Я люблю Будду - Хилари Рафаэль

тем временем неистребимый гавайский акцент бренди буквально пронзал тишину, доводя Предводительницу до бешенства.

— buongiorno. si, si… — и потом, через полминуты: — послушайте, синьор, вы говорите по-английски? вы по какому вопросу? — а потом: — синьор, синьор, un momenta! я вообще не понимаю, что вы хотите сказать, с вашим английским, может быть, вы говорите по-японски? — короткая пауза. — нет? ладно, давайте тогда по-английски, но медленно! — пока бренди слушала, ее лицо постепенно приобретало выражение, более-менее похожее на сосредоточенность. — подождите, пожалуйста, синьор. — перед тем как обратиться к Предводительнице, она собралась с духом, потому что все знали, что ярость ХИЁКО, когда ее отрывают от теологических упражнений, подобна могучему извержению расплавленной лавы, сметающей все на своем пути, бренди зажала левую ноздрю безымянным пальцем правой руки и резко вдохнула, три раза, чтобы побудить себя к действию, этим маленьким хитростям она научилась на семинарах у одного ламы в “grabd hyatt” в Гонолулу, (на бранку, единственную эстонку среди неогейш, это произвело изрядное впечатление, но бренди все же хватило честности побрызгать сельтерской водой на расплывающееся винное пятно ее благоговейного трепета, “бранка, это был не далай-лама. ламы… вообще-то, их много, не меньше, чем дипломированных инструкторов по йоге”, неогейши недолюбливали эстонку за ее заносчивость и непомерное самомнение: особенно она гордилась своим знанием английского и натуральными волосами цвета шампанского. “Верховная жрица, — чопорно проговорила бранка, — я росла в стране, где не было свободы вероисповедания”, бренди — девушка милая и приятная, не смотря ни на что, — улыбнулась, “зато теперь у тебя она есть, эта свобода”.)

— тиффани-сама, итальянский посол говорит, что это вполне в его силах — обеспечить касси дипломатическую неприкосновенность, но он хочет поговорить с тобой лично, при встрече.

‹а почему ему вдруг захотелось встретиться, как ты думаешь?›

— я могу только догадываться… ‹ну, и?›

— наверное, ламберт рассказал ему о тебе, и расписал тебя так, что это было действительно что-то с чем-то. и посол захотел убедиться, что ты и вправду такая крутая, речь не о том, чтобы просто поговорить, он хочет тебя увидеть.

‹хорошо. передай мне телефон.›

натренированным жестом ХИЁКО надела хедсет и нажала на клавиатуре комбинацию клавиш CTRL-S (она всегда сохраняла свои документы чуть ли не каждые две минуты, хорошо сознавая, к каким катастрофическим последствиям может привести неожиданный сбой в системе), помню, даже меня удивило, с какой дружеской теплотой она говорила с послом.

‹касси вернется к нам через пару дней.›

— правда, тиффани? отличная новость! ‹да, мы все будем рады.›

— может, устроим вечеринку в честь ее благополучного возвращения?

‹да.›

— классно! давай наймем музыкантов с ситарами! ‹ну, давай›

— и купим нашему диджсю, которая губки, новую звуковую систему!

‹а лучше устроим из этого акцию по сбору средств.›

— замечательная идея! с чатни-баром и…

‹бренди, давай ты все это и организуешь, на свой вкус, ага?›

— хорошо.

‹касси заслужила награды.

— да, точно.

‹она снова займет прежний пост Верховной жрицы по здоровью.›

— круто.

‹ага. распределение лекарственных препаратов и все такое.›

Глава 81

сперва мне казалось, что тиффани была не из тех, кого называют прирожденной хостесс. конечно, я не была среди ее первых клиентов, поэтому я не могу судить о полученном ими удовольствии или о точном количественном исчислении обмена внутренней энергией, которое они испытали, общаясь с ней. я не могу сказать, до какой степени она приправляла свои еженощные микро-спектакли этим / е nais c’est quoi, от которого уставшие адвокаты и бухгалтеры чувствовали себя избалованными самураями, однако сохранились свидетельства очевидцев ее двойственного отношения к работе.

.

она была не особенно любезной хостесс. девушек, более опытных, всегда поражал (неприятно) ее дифференцирующий смех, дело в том, что американка тиффани смеялась только над смешными шутками, а если кто-нибудь из клиентов выдавал незабавную шутку, она лишь таращилась на него пустыми глазами, был один случай (я даже не знаю, стоит ли приводить его здесь, настолько все это неправдоподобно звучит), но — да, был один случай, когда в бар явилась компания человек на двенадцать, и все заказали себе виски с содовой, когда все эти ребята назвали по очереди, что они будут пить, тиффани решительно покачала головой (в то время, как говорят, она носила вполне человеческую прическу, каре чуть выше плеч, и волосы у нее были нор мального золотисто-каштанового цвета) и заявила ‹нет. так не пойдет, нельзя, чтобы все брали одно и то же. давайте, хоть кто нибудь — как насчет сингапурского сленга?› мужчины молчали, никто ничего не сказал, тиффани тоже молчала — примерно ми нуту, а потом, видимо, не желая, чтобы ее обвинили в недальновидности, она избежала судьбы — которая, по здравому размышлению, могла бы впоследствии предотвратить массовое убийство и самоубийства, — она избежала увольнения с работы. ‹прошу прощения, я иностранка, и у меня извращенное чувство юмора, это такая американская шутка, может быть, даже смешная. ха-ха.›

эти черты тиффани, предшественницы ХИЁКО, казавшиеся нам банальными и незначительными, взятые по отдельности, складывались в роскошный гобелен идеологического смысла, если воспринимать их все вместе, как единое целое, рассмотрим ее знакомство с архипелагом, как и все утверждения историков о доисторических временах, теории о первом контакте ХИЁКО с Японией смутны, туманны и часто противоречивы, самые ранние свидетельства о пребывании ХИЁКО в токио — это записи доктора Цинциннати (а им, как я понимаю, нельзя доверять), но там есть вполне недвусмысленные намеки, что ХИЁКО приехала в азию изучать придворную литературу хэйанского периода, а точнее — десятого века, и насколько я знаю, в университете она посещала закрытые семинары по этой теме.

однако люди, общавшиеся с тиффани в первые годы ее пребывания в Японии, утверждали, что увлечение древней литературой пришло потом: это было лишь средство занять блестящий, пытливый ум, пребывающий в праздности после того, как тиффани уводили из модельного агентства за неподобающее поведение, эта теория вполне согласуется с сохранившимися фрагментами ее портфолио, которые включают: плакат, предназначенный для подземки, с рекламой жевательной резинки для подавления аппетита (ХИЁКО, одетая в мокрое белое платье, стоит в бамбуковых зарослях; рот открыт, чтобы принять чудо-жвачку, как принимают причастие), календарь под названием “А что у нас в трусиках?!” (где ХИЁКО снялась сразу в двух ипостасях: сентябрьской “а не пошло бы все к черту” и мартовской “строгой, но вожделеющей секса”), и снимки с показов мрачной осенней коллекции в стиле “черная геометрическая хиросима”. я не смогла установить точную дату, когда были сделаны эти снимки, и не нашла ни одного модельного агентства, где ее хотя бы знали, не говоря уж о том. чтобы с ней работать.

третья широко распространенная теория о появлении гуру в Японии (и наименее жизнеспособная, вообще, надо заметить, что после трагического происшествия появилось множество самых разных теорий, которых объединяет только одно: они все совершенно безумны) утверждает, что она приехала сюда не прямо из штатов, а из индии, с севера, приверженцы этой теории считают, что прежде чем ехать в Японию, она провела девять месяцев на индийском субконтиненте, изучая буддистскую доктрину в дхарам-сале и эзотерические тантрические практики — в лхасе. один альпинист из андорры клятвенно утверждал, что встречался с гуру, когда та еще не была гуру, весной 1995 года, на одном из маршрутов пешего туризма в Гималаях, дело было на рассвете, она сидела у костра, в котелке над которым грелось молоко яка — чтобы гуру, которая еще не была гуру, могла выпить caffe latte. альпинист вспоминал, что она завела с ним разговор о потенциале буддизма как официальной мировой религии, упомянула о том, как ее привлекают апокалипсические видения, и высказала мысль, что миру необходимо пережить катаклизм апокалипсического масштаба, чтобы человечество, наконец, встряхнулось и приняло буддистские ценности — иначе нам не избежать еще более страшного апокалипсиса, впрочем, этот свидетель уже отказался от своих слов и теперь утверждает, что выдумал эту историю в приступе черной депрессии, развившейся у него в результате неудачной попытки покорить Эверест.

мы доподлинно знаем, что другие девушки-хостесс отнеслись к ней враждебно: из-за того, что она зарабатывала больше их. клиенты наперебой просили только тиффани, что было странно и непонятно, если учесть, что она постоянно опаздывала на работу, не соблюдала правила потребления спиртных напитков (в какие-то вечера пила наравне с мужчинами, а в какие-то — вообще воздерживалась от выпивки, как монашка) и имела привычку являться в бар обдолбанной в хлам (”мда, не зря же их называют “развлекательными” наркотиками, — высказалась как-то раз одна хотсесс из “старых”. — а мы в баре не развлекаемся, мы работаем”).