Повесть о парашюте - Константин Кайтанов

И он протянул мне через стол руку. От души стиснув ее, я направился искать нужную мне комнату.

Как же так, размышлял я, идя по длинному коридору. Франция — родоначальница парашютизма, и вдруг мне учить французов парашютному делу?..

В противоположность штатскому товарищу, человек, к которому я пришел, был в форме авиационного командира с двумя прямоугольниками в петлицах. С ним мы быстро нашли общий язык. А поговорить было о чем. Как выяснилось, мне нужно было заказать штатский костюм, так как было решено, что я поеду в цивильном, сшить по моей фигуре комбинезон, пальто и купить целый ворох бессмысленных с точки зрения военного, но, оказывается, необходимых для гражданского человека вещей, которых у меня, естественно, не было. Надо было, кроме того, оформить заграничный паспорт, для чего потребовалась моя фотография.

Несколько дней ушло на хлопоты и беготню по магазинам и портновским ателье.

Наконец все было готово. В том числе и заграничный, по выражению Маяковского, «серпастый, молоткастый советский паспорт». Документ был весьма внушительный. В добротном красном переплете с тисненным золотом советским гербом. На листах паспорта было до десятка всяких штемпелей и печатей. Это были визы на проезд через Литву, Польшу, Германию и на въезд во Францию.

Скажу прямо, меня распирало от гордости за то, что мне оказана такая честь. Но по своей парашютистской привычке я постарался взять себя в руки и посмотреть на свою задачу с другой стороны. Честь-то честь. Но и ответственность на мне огромная. Ведь я буду во Франции не просто Кайтанов — а представитель советского парашютизма.

В Москве я сразу же облачился в штатский костюм, чтобы хоть немного привыкнуть к нему и чувствовать себя свободнее в этой странной для меня одежде. Да и костюму было полезно немного обмяться по моей фигуре, чтобы не выглядеть только что снятым с манекена. Этот совет мне дал один товарищ из управления кадров, куда я зашел, чтобы сдать на хранение свои документы и орден Ленина. Его мне в мае того же года в Кремле за успехи в парашютном деле вручил наш Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин…

25 октября на самолете смешанного авиаобщества «Дерелюфт» мы вылетели из Москвы и взяли курс на Великие Луки, где была первая остановка.

Следующая остановка — аэропорт Ковно. Это уже заграница. Идет проверка документов. Первый раз за границей предъявляю свой красный паспорт. Чиновник пытливо вглядывается в мою фотокарточку, бросает быстрые взгляды на меня, находит нужную визу и молча возвращает паспорт обратно.

В Кенигсберге я прощаюсь с советским летчиком. На Берлин мы полетим в другом самолете, который поведет немецкий пилот. Во второй половине дня самолет совершает посадку на Темпельгофском аэродроме, и я, взяв такси, еду на Унтер-ден-Линден — в советское посольство. Три дня целиком уходят на осмотр Берлина.

А там — курс на Кельн, короткая остановка, и во второй половине дня мы приземляемся на аэродроме Ле Бурже близ Парижа.

Все пассажиры выстраиваются в очередь, идет проверка документов и багажа. Подходит моя очередь. Французский таможенник и полицейский офицер внимательно осматривают вещи в моем чемодане. Не найдя ничего запретного, молча кивают головой, предлагая закрыть чемодан.

Вдруг полицейский на чистом русском языке говорит:

— Предъявите ваш паспорт.

Молча вынимаю и показываю документ. Полицейский долго читает и прямо-таки исследует все листы паспорта. Стоящие сзади пассажиры начинают роптать. В чем дело? Что еще нужно? Об этом и я спрашиваю полицейского. Вместо ответа слышу «сильвупле», беру паспорт, кладу в карман и вместе со всеми усаживаюсь в аэропортовский автобус, который довозит нас до окраины Парижа. Здесь я беру такси и еду в наше посольство.

Минут двадцать пять езды, и вскоре я представляюсь атташе Васильченко, в прошлом боевому летчику, участнику гражданской войны, лично сбившему несколько неприятельских самолетов.

Начались, как водится, расспросы о новостях на родине, о делах. Потом нашлись общие знакомые, и наш раз-говор затянулся до позднего вечера.

Придя рано утром в посольство, я застал нашего атташе уже за работой.

— Что мне с тобой делать? Какое воинское звание тебе дать? — встретил он меня от порога. — Здесь без этого нельзя.

Я сказал, что мне присвоена седьмая категория, это значило, что я отношусь к старшему командному составу.

— Все это здесь не годится, — ответил Васильченко. — Звание старшего лейтенанта — мало, майора — много. Вот что, предложим Москве, чтобы ты был здесь капитаном.

В тот же день шифровка полетела в Москву, и на другой день прибыл ответ: «Согласны со званием капитана». С этого дня я стал именоваться капитаном и вскоре в качестве такового был представлен генералу, ведавшему боевой подготовкой и обучением парашютистов в военно-воздушных силах Франции.

Прежде чем приступить к работе, меня застраховали на очень большую сумму на случай какого-либо несчастья со мной.

Как-то утром я пришел в посольство, и Васильченко сказал мне, что генерал, которому меня представили, просил показать завтра в Вилла-Кублэ прыжок с парашютом.

Вилла-Кублэ, небольшой городок, где располагался научно-исследовательский центр военно-воздушных сил Франции, находился в нескольких десятках километров от Парижа. Решили ехать туда на посольской автомашине.

В Вилла-Кублэ нас встретили представители центра, и мы согласовали с ними все практические вопросы, касавшиеся предстоящего прыжка. Васильченко пригласили посмотреть кое-какие авиационные новинки, а я отправился в комнату для укладки парашюта. Там находилось несколько десятков тренировочных парашютов ПД-6, которые были заранее куплены Францией у нас. Пользуясь тем, что дул свежий ветер метров около десяти в секунду, я раскрыл два парашюта, осмотрел их и уложил для прыжка. На это ушло около часа времени. Уложенные парашюты по моему настоянию заперли в отдельную комнату и поставили к ней часового с приказанием никого не пускать. Я отвечал за прыжок. Я представлял во Франции парашютное дело своей страны и не хотел допускать никаких случайностей и недоразумений.

Уточнив силу и направление ветра на высоте до тысячи метров, я договорился о работе в воздухе с пилотом двухмоторного самолета, с которого предстояло прыгать. Все вроде было ясно и понятно.

В три часа дня мы взлетели и с левым разворотом пошли по кругу, набирая высоту. Зашли на расчетную прямую, и я дал сигнал технику самолета открыть дверь. Подошел к ней и, глядя на землю, стал подворачивать самолет, действуя то правой, то левой рукой. Пилот самолета в зависимости от того, какой рукой я давал сигнал, поворачивал в нужную сторону.