Письмо на небеса - Ава Деллайра

Однако поиски этого ощущения привели меня совсем не туда, куда мне хотелось, а к той ночи, в которую умерла Мэй. И к ночам до этого, когда я томилась, ожидая возвращения сестры. Со мной что-то не так. И я не знаю, что именно.

Я так и сидела, оцепенев, после того, как Мэй упала. Полицейский нашел меня там на следующий день, глядящую вниз на воду – так мне сказали. Я этого не помню. Они спросили: «Что случилось с твоей сестрой?» Я ничего не ответила. Ее тело нашли в реке.

Папа не мучил меня вопросами, мама же постоянно спрашивала, что мы делали на мосту, зачем туда поехали, почему мы не пошли в кино, как собирались. Наверное, мама злилась на меня за то, что я ничего не могла объяснить. Может быть, поэтому она уехала в Калифорнию и перестала быть моей мамой. Думаю, она считала, что во всем виновата я. И думаю, что она права. Если она узнает правду, то никогда уже не вернется.

Помню, как однажды перед своим отъездом мама вытирала кухонный стол после завтрака. Подняв на меня глаза, она спросила:

– Лорел, она прыгнула?

– Нет, – ответила я. – Ее столкнул ветер.

Мамины глаза заблестели от слез. Кивнув, она отвернулась.

После того как папа лег сегодня спать, я некоторое время полежала без сна, а потом на цыпочках прошла по коридору и повернула ручку двери Мэй. Затем повернула ее обратно. Я вдруг испугалась того, как почувствую себя в спальне сестры, зная, что ее там нет. Того, какими покинутыми и притихшими покажутся мне ее вещи, оставленные на своих местах.

Слово Nirvana означает «свободу». Свободу от страданий. Наверное, кто-то думает, что ее приносит смерть. Что ж, поздравляю вас с освобождением. Мы же, оставшиеся здесь, все еще пытаемся цепляться за осколки наших жизней.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогая Амелия Эрхарт,

Думая о вас, я немного представляю, что вы чувствовали в самолете в то утро перед исчезновением. Вы преодолели уже 35 000 километров по маршруту своего кругосветного путешествия, и вам оставалось пролететь только 11 000 километров над почти пустой поверхностью Тихого океана. Вы должны были добраться до крохотного островка Хоуленд. Он лишь слегка выступает над водой, и с воздуха его трудно отличить от облаков.

В вашем самолете заканчивался бензин, и радиооборудование сбоило. Связь была нестабильной. Паниковали ли вы, посылая сообщение береговой охране на Хоуленд: «Мы где-то над вами, но не видим вас. Горючее на исходе». Вам ответили через четверть часа, не зная, слышите ли вы. А через час получили ваше последнее сообщение, полное помех. Вам подавали дымовые сигналы, но мы уже никогда не узнаем, видели вы их или нет. До сих пор собирают экспедиции, которые пытаются вас найти. То, что мы все еще ищем вас семьдесят пять лет спустя после вашей смерти – доказательство того, как сильно мы вас любим. Иногда я задаюсь вопросом: изменилось ли бы что-нибудь, если бы мы наконец разгадали тайну вашего исчезновения?

Сегодня понедельник, мой первый учебный день после расставания со Скаем. Папа решил, что пора сводить меня к врачу, и я поняла, что вечно притворяться больной не получится. Поэтому когда вчера пришло время переезжать к тете Эми, я сказала папе, что мне стало лучше. Утром я надела толстовку, которую не носила с восьмого класса, и стянула волосы в хвост. В обед у меня не было желания есть ни сэндвичи с салатом, ни печенье с арахисом. Я подошла к нашему столику и села с Ханной и Натали. Опередив все их вопросы, я призналась:

– Он порвал со мной.

Подруги хором ахнули: «О боже! Как ты? Из-за чего?». Хуже всего то, что когда случается что-то плохое, все начинают тебя жалеть. Это будто подтверждает: да, случилось что-то действительно ужасно неправильное. Я пыталась сдержать обжигавшие глаза слезы, но они все равно потекли. Натали с Ханной бросились меня обнимать.

– Он понятия не имеет, что потерял, – сказала Ханна, положив мою голову себе на плечо и успокаивающе поглаживая меня. – Ты самая потрясающая, самая прекрасная девушка на свете. Он полный идиот и болван, Лорел.

– Нет, – приглушенно отозвалась я, уткнувшись в ее рубашку. – Я думаю, дело во мне.

– Что? Ничего подобного. Это не так.

– Я не пойду сегодня на хор, – сказала я ей. – Не могу видеть Ская.

– Это ничего. Совсем необязательно туда идти. Мы с тобой прогуляем.

Поэтому на восьмом уроке мы сбежали из школы и сквозь круговерть снежинок, кружащих в воздухе, но тут же тающих на темной земле, пошли в супермаркет за ликером, чтобы потом выпить его у Натали до того, как ее мама вернется с работы. Забравшись на крышу ее дома и устроившись на одеялах, мы передавали друг другу бутылку «Афтершока» со вкусом корицы. Ханна пыталась меня рассмешить и найти мне нового бойфренда, предлагая на выбор друзей Кейси – Натали кривилась, – и наконец дошла до Эвана Фридмана.

– Они с Брит снова расстались, и я видела, как он смотрит на тебя.

Однако я почти не обращала внимания на то, что подруги мне говорили. В голове билась одна единственная мысль: «Она умерла». И тут это случилось. Может, потому, что я была безмерно благодарна Натали с Ханной, а может, потому, что слишком устала и слишком грустила, чтобы и дальше пытаться походить на сестру.

– Моя сестра умерла, – громко призналась я.

Мгновение царило молчание. Наконец Хана кивнула.

– Я знаю. Мне очень жаль.

– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла я.

Поколебавшись, Ханна объяснила:

– Нам рассказал об этом Тристан. Они с Кристен раньше общались с ребятами из Сандии. Они сказали, что одна девушка оттуда умерла. Нетрудно было догадаться, что это твоя сестра.

– Что? – Меня охватила внезапная ярость. Так злишься, когда родители срывают с тебя утром одеяла, чтобы заставить встать с постели. В холодном январском воздухе собственная кожа ощущалась тонкой и почти прозрачной. – Почему же вы ничего мне не сказали?

– Ты никогда не говорила с нами об этом, – ответила Натали. – Наверное, мы ждали, когда ты будешь готова.

– Ты даже к себе домой нас никогда не приглашала, – добавила Ханна. – Мы думали, ты не хочешь поднимать эту тему.

Я молча смотрела на них. Все чувства покинули меня, включая злость, столь осязаемую всего лишь несколько секунд назад. Они столько времени знали о моей сестре, но их отношение ко мне ничуть не изменилось. Что они видят, глядя на меня?

Ханна протянула мне бутылку, и я сделала глоток ликера.

– Какой она была? – спросила Ханна.

– Красивой, – ответила я. – Она была… замечательной. Забавной, умной и вообще идеальной. – «И она оставила меня», – закричал голос в моей голове.

Я опустила взгляд на мобильный.

– Черт, уже три часа! Моя тетя!

Освежив рот ополаскивателем Ханны, который она носит в своей сумочке, я кубарем скатилась с лестницы и помчалась обратно в школу, оскальзываясь на покрытом снегом тротуаре, который уже начал покрываться корочкой. Я добралась до школы за полчаса и увидела, что парковка почти опустела. На ней стояло лишь несколько машин, включая машину тети Эми.

– Где ты была?! – воскликнула она.

– Я просто…

– У тебя красные щеки. – Тетя прижала к ним свои ладони. – Да ты ледяная!

– Прости. Я… там ребенок упал, поскользнулся на льду, и я помогла ему дойти до школы.

Тетя Эми недоверчиво смотрела на меня, не зная, стоит ли этому верить.

– Лгать грешно, Лорел.

– Я знаю, – сказала я, глядя ей прямо в глаза.

Она некоторое время молчала, заправляя за ухо серебристую прядь волос и пытаясь решить, верить мне или нет. Меня грызло чувство вины.

– Может, поедем домой? – наконец спросила я.

Тетя Эми кивнула, и ее старенький белый «жук» выехал со стоянки.

Домой я вернулась страшно измотанной, сказала тете, что все еще не очень хорошо себя чувствую, и пошла прилечь. В голову почему-то лезли мысли об «игре в мертвых». Мы с Мэй играли в нее в детстве с соседскими мальчишками Карлом и Марком.

Летом, наплескавшись в их бассейне, мы возвращались домой пообедать, а потом парни звали нас поиграть в баскетбол возле их дома. Мэй выглядела потрясающе с мячом, в промокшей от так и не снятого купальника майке. Она любила пробежать все расстояние до корзины, остановиться и захохотать, так и не кинув мяч. Но иногда Марк передавал мяч мне, и тогда я так сильно сосредотачивалась на том, чтобы забросить его в корзину, что не видела ничего вокруг. За заработанное очко Марк потом давал мне «пять», а я обожала прикосновение его ладони к своей, хоть и такое кратковременное.

Когда начинало темнеть, но еще не загорались уличные фонари, мы возвращались в дом, и Мэй говорила, что настало время для «игры в мертвых». Идеальное вечернее время, когда родители смотрят телевизор, и опускается душный сумрак. Сестра любила эту игру, потому что всегда в нее выигрывала.