожденной повышенной нервностью, отражались на его характере. Под влиянием тяжелой физической и моральной обстановки генералу Улагаю свойственно было подчас состояние полной апатии. Состояние это бывало чисто временное; стоило ему отдохнуть, как старый порыв к нему возвращался.

Генерал Покровский военным чутьем и боевым опытом, конечно, значительно уступал и генералу Шатилову, и генералу Улагаю. Его неоценимыми свойствами были совершенно исключительная, непоколебимая твердость духа, редкая настойчивость в достижении поставленной цели и громадная выдержка. Это был человек незаурядного ума, очень хороший организатор.

Мой ближайший помощник генерал Юзефович давно уже стремился в строй. Формировавшиеся полки регулярной конницы намечалось свести в кавалерийский корпус, с присвоением ему наименования 5-го. Главнокомандующий предложил генералу Юзефовичу должность командира корпуса. Последний изъявил согласие. Потеря генерала Юзефовича была для меня очень чувствительна, однако я понимал его стремление идти в строй и не мог его отговаривать. Начальником штаба генерал Юзефович брал с собой генерала Кусонского, последний только согласно моему ходатайству был произведен в этот чин. Я предложил должность начальника штаба армии генералу Шатилову. Последний долго отказывался, но наконец уступил моим настойчивым просьбам. На должность генерал-квартирмейстера генерал Шатилов рекомендовал мне генерала Зигеля. Выбор этот впоследствии оказался весьма удачным. Командиром 4-го конного корпуса я просил Главнокомандующего назначить генерала Топоркова, который и был в этой должности утвержден.

В Поволжье

21 июня 3-я Кубанская дивизия переправилась через Волгу и уже на следующий день своими головными частями заняла село Средне-Ахтубинское, где была встречена населением колокольным звоном. 22 июня я получил телеграмму генерала Романовского:

«Имея в виду окончательно ликвидировать остатки разгромленной Вами X советской армии, дабы не дать возможности ей оправиться, и принимая во внимание невозможность выполнения этой задачи одними частями корпуса генерала Мамонтова, сильно переутомленными непрерывными боями и большими переходами, Главнокомандующий приказал теперь же частью сил Кавказской армии продолжать преследование красных. Что касается частей, подлежащих передаче в Добрармию, последние должны быть теперь же направлены в районы по указанию генерала Май-Маевского. Харьков 22/VI 3 часа 08911. Романовский».

Основываясь на данном мне Главнокомандующим 20 июня обещании предоставить армии возможность отдохнуть, я отдал целый ряд соответствующих распоряжений командирам корпусов, начальнику снабжения и прочим. Теперь все приходилось отменять. Я решил продолжать преследование главных сил красных, отходящих по Саратовскому тракту вдоль Волги, наиболее свежим 1-м Кубанским корпусом, оставив 2-й и 4-й в моем резерве эшелонированными вглубь. Продолжая преследование врага, 1-й Кубанский корпус овладел 22 июня поселком Балыклея и, не давая противнику задерживаться, стремительно продолжал гнать его к Камышину. Однако 24 июня на линии остров Большой – Варкин корпус неожиданно встретил упорное сопротивление красных.

Потерпев поражение у Царицына, противник лихорадочно стал сосредоточивать к Камышину подкрепление для своей разбитой армии, сняв для этой цели даже несколько дивизий с Сибирского фронта, где за последнее время красные одержали некоторые успехи над армиями адмирала Колчака. Эти подкрепления, приняв на себя отступающие части противника, 24 июня стали на пути нашего наступления, преградив подход к Камышину. Противник, заняв сильную позицию, успел сосредоточить значительную массу артиллерии, опираясь, кроме того, на могучую огневую поддержку Волжской флотилии. Фронтальная атака Варкинской позиции успеха не имела. Не имела успеха и атака обходной колонны 1-го корпуса, двинутой в направлении на Щепкин.

Предпринятые в последующие дни также безуспешные атаки с фронта и фланга укрепленной красными позиции выяснили невозможность овладеть Камышином силами одного лишь 1-го корпуса. Я решил выдвинуть на поддержку генерала Покровского 4-й корпус.

27 июня армии была дана директива:

«а) 1-му Кубанскому корпусу генерала Покровского, протянув свой левый фланг до реки Иловли, временно – до выхода 4-го конного корпуса на указанную ему линию – перейти к активной обороне;

б) 4-му корпусу (1-я конная и Сводно-горская дивизии) под командой генерала Успенского[17], выйдя через деревни Грязная – Зензеватка к реке Иловля, развернуться между этой последней и рекой Медведицей, на фронте Гусевка – Даниловка, имея задачей в дальнейшем наступлении выйти на фронт Камышин – Красный Яр;