Центральная реперная - Сергей Васильев

— Надоело… Всё надоело, Клим.

Я отпускаю Вику и улыбаюсь, чтобы ее приободрить. Надеюсь, она не увидит моей грусти. Сейчас не время.

Человек сидит, откинувшись на спинку стула и положив на столешницу перед собой руки со скрещенными пальцами. Иногда он расплетает пальцы, и можно заметить, что они мелко дрожат. Он совершенно не обращает на нас с Викой внимания. Я почти уверен, что даже устрой мы пляски перед ним в голом виде, он не впечатлится. Будет по-прежнему смотреть в сторону моря, не видя ни серебристо-зеленоватых волн, ни крапчатых чаек, бродящих по пляжу в поисках пищи, ни серых скал мыса с зелеными пятнами кустарников-альпинистов.

Я подхожу и подсаживаюсь к незнакомцу.

— И как вам тут? — я обвожу рукой дальний мыс бухты, море, пляж, деревья на склоне.

Только после этого незнакомец реагирует. Он вздрагивает, очумело смотрит на меня совершенно круглыми глазами и что-то нечленораздельно мычит. Потом судорожно вздыхает и сдавленно произносит:

— Это вы о чем?

— Как вам наш посёлок? Вы же недавно прибыли?

— Недавно? Ну, наверное… — человек мнется, словно боясь задать неприличный вопрос. Решается и спрашивает. — Сколько сейчас времени?

Очень неприлично. Ага. Не знаю, уж что ему про нас наговорили, но явно какие-то небылицы.

— Примерно семь часов. Извините, хронометр с собой не захватил.

Человек пытается улыбнуться, но получается плохо, словно у восковой фигуры с раз и навсегда вылепленным выражением лица. Кивает своим мыслям и отвечает:

— Я ничего еще не посмотрел.

Вполне вероятно. Но что он хочет посмотреть? Развалины крепости на мысе? Круглую бухту? Реликтовую рощу? Выбор есть, да. При желании, он может вообще никуда не ходить, а устроиться на пляже, загорать и купаться.

— Тогда у вас масса возможностей. И я вполне могу помочь вам определиться с ними, — мою улыбку, если не присматриваться, можно назвать достаточно радушной.

— Меня Вадимом зовут. Будем знакомы, — невпопад представляется человек.

— Клим, — отвечаю я и протягиваю ему руку для пожатия.

Зря.

Раньше — когда начинал — я мог смотреть, только поговорив с человеком, заглянув в его лицо, увидев отблеск в его глазах. Теперь всё проще. Достаточно быть рядом, и оно само начинает лезть в мозг, исподволь проникать в него, тесня мое восприятие и заменяя его чужим. Стоит коснуться человека, как барьер падает, и ничто уже не может ограничить и оградить меня от чужого.

Серая пелена дыма, сквозь которую неясными силуэтами темнеют какие-то ящики. Из пелены плавно прилетает нечто, похожее на железную консервную банку, сталкивается с ближайшей стеной и так же плавно улетает обратно. Я, точнее, не я — Вадим! — закрывает глаза. Мгновение черноты, а потом сразу, без перехода, яркое солнце, бьющее в глаза, зеленый склон и знакомый навес в оранжевую клеточку. И тут же новой волной накатывает панический ужас, во много раз больше привычного, того, который всё нарастал и нарастал в дымной завесе…

Вадим отпускает руку, и мне становится легче. Я обрываю контакт. Резко, болезненно, так, что отдается даже Вадиму. Он вздрагивает, поднимает плечи и настороженно оглядывается. Нет опасности. Откуда она здесь? И человек постепенно успокаивается.

Это только кажется. Внутри него сидит страх. И если какая-нибудь мелочь пойдет не так, как он представляет, страх выплеснется наружу, круша вокруг себя всё без разбора. Сложность в том, что никогда не угадать момент. Поэтому надо действовать. Сразу.

Во-первых, увести его от людей и, в первую очередь, от Вики. Во-вторых, снять с него страх. В-третьих, не показываться в поселке, как минимум, с неделю. Столько проблем из-за одинокого прохожего, так некстати присевшего за стол в Викиной закусочной.

На его лице выжидательный интерес. А я потерял нить разговора. Ах, да. Я же собирался ему предложить варианты — как провести время, как отдохнуть в нашем поселке. Это я могу. Это несложно. Отпустить язык, и пусть болтает, чего ни попадя.

— У меня есть катер, — говорю я, — можно совершить прогулку вдоль побережья, зайти в укромные бухточки, в которые не спуститься с берега. На некоторых пляжах галька сплошь из красной яшмы. Но это еще что! Есть и из зеленой, и из белой. По дороге наловим рыбы. На живца. Вы любите рыбалку? Потом Вика приготовит то, что вы поймали. Она — лучший специалист по стряпне в нашем поселке. Все приезжие едят у нее. Кстати, вы не голодны? Если что, мы это быстро уладим…

Мне не остановиться. Если я замолчу, дрожащая пустота внутри меня начнет расти, пока не заполнит меня всего. И тогда я начну кричать от внутренней боли и безысходности. А так, за разговором, всё сглаживается и уходит на задний план, потому что надо делать что-то нужное, планировать, говорить о серьезных мужских поступках, о мелочах, которые мелочи лишь на первый взгляд, но без них невозможно. О том, что привычно настолько, что можешь подняться над обыденностью и посмотреть на себя со стороны…

В глазах Вадима мне еще чудится дымная пелена страха. Стоп. Даже не думать об этом. Я спокоен.

Это — мнительность. Ничего нет. Я пригласил отдыхающего интересно провести время, и именно этим мы и займемся. Что он отвечает?

— Нет, я сыт, спасибо. Всегда мечтал прогуляться на катере. Честно. И давайте будем на "ты"? Мне так проще.

Мне тоже так проще, о чем я и говорю Вадиму. Формальности улажены. Я издали киваю Вике, и мы с Вадимом ступаем на тропу, по которой я поднялся утром, не предполагая, что встречусь не только со своей девушкой. Между прочими, я не позавтракал. И, в отличие от Вадима, есть хочу. Ничего. Вместо Викиных разносолов придется довольствоваться "завтраком рыбака": куском черного хлеба, двумя мелкими запеченными рыбками и редиской, завалявшейся со вчерашнего дня на дне мешка со снедью и с удивлением обнаруженной мной утром.

Мы выходим к причалу. Катер покачивается на волне, глухо стуча бортом о старые покрышки. Они еще не развалились, но когда это случится, придется думать, чем заменить резиновый антиквариат. Но на Вадима они не производят никакого впечатления. Он не только не спрашивает, что это, а даже не интересуется, откуда у меня такое старье. Будто каждый день видит колесный транспорт, чего в принципе не может быть. Поднимается по мосткам, дожидается, когда борт опустится вровень с настилом, и ловко запрыгивает на катер. Я не отстаю. Снимаю причальные канаты и запускаю движок.

Неспешно — торопиться некуда — мы отваливаем от берега.

Давно я не ходил вдоль побережья. Даже самому любопытно, что изменилось за это время. Не в море, разумеется, — на берегу. Вот кто-то строит на скале небольшой домик, а кто-то уже построил — деревянный, некрашеный, под синей крышей. Чтобы от него спуститься к морю, надо сначала подняться вверх, пройти по тропинке, обойти вокруг и уж потом выйти на узкую песчаную гряду к вытащенной лодке. Прямо вниз дороги нет, если только не хочешь упасть на камни, о которые прибой разбивается пенными брызгами. Зачем так строить? Неудобно.

Тарахтит движок, Вадим сидит на носу катера и глядит на берег. О чем он думает? Не знаю и знать не желаю. А ведь придется. Сойдем в бухте на берег, буду опять смотреть. И слегка подчищать. Раз взялся, надо закончить.

Красная бухта всегда открывается внезапно — узкая горловина, отвесный берег и косые яшмовые жилы по скале. Прибой выбивает ярко-оранжевые камни, окатывает их и рассыпает у подножия. Собирай, любуйся. Как раз за этим мы сюда и пришли.

— Действительно, красиво, — в голосе Вадима неподдельное восхищение. — Я такого и представить не мог… Или мог?

Я наезжаю носом катера на хрустящую гальку и стопорю двигатель. Можно вылезти, размяться, а кое-кому и поесть. Вадим уже на берегу. Он скинул ботинки, ходит по мелководью, иногда останавливается, подбирает камушек, рассматривает его, а потом зашвыривает в море. Некоторые камешки отправляются в карман. Вернется домой — положит на полочку и будет рассказывать друзьям о том, как был у нас, и что ему стоило добыть эти восхитительные сувениры.

Я ловлю себя на том, что оттягиваю момент очередного сеанса. Боюсь? Осторожничаю? Пытаюсь уйти от неприятного? К чёрту!

— Вадим! — кричу я.

Он поворачивается.

Резкий запах сгоревшей изоляции не дает вдохнуть полной грудью. Дыхание судорожное, прерывистое, в горле хрипит. Слезятся глаза, застилая взор мутной пеленой, и почему-то не получается их вытереть. Слышны крики. Нужно что-то делать, причем немедленно, но слова проходят мимо сознания, и не получается их идентифицировать. Словно опустили полупрозрачную шторку, отрезав меня — Вадима! — от происходящего. Сделав зрителем. Рука нащупывает металлический рычаг, поворачивает его, распахивается круглая дверка, открывая небольшую каюту, и можно бы попасть внутрь. Что-то цепляется за пояс и не пускает. И кажется, что никогда-никогда не залетишь в спасительную укромность, сколько не напрягай руки и не втискивай себя туда…