Час до конца сентября (СИ) - Сантьяго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе плеснуть ликера?
— Апероль? — усмехнулся Решад, вспомнив разговор в магазине.
— И он есть, — Ира потянулась за крохотными рюмочками на высокой витой ножке, передала бутылку мужчине. — У вас в магазине выбор спиртного на любителя, пришлось в Казани в винотеку заехать.
— Ты на повара училась?
— Нет. На ландшафтного дизайнера. Готовить научилась рано, мама с отчимом на работе все время пахали, оба только-только имя нарабатывали в адвокатуре, два младших брата были на мне. К отцу забегала после школы — у него вообще в холодильнике мышь регулярно вешалась. Мне как раз подарили книгу «Академия домашних волшебников», я ее до дыр зачитала. Все хочу купить такую же, но видела в другом формате. А ту, синюю, квадратную, найти не могу. Вот по этой книжке и начала готовить, с яичницы, каш, простых драников, и так здорово получилось, что теперь, как заезжаю к маме домой, семья требует тереть картошку. Братья даже согласны чистить без возражений, в армии будто не надоело.
— У тебя большая семья. Мне так не повезло, — меньше всего он любил рассказывать о себе, хотя, раз с Наткой подружилась, многое услышит рыжая и без его участия.
— Родители рано поженились, сразу на первом курсе, меня родили и разбежались. Со стороны отца огромная куча родни, с маминой — не меньше. Мама потом замуж вышла за дядю Витю, еще прибавилось родственников, а отец так и остался один. Нет, не один, конечно, но не женился больше. Все детство мотылялась по бабушкам-дедушкам-теткам подкидышем на плечах папиного друга, начальника его охраны, может, поэтому и мечтала о собственном доме, — Ира внезапно остановилась, удивившись самой себе, почему она так разоткровенничалась с соседом.
Казалось бы, пару часов назад она была готова его прибить чем-нибудь тяжелым, а сейчас спокойно разговаривают, ужинают вместе, и совершенно не хочется, чтобы он уходил.
— Благодарю за ужин, очень вкусно. Пойдем на террасу, покурим?
— Только бросать собиралась. Но идем.
— Надо тоже бросить. Пока учился — не курил, потом, в первой командировке начал.
Наблюдая за соседкой, Решад достал сигареты, похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Ловко перемыв посуду, Ира задвинула стулья, убрала в холодильник сметану, украдкой, думая, что гость не заметит, сунула в пасть волчице кусок овечьего сыра.
— А мы на первом курсе. Такими взрослыми себя почувствовали, первым делом косы отрезали и закурили. Сейчас вспоминаем с девчонками, что творили, ржем.
— В юности мы все дурные, — по своему росту Решад отодвинул ротанговое кресло, уселся, закинул ноги на пуфик. Шлиман тут же взлетел на колени, игнорируя предупреждающий рык снизу, потоптался, принюхиваясь, и растекся под мужской рукой. Тень, поворчав на наглеца для профилактики, улеглась у ног хозяина.
— Ир, ты прости меня, наговорил ерунды сегодня.
— Я тоже.
— Кстати, а почему — Шлиман?
— П-ф-ф, ты бы видел, какие он раскопки в лотке проводит, такое серьезное выражение морды, налицо археологические способности!
— Понял, Шлиман же Трою раскопал. Смешно. Заведи еще одного, Картером назови, — оба опять засмеялись. — Породистый?
— Из осенников, садово-подзаборных. Самая шикарная порода, когда дачники наиграются летом с котятами-щенками, и, уезжая на зиму, выкидывают их, кто куда…
Решад замолчал, наслаждаясь идиллией вечера. Он и не помнил, когда было так хорошо, чтоб все сошлось в одной точке — запах свежескошенной травы, пение сверчков, мурлыканье кота, обрамленное шорохом листвы, негромкий джаз из колонок по углам террасы, вкусный ужин лег приятной тяжестью в желудок. Даже его личный пунктик — раздражение от чайных пакетиков вместо листового чая, и разной посуды на столе, был не потревожен.
И юная женщина рядом, разделившая с ним этот вечер. Женщина, которая занимает его мысли в последнее время.
Некстати вспомнился взгляд Марселя, полный любви и нежности, которым друг смотрел на свою жену, что бы она ни делала. Решад усмехнулся. Его душе таких ощущений не отсыпано.
Да, существует один шанс на миллион, что есть где-то та, что станет смыслом жизни, та, в чьей власти приручить его, та, с которой он захочет в старости качаться на соседних креслах на веранде общего дома, увитого зелеными побегами. И кофе по утрам, и свежайшие булочки на завтрак из духовки, и телефоны отложены в сторону, и не интересует больше, что творится вокруг.
Но это будет спокойная, не повышающая голос женщина, уступающая ему во всем, жизнь с ней будет без ссор и скандалов, без потрясений. Решад иногда жалел, что сестра Лешки вышла замуж, пока он отсутствовал по службе. Светик — идеальная жена любому, с такой …удобно, надежно, не искрит.
А с соседкой он рано или поздно развлечется, может и не один раз. И что-то было знакомое в абрисе капризных губ, будто он уже видел и глаза ее, слишком светлые, странные. Скорее всего, в толпе где выхватил взглядом, живя в Казани. Хотя, вряд ли эта девица пешком ходила, и там, где он. Ее круг никогда не пересекается с его кругом, простым и понятным, даже здесь, в поселке, она не станет частью его.
В его окружении девушки не водят играючи тяжелый Хаммер, не слушают вечерами Эллу Фицджеральд, не порхают по дому в шелковых коротких халатиках и узких туфельках на каблуках с пушистыми помпонами, не балуют домашних изысканными десертами в будни, не имеют в детстве личной охраны. Чужой мир. Большая проблема.
Может, поэтому и тянет к ней, как к экзотике, да и к отлично сложенному телу, чего скрывать. Просто нужно применить другую тактику, раз старые, проверенные методы на нее не действуют, вот только какую, Решад пока не знал.
— Чуть не уснул. Ну что, Ириш, мир?
— Мир, сосед.
— Скажи номер, ватсап же есть?
— Есть. А зачем?
— Пригодится. Да, и я тебя в наш чат добавлю, Леха просил, там всех уже знаешь. Пойду я, завтра рано вставать. Спасибо за ужин. Теперь буду мечтать о драниках, — мужчина с сожалением поднялся с кресла, записал номер, сделал дозвон. — Запиши мой. Тень, домой!
И исчез в сумерках так же, как и появился, неслышно.
Даже странно, ни слова о своих намерениях, разговаривал спокойно, не верилось, что он может нормальным быть. Надо же, и ум использует по назначению, кто Трою раскопал, а кто — пирамиды, легко вспомнил. И вдруг, всего на мгновение, Ире стало жаль, что
