Ушелец - Максим Хорсун

«Сине-черные» с готовностью нагрузили свои глотки работой. Даже раненые попытались издать звуки бодрее хрипов и стонов. Раскин, с молчаливого разрешения Вероники, пристроился на край кресла, выдранного «с мясом» из кабины какого-то грузовика.

— Осталось немного! — продолжил Томас, когда крики утихли. — Мы ведь не собираемся пировать в этой вонючей дыре, верно? Я, например, намерен отмечать победу на нашей планете! Вместе с вами, конечно! В этом сезоне войны больше не будет! Мы завоевали все кубки из возможных!

Томас замолчал. Перевел дыхание, вытер губы и продолжил четким, лишенным и тени бравады голосом:

— «Небиро» находится в двух километрах от нашей позиции. Корабль защищен от врага дисперсионным щитом. Более сотни неприятельских единиц — спор, «зомбаков» и просто человеческих выродков — взяли транспорт в кольцо и, как они надеются, полностью блокируют его. К счастью, в их распоряжении только ручные гранатометы и… три лазерные «самоходки». Пока щит активен, «Небиро» в безопасности. Но для того чтобы корабль перелетел к нам, его экипажу придется отключить защиту. На этот момент очень надеется наш неприятель и ждет его, не отрываясь от прицелов. Как только «Небиро» лишится щита, враг ударит по транспорту изо всех стволов. Мы не запрещаем злодеям тешить себя иллюзией! И более того: перед станцией расчистили площадь, якобы для приема «Небиро». На самом деле «Небиро» останется на месте, продолжая стягивать на себя основные силы противника и держа его в заблуждении. Наша задача — прорваться через Циркон под прикрытием дронов и выйти осаде в тыл…

Раскин почувствовал, что от размеренной речи командира его тянет ко сну. Он понял, что не за горами расплата за использование сверхнавыка. Причем по самому беспощадному тарифу. И только экстремальность ситуации, в которой он очутился, не позволяла отключиться с открытыми глазами. Как очень хотелось. Рефлексы поддерживали нервную систему в тонусе; беспокойный червячок внутри извивался всем кольчатым тельцем и настоятельно рекомендовал попробовать форсированный метаболизм — может, что получится?

Может, конечно, что-то бы и вышло, но какой смысл от оружия, если ты не знаешь, против кого его необходимо направить? Уж лучше использовать остатки сил, чтобы удержаться на ногах, — решил Раскин. Это не много, но и не мало в его-то состоянии. Не то воинственным «сине-черным» придется тащить ушельца на спинах. Едва ли это станет доводом в его пользу, когда командир Томас найдет время для разговора.

— Сейчас у нас есть три, — продолжал Томас, повышая голос, — повторяю: всего три трудности! Первая — ее последствия все уже ощутили, — при посадке мы не полностью уничтожили тренировочную базу «зомбаков». Часть безмозглых ублюдков выжила и располагает тяжелым оружием. Вторая — наш друг, — он указал на клюющего носом Раскина, — должен быть доставлен на «Небиро», чего бы это ни стоило. Сколько жизней бы это ни стоило! Одним глазом ищем врага, а второй не сводим с его лысой головы!

Раскин поморщился. Кто бы говорил! У командира на голове имел место «ежик» микроскопической длины, на темени белела гладкая, словно колено, тонзура.

— Сложность третья. Это — наши раненые. — Томас внимательно оглядел лица бойцов. Будто в первый раз увидел. — Надо ли напоминать, что своих людей мы не оставляем?

— Заткнись, Томас! — один из лежащих на носилках апатично пошевелил руками. Раскин бросил взгляд в его сторону и тут же отвел глаза: «сине-черный» был в два раза короче, чем ему полагалось. — Я вот отвоевался… — закончил тот чуть слышно.

— Не затыкай рот командиру! — встопорщил щеточку усов Томас. — Ты, Пегий, все еще мой подчиненный! Так вот, — он обратился ко всем остальным, — предлагаю отправить за ранеными лихтер, после того как «Небиро» окажется на орбите. Мы разделимся. Оставим здесь отряд. Человек пять, я думаю, не больше. Когда мы пойдем через Циркон, «зомбакам» будет не до станции, это как пить дать.

Командовать обороной и прикрытием нашей контратаки будет Павло Трыщун. Павло, возражения есть?

— Да нету возражений, нету! — выкрикнул «сине-черный». Он продолжал таскать ящики к выходу и как раз примерялся к очередному, когда Томас объявил о своем решении. — Чуть что, так Павло — молокосос! Павло — молчать! А как к дядьке в пекло лезть — так, Трыщун, командуй! — добавил он не без пафоса.

Томас оставил реплику без внимания.

— Остальные, полагаю, должны быть добровольцами.

— Я останусь! — поднял руку бородатый доктор.

— Я поддержу! — сказал тот, кого Томас назвал Лисом. — Хочу своими глазами посмотреть, как этот гадюшник раскидает по окрестностям!

Не заставили себя ждать еще двое добровольцев. Отряд был сформирован в считанные минуты. Томас удовлетворенно кивнул.

Павло ногой откинул крышку плоского контейнера. Подмигнул Раскину:

— Раз мы никуда не идем, можно выбрать «пушку» побольше!

Он наклонился и вынул тяжелый автомат с подствольным гранатометом. Достал запасной магазин, примотал скотчем к уже заряженному так, чтобы можно было молниеносно заменить отстрелянный рожок на полный патронов. Раскин отметил, что «сине-черные» располагают солидным арсеналом. Куда более солидным, чем могло показаться на первый взгляд.

— Отсюда не высовывайтесь, пока не прибудет лихтер, — продолжал инструктировать Томас. — Станцию строили на совесть. Чтобы ее разрушить, понадобится атомная бомба, но, надеюсь, до этого не дойдет. Нижний уровень — самый безопасный. На верхние этажи лучше не соваться, — их могут продырявить…

Он слез с ящика, поднес к губам флягу. Какой-то «сине-черный», высоченный и худой, словно кочерга, тоже с коммуникатором на руке, подошел к нему и спросил о Раскине. Ушелец мгновенно подобрался.

— Подозрительный, — ответил Томас «сине-черному», не сводя с Раскина глаз. — Возможно неадекватное поведение.

— Тогда наручники — это благоразумно. Забвение… — проговорил худой хорошо поставленным, глубоким голосом. Как диктор с голограмм-видения. Ну, конечно же, Забвение — всему объяснение. Забвение… «Сине-черный» почесал небритую щеку. — Ты прав, шеф. На «Небиро» будет видно…

— Так, пятеро остаются, пятеро раненых, — задумчиво проговорил Томас, — двенадцать выходят… Сколько снаружи, Москит?

— Двенадцать, шеф, — ответил худой.

— Двадцать четыре, — Томас вновь встопорщил усы. — Шанс, Москитик, есть…

Раскин понял, что они готовы выдвинуться прямо сейчас.

— Вероника! — позвал он.

— Что? — его провожатая обернулась, прерывая разговор с доктором. Очевидно, речь шла об обещанных ушельцу стимуляторах.

— Дай воды, Вероника…

Снаружи моросил дождь.

Раскин знал такие дожди. Недолюбливал их. Они были чужими. Дети внеземелья, обитатели дальних планет: стылые, непрерывные, враждебные… Они так не походили на пахнущие лесом, степью или морем земные ливни.

Небо прогибалось под тяжестью беспокойных седых туч. То и дело сверкали молнии, их бело-зеленым вспышкам вторили раскаты грома. Ветер налетал, заставляя пригнуться к земле, и в тот же миг пропадал, будто бы его никогда и не было.

День миновал свой пик, но казалось, что за стенами станции не светлее, чем на Земле в полнолуние.

Звезда Барнарда, как и все белые карлики, представляла собой крохотный горячий объект с массой, ненамного уступающей солнечной. Она нещадно разила ультрафиолетом, к счастью, плотная атмосфера Барнарда-1 на девяносто процентов сводила ее усилия на нет. С этого расстояния звезда не имела видимого диска, реденькие лучи кое-как пробивались сквозь сочащиеся моросью воронки бурных циклонов.

Дождливо, сумрачно и очень холодно. Холодно настолько, что Раскин с тоской вспомнил об оставленном на «Микадо» новеньком внепогоднике.

Та-та-та-та! — ударила в дождливую мглу автоматная очередь. Над горизонтом засиял одинокий трассир.

Бум! — взорвалась граната где-то на верхних этажах станции. С козырька, нависающего над входом, посыпалась бетонная крошка и мелкие обломки.

Раскин стоял и смотрел.

Прямо перед ним лежало бетонное поле, покрытое колотыми ранами воронок. В некоторых выбоинах алел сильно разбавленный дождевой водой человеческий рассол. Всюду валялись стреляные гильзы. На глаза то и дело попадали клочья сине-черной униформы. Иногда — с кусками того, на что эта форма надевалась. Раскин, верный своим принципам, старался не задерживать взгляд на пушечном мясе.

Железобетонный забор, окружавший когда-то гиперпространственную станцию, полностью превратился в ощетинившуюся арматурой, протяженную груду мусора. Ворота — когда-то на территорию станции можно было попасть через ворота — преграждал лежащий на боку исполинский карьерный бульдозер. По обе стороны от поверженной машины «сине-черные» возвели два полукольца укрепленных точек. В их глубине бдели неподвижные автоматчики.