Ангелополис - Даниэль Труссони

Она умолкла, заметив избежавшую ранее внимания Веры почти пустую страничку. Там было нарисовано сердечко.

Заинтригованная дама спросила:

– Что означает такой символ?

Взяв ручку со стола, Азов нарисовал на листе бумаги похожее сердечко.

– Тут изображено семя сильфия. Оно заострено с одной стороны и раздвоено с другой. Известно в качестве символа любви – сердца – и стало одним из наиболее используемых в современности знаков. Связь сердца с романтической любовью была по большому счету спровоцирована использованием сильфия как афродизиака в древней Кирене.

Пристально поглядев на альбом, старик продолжил:

– Когда я сотрудничал с Анджелой Валко, она особенно усердно разыскивала одно растение, хотя так и не назвала его. Быть может, это самое сердечко и есть ответ на не решенную ею загадку.

– Но она должна была знать, что своим возникновением символ сердца обязан сильфию, – проговорила Света.

– Анджела была скептиком, – произнес Азов. – Сильфий является одним из самых загадочных растений Древнего мира. Многие из современных ботаников не согласятся со мной, утверждая, что нет доказательств даже того, что он существовал.

– Чувствую, что вы готовы поспорить с подобным мнением, – проговорила Вера.

– Растение считается исчезнувшим уже более тысячи лет, но ты права: у меня нет сомнений в том, что сильфий когда-то рос. Не могу сказать, был ли он лекарством от всех болезней, как считалось в Средиземноморье. По свидетельствам исторических источников, сильфий излечивал от астмы, рака, расстройств пищеварения. Также его называли надежным противозачаточным средством и, как я уже говорил, одновременно афродизиаком. Он был настолько ценным, что служил предметом торговли Кирены, нынешней Ливии и других прибрежных государств. Сохранились его изображения на камнях и монетах.

Света вновь обратилась к альбому и внимательно посмотрела на страницу.

– Весьма интригующе. Сильфий оказывается единственным нецветковым ингредиентом формулы, да к тому же вымершим… – Она пролистала страницы с розовыми лепестками. – Например, в альбоме содержатся больше сотни лепестков роз. Очевидно, в составе должно было использоваться дистиллированное розовое масло.

– Слишком просто, – сказала гостья. – Розы растут повсюду.

Азов проговорил:

– Это теперь повсюду. Однако после Потопа от полного исчезновения их отделяла лишь горстка семян. За прошедшие тысячелетия человечество возродило розу и возделывало ее. Если бы этого не произошло, мы жили бы в мире, лишенном роз. То же самое можно сказать обо всех цветах, перечисленных в Ноевом каталоге семян. Они остаются с нами, потому что человечество любит цветы. Удивительно уже то, что сильфий, некогда игравший такую важную роль, едва уцелел.

– Едва уцелел? – проговорила Вера. – Я думала, он исчез.

Ученый улыбнулся:

– Исчез… Но пара семян все-таки уцелела.

Женщина посмотрела на Азова, не веря собственным ушам. Располагая данным ингредиентом, можно изготовить все зелье – каким бы оно ни было.

– Неужели сильфий присутствует в вашей коллекции семян?

– Вот он, – проговорил Азов, выдвигая крошечный ящик и доставая металлическую коробочку.

Сняв крючок, он приподнял шелковый кисет, показавшийся ей совершенно пустым. Перевернул его и вытряхнул на стол одно-единственное семечко – желтовато-бурое с зелеными искорками.

– Вот последнее семечко сильфия, оставшееся в моем распоряжении, – проговорил Азов. – Второе я отдал доктору Рафаэлю Валко в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

– Думаете, он знал об альбоме и этой формуле в частности? – спросила Света.

– Трудно сказать, – пробормотал старик, листая книгу. – Направление работы Анджелы не было для него тайной, и он, конечно, знал о том, что мы с нею активно переписывались, прежде чем исследовательница умерла. Однако Рафаэль не упоминал о дочери, когда я передавал ему семя.

– Понять не могу, как он связан со всем этим делом, – произнесла Вера. – Хотя умираю от желания пообщаться с ним. В особенности если он имеет отношение к эликсиру.

– Вопрос стоит по-другому: способны ли мы сделать зелье? – сказала помощница ученого.

– Также нам надо узнать, способно ли оно оказать воздействие на нефилимов, – проговорил Азов, задумчиво созерцая альбом. – Если извлечь цветочные лепестки из-за папиросной бумаги и растереть в том порядке и той пропорции, какие указаны в уравнениях Распутина, мы получим основу вещества. Затем остается сильфий; его можно вырастить, но в самых минимальных количествах.

– Сложнее дело обстоит с последним ингредиентом, – Света указала на страничку в альбоме. – Здесь упомянут металл, существование которого еще не было подтверждено при жизни Распутина.

– Понимаю, что вы имеете в виду, – вступила в разговор Вера. – Этим металлом широко пользовались до Потопа, и он был практически полностью забыт после смерти Ноя. Енох, Ной и прочие древние называли его по-разному. Он был заново открыт и проклассифицирован Рафаэлем Валко, назвавшим его валкином.

Задумавшись на мгновение, гостья произнесла:

– Однако более шестидесяти лет ни один кусок такого металла не попадал людям в руки.

– Не совсем так. В девяносто девятом году в Нью-Йорке обнаружили изготовленную из валкина лиру. Последним из людей обладателем небольшого количества валкина был сам Рафаэль Валко. Он наткнулся на значительное количество этого вещества в начале двадцатого века, когда в его руки попал один из небесных инструментов – прекрасная лира, на которой якобы играл сам Орфей. Прежде чем он нашел эту лиру, шла дискуссия о том, из чего были сделаны инструменты. Некоторые из ангелологов полагали, что из золота, другие считали – из меди. Точным ответом не располагал никто. Поэтому Валко взял напильник и соскреб металл с основания лиры, проанализировал его и пришел к заключению о том, что это полностью уникальное и никем еще не изученное вещество. Он дал ему собственное имя – валкин. И если саму лиру на время войны отправили для сохранности в Америку, частички металла остались у него. Какое-то время он просто хранил их, a потом, говорят, расплавил и сделал три подвески в форме лиры.

– Возможно, некоторая часть металла могла остаться у него, – заметила дама.

Азов встал и набросил на плечи коричневый кожаный пиджак.

– Есть только один способ проверить это, – проговорил он, опустив руку на плечо Веры и подтолкнув гостью к выходу из комнаты.

Пятый круг

Ярость

Транссибирский экспресс

В ушах Верлена что-то жужжало и скрежетало. Открыв глаза, он понял, что находится в каком-то непонятном месте, темном и призрачном. Серые стены сливались с серым потолком; создавалось впечатление, что он очнулся в пещере. Тело было наполнено жаром, даже хлопковые простыни под лопатками обжигали кожу. Мужчина не мог понять, где он, как попал на этот жесткий матрас, почему так больно. И тут все вернулось: Санкт-Петербург, чернокрылый ангел, разряд электрического тока…

Рядом появился женский силуэт, некая тень, сразу утешительная и страшная. Верлен заморгал, стараясь различить черты ее лица. На какую-то секунду он словно оказался в часто возвращавшемся сне об Эванджелине. Снова почувствовал ледяной холод ее поцелуя, пробужденное близостью электрическое притяжение, силу крыльев, окутавших его… Присутствие тени смущало; охотник не мог понять, видит ли ее на самом деле, и боялся, что, когда полностью проснется, снова утратит ангелицу. Однако его глаза оставались открытыми, и она была рядом. Прекрасное создание, о котором он тосковал, вернулось к нему.

Верлен снова моргнул, пытаясь привести зрение в порядок.

– Вы это ищете? – произнес голос, и Верлен ощутил касание к коже проволочной оправы своих очков.

Мир немедленно обрел четкие очертания, и он рассмотрел перед собой русскую охотницу на ангелов, которую видел перед тем, как потерял сознание. Без шлема на голове она выглядела не такой суровой – не столько профессиональной боевой машиной, сколько обыкновенной женщиной, светловолосой, с выражением заботы на лице. Рядом стоял Бруно, выглядевший никак не лучше, чем чувствовал себя Верлен. Волосы его были всклокочены, на щеке кровоточила свежая царапина. Вид потрепанного в сражении с ангелами босса напомнил ангелологу о собственных ранах: дышать было больно. Он вернулся мыслями к погоне по улицам Санкт-Петербурга, имиму и проклятым близнецам-нефилимам. Мужчина глотнул, ощутив острую боль. Хотелось что-то сказать, однако голос не слушался.

– С возвращением, – проговорил Бруно и, подойдя поближе, положил руку на плечо товарища.

Верлен решил, что попал в медицинское заведение, но где оно находится, в России или Франции, понять не мог.