Надо жить - Галина Николаевна Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Либеральный строй, как сейчас называют общественно-политическое устройство нашей страны, лишил меня главного – детей – смысла моей жизни. Неравная борьба за справедливость – это мой крест до конца моей жизни, и несу его я во имя справедливости, во имя памяти моего сына Сережи. Законодатели вопросы о защите прав пациента не поднимают. А это значит, что в ближайшее время позитивных изменений в законодательстве для защиты прав пациентов и потерпевших ждать не приходится.
Я уже не верю в справедливое решение, но я решила пройти все судебные инстанции до конца. Мне спешить некуда. Но убедиться в гуманности и законности существующего правосудия я должна сама. Смириться с допущенным бесправием выше моих сил. Книга моей жизни на описанной странице пока остается открытой. Если хватит сил и времени пройти все ступени правосудия, я, наверное, смогу хотя бы составить памятку о защите прав пациента и тем самым помочь другим людям.
Прости меня, сыночек, за то, что мне невольно пришлось на этих страницах вывернуть свою душу наизнанку по поводу твоего ухода из жизни. Сделала я это потому, что в последние годы я постоянно кожей ощущаю недоверие к моим доводам о причинах твоей смерти, слышу и шепоток за моей спиной даже хорошо знакомых моей семье людей: «Были нюансы…». Я вынуждена так подробно изложить эти «нюансы» в надежде, что люди мне поверят и поймут меня. Ну, а тем, кто не поверит и не поймет, – Бог им судья.
Прости за то, что не хватило силенок отстоять твою честь и достоинство в суде.
Для меня ты и сегодня живой. Я представляю, что ты просто ненадолго вышел. Но чаще я вижу тебя счастливым подростком, моим маленьким другом. Когда я тебя наказывала, ты протестовал и говорил мне: «Я протестую. Ты не сариса (царица), и блузки твои плохие». А когда жалел и успокаивал, то хотел наломать светов (цветов) возле памятника Ленину.
Прости меня за то, что я недооценивала твоего желания и стремления быть мужчиной. Это стремление проявлялось как в большом, так и в малом. Я часто вспоминаю, как ты возмущался, если я тебя называла Сереженька. «Зови меня Сергей», – просил ты. Ты не любил свое детское фото в маскарадном костюме зайчика. А я по наивности не могла понять, почему. Ты не хотел принимать мою помощь и сам, методом проб и ошибок, находил себе работу. Этой твоей самостоятельности я тоже не оценила. Несмотря на то, что по закону ты имел право не служить в армии – твой старший брат погиб, а ты был единственным сыном у матери – ты отслужил. Тебе пришлось взрослеть, постоянно чувствуя, что тебя сравнивают со старшим братом. А ты – другой, мой дорогой сыночек.
Я почти наизусть выучила экспертные заключения о твоих последних днях, о твоем уходе из жизни. Только я могу представить твои мучения в реанимации, когда часами к тебе никто не подходил. О чем ты мог думать, представить страшно. Ты умирал, а тебя никто не слушал и не слышал. Сколько похожих случаев произошло в стране, прежде чем у нас узаконили право родственников находиться в реанимации. Тебе не давали в достаточном количестве необходимых лекарств. Собрали консилиум за 30 минут до твоей смерти. Твое сердце уже билось по инерции, а врачи совещались и «назначали лечение», а по сути, собрались, чтобы засвидетельствовать твою смерть. Прости меня, что я доверила тебя, твою жизнь тем, кому не должна была доверять, недобропорядочным людям, представителям медицинского сообщества, а не врачам.
Дорогие мои лучезарные сыновья! Что бы я ни сказала и ни написала, если даже допустить, что вы меня слышите, не имеет никакого значения. Вы не вернетесь. Вы мне уже ничего больше не скажете, а я уже ничего не смогу изменить. Я уверена, что вы никогда бы не допустили неуважения, фальсификации, подлости по отношению к другому человеку, того, что испытываю я, проходя в данный момент все ступени «правосудия».
Я слышу ваш голос через стихотворение моего любимого поэта Р. Рождественского.
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я сделал не так, извините:
Жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю, и ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю,
Если вернусь…
Но ведь я не вернусь.
В телевизионной передаче «Судьба человека» В. Гафт, известный в нашей стране артист, потерявший дочь, отвечая на вопрос ведущего, сказал: «Слова, слова. Мы все их после смерти произносим. Я виноват. Это объяснить нельзя и невозможно». Нельзя и невозможно – я тоже в этом уверена.
Говорят, что человек рождается одиноким и одиноким уходит в мир иной. Такая горестная мысль с кондачка не возникнет. Такие мысли постигаешь, когда ты в нокдауне. Неожиданно в твоем окружении остается мало людей, которые тебя понимают и слышат. А ты вынуждена делать вид, что не замечаешь этого. Крутит-вертит мною судьба. Преподносит мне непредсказуемые испытания. Судьба заставляет меня выжимать из себя всё возможное, чтобы перетерпеть и больше не падать. Как прожить, чтобы не исчезнуть в густом тумане будней? Не знаю. Учусь. Все еще учусь. Для меня поздно наступил час прозрения. В этой жизни я оказалась между небом и землёй – зависла.
Словно теплая слеза —
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной тишине,
Кто-то плачет обо мне.
М. Цветаева
Дорогие мои лучезарные сыновья – Геночка и Сережечка! Мои небесные звезды! Вы ушли от меня на небо навсегда.
За что же и зачем, Бог, к тебе уходят дети? А жить ты оставляешь матерей…
Если б не было тебя…
В несчастье судьба всегда оставляет дверцу для выхода
М. Сервантес
Стремительно меняется мир вокруг. Вчера была трагедия. Сегодня она лежит в папке будничных судебных разбирательств.
Уходят друзья и коллеги. Уходит целое поколение. Страна, общество разрушились и продвинулись вперед одновременно. Многие не смогли встроиться в эту жизнь. Какая жестокая реальность!
Не понимаю, почему я так долго не беспокоилась о встрече
