Пытаясь проснуться - Нейро Пепперштейн

он испражнялся. Тогда посадят его демоны в железную птицу и сожгут. И придет царь Венжерб заместо Вещурха, и низвергнет Вещурха, и воцарится. И будет он колдуном великим, станет творить чудеса: обращать реки вспять и сеять пшеницу на песке. И вся Русь под заклятием Венжерба уснет и станет видеть сны. А потом умрет Венжерб и воцарится Вечаброг, плешивый маг с кровавым пятном на голове, и сделает он так, что всё, что ни есть на Руси, станет гнить и смердеть. И все вещи станут трухлявыми, как затонувшие лодки, и все твари будут шататься из стороны в сторону, как пьяные. А потом один из этих шатающихся и пьяных по имени Ницле низвергнет Вечаброга и воцарится, и наступит веселье великое среди демонов и троллей, потому что людей уж давно не будет. И юные демоны и демонши будут собираться огромными стаями и танцевать под веселую музыку, и пробудятся в них счастье и любовь, и они станут, танцуя, обращать лица свои к небу и благодарить небеса, и превратятся в ангелов, а затем исчезнут. И останутся на Руси только призраки и тени. И придет царь по имени Нитуп и сделается владыкой над призраками и тенями. И будет Нитуп всегда печален, и глаза его будут прозрачными и скорбными, как глаза монаха. И будет у него десять двойников, и никто никогда не будет знать, кто из них Нитуп, а кто – его двойники. И все призраки и тени, живущие на Руси, будут носить с собой плоские коробочки и каждый миг станут заглядывать в них, как заколдованные. И сквозь эти коробочки станет разговаривать с людьми Тесорйен, великая светящаяся плесень. И скажет Тесорйен призракам и теням: все вы, знающие меня, достойны стать царями и царицами, и будут коронованы на царствие все призраки и все тени. И все они исчезнут. Не останется никого, даже призраков и теней не станет. Останется только светящаяся плесень по имени Тесорйен, покрывающая всю Землю. И будет Тесорйен петь сама себе песни и рассказывать сама себе сказки, чтобы не страдать от скуки. И останется одинокий Удод на горе. И возопит Удод, и станут внимать ему только яйца Удода. И промолчат яйца Удода в ответ на вопль отцематери своей и ничего не сделают. Поэтому я, судари мои, ненавижу яйца и не желаю смотреть на них.

Арсений Несторович замолчал и потянулся к штофу. В наступившей тишине отчетливо послышались хлопки двух вялых суховатых ладоней. Это рукоплескал граф Юрьев.

– Браво, – наконец изрек сей вельможа. – Adorable. C’est magnifique. Vero. Нынешний вечер превзошел мои ожидания. Вам, Мерещаев, удалось невозможное – развеять нашу рутину. Вот что значит человек столичный: всегда найдет трюк против скуки. Позвольте поблагодарить вас за это.

– Поистине! – взволнованно присоединился Сбруйский. – Это бред, но… Да, болезнь, возможно, откровения горячки… Прискорбно, и все же человек словно бы вырвался на волю, поскакал, как табун неистовых коней!.. Во всем этом одичании речи мне слышится поэзия, господа. Хотя мы и внимали прорицанию о будущем, но при этом голос звучал как будто из древности… И все эти имена: Вещурх, Вечаброг… Древнейшие имена доисторических царей, магов! В этом есть поэзия, господа, в этом есть прекрасное!

– Мда-с… Случай запущенный, – пробормотал Штеген, потирая свои медицинские пальцы.

– Но позвольте-с! – хозяин дома словно бы пробудился ото сна. – Это шутка? Вы нас так развлекаете, Арсений Несторович? Может быть, так сейчас принято витийствовать в столичных салонах? Или все же болезненное помутнение? Как вы, кстати, себя ощущаете? Бодро? Мда… Но разрешите полюбопытствовать: это все… Все эти сведения – откуда, собственно… По каким таким каналам-с вами получены – неужели по дипломатическим? И если всё так, как вы говорите, то что, собственно, вы рекомендуете делать?

– По каким каналам – неважно, да и не выдам. А вот второй вопрос действительно самый существенный, – произнес Мерещаев, выговаривая так ясно, осмысленно и трезво, как будто это не он ухлестывался только что водкой, как сорвавшийся с цепи бурлак. – Ответ на этот вопрос мне лично представляется очевидным. Леса, господа, леса. Конечно, можно попробовать за границу, но сомнительно – отсюда далече, можно не успеть. Леса надежнее будут. Россия – шуба большая с тысячью потайных карманов, с необозримой подкладкою. Есть где затеряться. В столицах начнется дня через три. Прежде чем сюда, в глухомань, докатится, пройдут недели. Времени мало, но оно еще есть. Берите семьи, лошадей, самых надежных и проверенных людей, снаряжайте повозки с припасами – и вперед, малыми лесными путями. Это единственный ваш шанс продлить жизнь себе и родным вашим. Остающиеся смерды, дворовые, крестьяне ваши, соседи – никто не должен знать, куда, почему и на какой срок вы собираетесь. Все приготовления держите в тайне, лгите, запутывайте следы, распускайте ложные слухи. Больших дорог избегайте. Если кто встретится случайно по пути – убивать. Иначе выдадут. Берите с собой все оружие, какое только есть, – оно вам прежде всего потребуется. Вы, Никодим Ильич, давеча назвали охоту в ряду дел не вполне богоугодных. А я вот с вами не соглашусь. Охота и военное дело – единственные исконные дворянские искусства, и на эти умения ваша вся надежда. Кормиться в основном охотой и придется. Впрочем, берите семена, саженцы – кое-что удастся выращивать на лесных огородах. Попотеть придется, не до скуки будет. Досужий жирок сбросите. Берите лопаты, топоры, пилы – придется строить частоколы, рыть землянки, срубы ставить, дрова заготавливать. Берите сани для зимнего времени, лодки и весла для перемещения по рекам. Рыболовецкие снасти, компасы, огнива, ну и все прочее, для эдаких кондиций потребное. Если есть в округе раскольничьи скиты – постарайтесь снискать их доверие. Обследуйте землю вокруг старых монастырей, там случаются подземные ходы и тайные укрытия. С другими дворянами, которых удастся убедить идти вместе в леса, следует со временем составить лесные разбойничьи шайки – грабить, убивать, это все сделается вскорости весьма up to date, как англичане говорят. Вы, Октавиан Францевич, само собой, берите с собой все медицинские инструменты и снадобья – пригодятся. Ну, в общем, все вы люди опытные, со своим разумением, не мне вас учить. Сейчас у нас на дворе тысяча восемьсот сороковой год. За десять лет холопы с троллями до вас точно не доберутся – много будет у них иных хлопот, иных жертв. А за десять-то лет, глядишь, чего-нибудь придумаете. Отойдете в места еще более затерянные, труднодоступные.

– Звучит это все вполне практически, не очень-то и похоже на белогорячечный бред, – заметил с усмешкой граф Юрьев. – А что же вы сами? По вашим словам как-то не вполне ощущается, что вы