Синельников (сборник рассказов) - Лях Андрей Георгиевич

Как сказано у Милна, Пух закрыл глаза.

На полпути в наш угловой скворешник передо мной, как из-под земли, выросла Катюша Дроссельмайер, эксперт-химик. Взор ее пылал безумием:

– Ты мразь, ничтожество! – зашипела она нечеловеческим голосом. – Так вот на кого ты меня променял! На эту тварь, на эту дылду из библиотеки! Не подходи ко мне, не попадайся мне на глаза! – и унеслась прочь.

Я печально проводил взглядом ее квадратное занудство. Боже, храни нас от людей, которые считают, что все им что-то должны, и по этой причине кладут жизнь на отстаивание своих прав – другими словами, на бесконечный многолетний скандал, в который, как пар в гудок, вылетает весь темперамент. Для темперамента, как я понимаю, есть другие применения.

– Полина, значит, накопала… – проворчал Старик. – Что же получается? Этот Пономарев приходит к тебе домой, зачерпывает, скажем, ложку сахара, уносит ее куда-то за тридевять земель, что-то там включает, и у тебя всю сахарницу разносит в куски? Это и есть параметрический резонанс? Игорь, подожди, сейчас я дам тебе слово.

– Параметрический или парамагнитный, это еще надо уточнить. Но тут все дело в этом самом информационном поле, которое он якобы открыл. Любая часть целого сохраняет связь с информационной матрицей, независимо от расстояния. Пономарев сжигал горсть пороха, а за сто километров взрывалась вся бочка. Правда, описания каких-либо электрических ухищрений отсутствуют, но так всё совпадает один в один – засверливается, уносит стружки, засыпает их в свой прибор, плавит, или просто включает ток – и на другом конце Москвы все вдребезги. И ни концов, ни начал. Смотрите. Кто-то получил доступ к пономаревским рукописям. Ну, где-то просто наткнулся. Человек, видимо, неглупый, образованный, скорее всего, физик. Сообразил, какая бомба у него в руках, и решил попробовать, что получится. Получилось. И давай крушить – понимает, что поймать-то невозможно.

Старик недовольно посмотрел в окно.

– Что дальше было с Пономаревым?

– Тут все смутно. Лабораторию его закрыли, в тридцать восьмом арестовали, в сорок первом, перед самой войной, выпустили, сослали, в сорок седьмом посадили снова, и дальше след теряется. В Питере у него оставалась сестра, но с ней тоже неясно. Это, Георгий Глебыч, надо рыться в архивах.

– Ладно. – Старик повернулся к Игорьку, – Ну, наука, что скажешь?

– Бред, – покачал головой великий ученый Ивлев, – сказки. И сказки безграмотные. Параметрический резонанс – явление в физике давно известное. Классический пример: качаешься на качелях, приседаешь и выпрямляешься, вот тебе и параметрический резонанс. Никакую печь, никакую сахарницу так не взорвешь. Информационное поле? Это из области мистики, это не по нашей части. Вообще подобные чудеса проделывал Николай Тесла и русский физик Филиппов – тоже все таинственно, но речь шла чисто о передаче энергии на расстояние – по крайней мере, можно хоть что-то предполагать. А так… Закона сохранения энергии пока никто не отменял. Впрочем, надо бы узнать, не было ли в те дни каких-нибудь природных аномалий, не скакало ли напряжение… такую прорву из пальца не высосешь…

Я плотоядно улыбнулся Игорьку.

– Значит, сказка и бред. Ладно, спустимся на почву грубой реальности. В настоящее время в Москве работает группа академика Деркача, которая применяет идеи Пономарева и занимается лечением при помощи того самого информационного поля. У них есть официальный государственный патент на эту, как выражается господин Ивлев, мистику. На Московском заводе радиодеталей выпускается прибор – вполне материальный, из железа, со всякими вольтметрами и амперметрами, – который создает это самое поле и воздействует, например, на диабет. Имеются заключения вполне серьезных людей и даже медали выставок, в том числе за рубежом. А это значит, что есть живой, достаточно авторитетный человек, которому можно задать некоторые вопросы.

– Так, – сказал Старик, заметно помрачнев, – Игорь, расскажи-ка теперь ты.

– Ну, – начал Игорек, – знаем мы немного. Прокуратура когда-то все списала на несчастный случай, дело закрыли… занимался всем Шаховской, а он писатель еще тот, и наплел Бог знает чего. А мы пока исходим из версии нашего друга Володи.

Первая фигура – господин Гурский, муж архитекторши, человек несомненно случайный. С его предшественниками чуть поинтереснее, но тоже очень и очень кисло. Дело в том, что жертвы микроволновок, Каменцев и Логвинов, оба сорока шести лет, оказывается, были знакомы, и не просто знакомы, а были школьными друзьями – правда, в последнее время встречались редко. Каменцев – финансовый чиновник из Академии Наук, распределитель бюджетов и грантов, между прочим, сын того самого Каменцева, министра… Логвинов – один из директоров очень приличной компьютерной фирмы, довольно долго жил на Украине, правда, еще в доперестроечные времена, это надо уточнять… Оба – люди весьма и весьма обеспеченные, по работе никак не соприкасались, школьная дружба, как я понял из бесед с женами, то есть со вдовами, давно увяла… Трудность в том, что проверить гипотезу моего коллеги Синельникова будет очень непросто, и не потому, что дело запущено, а потому, что оба персонажа держали, как говорилось в старину, «открытые дома» – гости, знакомые, вечера и все такое, минимальный список подозреваемых – человек двадцать – двадцать пять, а по-хорошему – так и вдвое больше, это работы до зимы.

– Хорошо, а мотив?

– Есть и мотив. Примерно два года назад оба друга стали учредителями акционерного общества «Магма». Вы сейчас упадете. Эта самая «Магма» – осколок нашего с вами недоброй памяти «Радонежа» и, следовательно, господа Логвинов и Каменцев – наследники не кого иного, как Бешеного Майка. Вот уж действительно мир тесен – большую память оставили по себе отцы-протопопы. Ну, самого Майка наши компаньоны, естественно, в глаза не видали, но рекомендация убийственная.

– Что-то я не помню в «Радонеже» никакой «Магмы».

– «Магма», Георгий Глебыч, это бывший «Агат». Как вы помните, все эти питомцы Майкова гнезда плохо кончили – приказала долго жить и «Магма». Завозили они какие-то немецкие моющие средства, что-то там не срослось, и через полгода прогорели вчистую, оставив долгов тысяч на сто с лишним баков. Ни о судах, ни о разборках ничего не известно, но сильно обиженные остались. Кстати, после этой истории дружба домами у наших подопечных окончательно сошла на нет.

По ним пока все. Фигура четвертая – Минашин Василий Георгиевич – муфельная печь на Красноказарменной – вообще ни с какого боку. Пенсионер, инвалид, последние двадцать лет нигде не работал, дел с предыдущими фигурантами не имел. Жил у сестры в Химках, квартиру на Красноказарменной сдавал, но в Москве бывал регулярно – штука в том, что у него там был еще гараж, место довольно любопытное. Этот Минашин – известнейшая личность в мире любителей раритетных автомобилей. Знаете, есть такие мастера, которые восстанавливают редкие старые модели, устраивают парады… Так вот среди них Минашин слыл кудесником – говорят, мог достать что угодно, а если и не достать, то сам сделать так, что никакая экспертиза не отличит. Впрочем, слава эта была у него скверная, все в один голос утверждают, что при всем том старичок капризный, злопамятный и страшный сквалыга, знал себе цену и что у него – это мне трое подряд сказали – зимой снега не выпросишь. Перессорился со всеми, с кем только мог. Впрочем, это не главное, а главное то, что связать этих людей вместе никак не получается.

– Очень даже получается. – Старик нахмурился еще больше. Он сидел, положив перед собой на стол здоровенные ручищи, и его рокочущий баритон без труда истекал из зазубренных связок – было ясно, что он не на шутку встревожен и сейчас со всей витиеватостью образца пятьдесят шестого года начнет нам доказывать, что опыт и вправду выше знания. – Хочу вам напомнить, Игорь Вячеславович, – полностью выговаривать отчество Игорька, похоже, доставляло Старику некое мазохистское наслаждение, – что согласно нашей рабочей версии убийство гражданина Гурского, последнее по времени – явно заказное. Если предположить, что убийца – это действительно физик с извращенной психикой, то мотив очень даже понятен. Три предыдущие убийства – бессмысленные на первый взгляд – это эксперимент, проба пера. Все три дома, где произошли преступления, объединяет одно – это, по сути, проходные дворы. Гараж, где толкутся автолюбители, много случайных людей, компании, куда приходят друзья друзей, которых никто потом не вспомнит. Преступник познакомился с одним из приятелей, тот познакомил его с другим, он мелькнул там, мелькнул здесь – и отвалил. Знали его – и то не очень – только сами хозяева, но они теперь ничего не расскажут. Историю с «Магмой», конечно, придется проверить, но это, боюсь, ложный след. Типаж у нас в этот раз замысловатый.