Десять тысяч часов (СИ) - Грэнди С

В реальной жизни без чипов человек может набрать любой АЧ до 55 — это предел. Дальше этого человеческое тело и мозг не могут развиваться — потолок, который не пробьёшь. Однако благодаря появлению игровых чипов барьер отодвинулся до 100. Но далеко не каждый всё ещё может переступить черту в 55. Словно природе было просто начхать на прогресс человечества, она диктовала свои условия: 55 и не больше. Но всё же люди научились разрушать этот потолок, хотя это давалось очень непросто.

Для наглядности. Человек с АЧ 50 ловкости может выполнить любой акробатический элемент и выступать в роли гимнаста под куполом цирка. С показателем в 55 единиц он способен изгибать своё тело так, словно у него нет костей, но только в статичном положении. Если же он сумел дойти до 100, то теперь способен танцевать брейк, будучи завязанным в узел.

Но времени на удивление и проверку своих новых способностей у Сабиры не было: ребятам пришлось двигаться дальше, чтобы быстрее добраться до «Шампэ». Время поджимает. Пересев на салатовую ветку, Пулат и Сабира снова столкнулись с тяготами московского метрополитена, но уже почувствовали себя бывалыми, так что двигались чётко и умело. На них никто даже косо не взглянул. Свои.

Выйдя из метро, ребята бежали. Башня «Шампэ» казалась очень близкой из-за своих размеров, но, на самом деле, потребовалось минут пять интенсивного бега, чтобы добраться до небоскрёба. Это был обман всех величественных зданий. Они только кажутся близкими, но до них — как до луны. Вбежав в стеклянные двери, Сабира с Пулатом опёрлись о колени и сняли маски, чтобы хорошенько отдышаться, им нужно было всего лишь 30 секунд, но этого хватило, чтобы возникли неприятности.

— Вы что делали на улице?

Сабира подняла глаза и увидела бледную Катю с перемотанной головой.

— А ты чего тут делаешь? Разве тебе не положен отдых?

— Я ответственный работник, — поморщилась Катя. — Буду вынуждена сообщить Константину о том, что вы самовольно покинули башню.

Катя хотела уже развернуться и на крыльях счастья лететь в сторону Константина, чтобы доложить о том, что его ненаглядная черномазая дикарка той ещё сволочью оказалась, но Сабира намертво вцепилась в запястье проводницы.

— Если ты хоть слово скажешь Воробьёву обо мне, то я соглашусь на все его предложения и самолично прыгну к нему в постель. Я сделаю всё, чтобы он больше в жизни на тебя не посмотрел.

Лицо Кати исказилось в ужасе — перед глазами пронеслись картины полные отчаяния и одиночества. Жизнь без любимого мужчины представлялась обречённой на вечные скитания в холоде, где сама Катя бродила босиком по льду. Однако соблазн принизить соперницу в глазах Константина был так велик, что девушка не могла согласиться с условиями.

— Ты отстранишь меня от него, а что дальше? — сказала Сабира так, словно услышала мысли проводницы. — Появится другая. И, скорее всего, она не будет так же крепка перед Константином, как я. И тебе придётся смотреть изо дня в день, как они целуются, держатся за руки и обнимаются. Оно тебе надо? Я — наименьшее из зол.

Катя округлила свои и без того большие голубые глаза и смотрела на Сабиру, словно обезумевшая гадалка. Ей не хотелось помогать сопернице, только уничтожить, толкнуть в грязь и размазать лицо каблуком. И ни о каких поддавках нельзя было даже заикаться.

— Хорошо, — Катя ловко прокрутилась на пятках и ушла за стойку так, словно и не было этой встречи.

Всё же она капитулировала, но для себя Катя сделала где-то в подсознании зазубрину: это не проигрыш, а тактическое отступление. Сабира ей казалась простушкой. Сабиру она в капкан поймает. И лучше пусть будет в соперницах эта нелепая таджичка, чем игрок посерьёзнее.

Зайдя в лифт с другой проводницей, ребята расслабились и прислонились лицом к холодному стеклу. Несмотря на грозный вид, они изрядно перенервничали. Всё же со стороны начальства могли быть серьёзные санкции. Одна из них — слежка. И тогда Константин узнал бы, что ребята ищут.

Глава 13

Сабира стояла возле своей комнаты с вытянутой рукой. Она хотела было зайти внутрь, но поток мыслей сбивал её. Отец Пулата ходил где-то рядом. Он сумел зайти к Сабире в игру, послать сигнал в «Море», оставить подсказку на Даниловском рынке. Но почему он не мог привести сына туда, где бы они наконец встретились. К чему эти странные шпионские игры. Знал ли он, где находятся все ключи. А где ДТЧ?

— Ты чего стоишь в дверях? — голос Бориса вывел Сабиру из транса. Девушка подняла глаза. Парень стоял за раскрытой дверью.

— А ты чего делаешь в моей комнате? — поморщилась Сабира.

— Так я ждал тебя! Сейчас столько придумал для будущего показа! Творю, творю, творю. Ты меня вдохновляешь!

— Неужели? — Сабира скептически усмехнулась.

— Честное слов! — Борис сложил руки на груди. — Ты самый загадочный человек, которого я встречал. Резко куда-то подрываешься, показываешь то холодность, то заинтересованность, внезапно просишь встретиться с моим отцом, а потом исчезаешь. Я не знаю, что ты сделаешь в следующую секунду. Это прекрасно и удивительно! Не выгоняй меня, прошу! Это так прекрасно для моего показа! Мой показ будет таким же. Ах! Это будет шедеврально, — Борис воодушевлённо схватился за голову и прошёл в комнату.

— Да, ты странный.

— Я творец.

Сабира внимательно наблюдала за Борисом, который принялся выделывать пируэты. Как же сильно он отличался от своего мерзкого отца. Борис был ярким, сумасшедшим, но приятным и тёплым. Девушке казалось, что его свет мог развеять любую тьму… кроме, очевидно, тьмы Константина Воробьёва.

— Вы такие разные с отцом… — сказала Сабира вслух свои мысли и сразу об этом пожалела. Вдруг Борис подумает что-то не то. Да и он всё-таки сын босса.

— Это так, — Борис улыбнулся. — Да и я, честно говоря, плохо знаю его.

— Он не возился с тобой в детстве?

— Я ничего не помню из детства.

— В каком смысле? — удивилась Сабира.

— В прямом. Пелена перед глазами. Помню вот только момент, где я в четвёртом классе просыпаюсь рано утром, чтобы пойти в школу.

— Ты совсем ничего не помнишь о себе?

Борис задумался.

— Иногда мне кажется… Я не знаю, как это объяснить. Словно за чернотой воспоминаний проглядываются какие-то силуэты. Отец говорит, что проблемы с памятью из-за того, что я попал в аварию, потерял память. Но разве не должны оставаться какие-то шрамы? Хоть что-то…

— Какой ужас…

— Да… Он говорит, что это произошло, когда мы жили в захолустье.

— Так вы с глубинки?

— Да, отец родился в деревне под Воронежем. Анна называется.

Сабира посмотрела в большие и грустные глаза Бориса. Он вроде и улыбался всегда, но эта томительная печаль всё равно считывалась во взгляде. Может, это и была одна из причин, почему Сабира так прониклась этим человеком за короткое время, почему она чувствовала, что ему можно доверять. Борис напоминал ей кристалл. Некоторые считают: если камень не преломляет свет, то остаётся просто камень. Но суть была именно в том, что Борис везде искал свет: солнечный или лунный, словно он изо всех сил пытается быть живым. Парень сел на кровать. Сабира подсела к нему и по-дружески погладила по спине.

— Что же мама твоя?

— Я не знаю своей мамы. Я её не помню. Вроде бы она умерла, когда я был ещё маленький.

— Получается тебя воспитывал отец? — Сабира нахмурилась, все эти обстоятельства казались ей очень странными и не состыковывались.

— Наверное… Я не помню. Помню только время, когда мы уже стали богатыми. Тогда уже он был очень строг со мной, — парень покачал головой. — С самого детства заставлял много и усердно работать и быть «нормальным». Он не очень-то поддерживает мою тягу к моде. И ему не очень нравится, что я свечусь как дизайнер. Почему-то он хочет, чтобы я был серой и неприметной мышью.

В комнату без стука вошёл Пулат и застал, как Сабира заплетала рыжую косу Борису. Это она уже начала делать в порыве сочувствия. Да и так мозги лучше соображали — Сабира упорно пыталась понять, что же во всей этой истории не так.