Парадокс Гретхен - Вера Колочкова

– Здравствуйте… – первой поздоровалась Ася и улыбнулась толстушке на всякий случай как можно приветливее – вдруг это квартирная хозяйка Пашкина?

– Здравствуйте! А вы к кому? – радостно показала им девчонка вмиг появившиеся в улыбке ямочки и скосила хитрый глаз на Асину хозяйственную сумку, из которой призывно-сытно пахло купленной по дороге курицей-гриль.

– А Паша Макаров и Рита Барышева здесь живут? Вернее, комнату снимают? Мы к ним…

– А, это Пашка с Маргошкой, что ли? Так бы и сказали… – разочарованно произнесла девушка и снова с тоской посмотрела на Асину сумку.

– А они дома сейчас?

– Нет. Их вообще нет. Позавчера еще съехали.

– Как?! – хором спросили Ася с Татьяной. – Как это – съехали?

– Да вот так. Съехали, и все.

– Что – совсем? – уточнила Ася.

– Совсем, конечно, – пожала полными плечами толстушка.

– А куда?

– На кудыкину гору! Откуда ж я знаю-то? А вы что, из милиции, что ли? Чего вы меня допрашиваете?

– Нет, мы не из милиции. Мы родители…

– А-а-а. Вон оно что. Родители, значит. Выходит, зря вы им курицу жареную сюда в такую даль перли…

– Ой, и правда, зря! – спохватилась вдруг Ася, расслышав в голосе девчонки нотки явно проголодавшегося человека, и закопошилась в своей кошелке, выуживая пакет с курицей. – Возьмите, пожалуйста, я вас прошу… И в самом деле, не тащить же мне ее обратно!

– Так все-таки, куда они съехали-то? – скороговоркой торопливо спросила Татьяна, словно испугалась, что девица, схватив курицу, тут же захлопнет перед их носом дверь.

– Ой, а я и правда не знаю… – хлопнула та доверчиво белесыми ресницами. – Я как-то не особо дружила с ними, знаете. Шуму от них всегда много было. Артисты, они ж все такие…

– А кто знает? – продолжала упорно допрашивать ее Татьяна.

– Так квартирная хозяйка, наверное, знает! Лизавета! Она же с них за два месяца вперед деньги содрала, а они всего ничего и прожили-то! Вы у нее и спросите…

– А где она сейчас?

– Ой, это не здесь, это далеко отсюда, в другом районе…

– А адрес есть?

– Да, есть где-то. Сейчас поищу…

Девчонка развернулась и молнией метнулась куда-то в глубь длинного коридора, унося с собой свою добычу. Не было ее довольно долго, и Ася с Татьяной, грустно и растерянно переглядываясь, так и стояли на лестничной площадке, держа в руках сумки с продуктами и необходимыми предметами домащнего обихода.

– Вот! Вот ее адрес! – вернулась к ним наконец девчонка, неся в вытянутой руке клочок тетрадного листочка в клеточку.

– А телефон есть? – уныло поинтересовалась Татьяна, заглянув в бумажку и присвистнув. – Это же на другой конец города надо ехать…

– Не-а. Телефона нет. Я и адрес-то с трудом нашла. Он мне без надобности – я с этой стервой и не здороваюсь даже. Знаете, она сволочь какая? Такие деньжищи с жильцов дерет – как хан Мамай злобный. А за что? За убогую комнатуху в деревянной развалюхе? Тут и жить-то вообще нельзя, не то что деньги за это платить. Пользуется, сволочь, что людям голову приклонить негде бывает… Так что телефон мне ее совсем, совсем без надобности! Вот, адрес только…

– Ну что ж, и на том спасибо, – разочарованно протянула Ася. – А может, все-таки вспомните, куда они собирались переехать? Ну, хоть приблизительно?

– Не-а! Не вспомню! Мне это зачем? Тут, в Лизаветиной комнате, столько народу всякого перебывало, что всех и не упомнишь! Так что – извините…

– Ну что ж, всего вам доброго… Как вас зовут, простите?

– Соней. Соней меня зовут. А вы Пашкина мать или Маргошкина?

– Я? Я Пашина мама. А Татьяна вот Маргошина…

– Ну что ж, понятно… Всего вам хорошего, дорогие матери, прощайте!

– Прощайте, Соня. Извините за беспокойство…

Девчонка окинула напоследок их с ног до головы странным, диковато-любопытным взглядом и быстро закрыла дверь. Было слышно, как пробухали по тонким половицам коридора ее толстопятые босые ноги, как открылась с жутким скрипом где-то вдалеке еще одна дверь и тут же захлопнулась. Ася с Татьяной постояли еще немного в растерянности, поглядели друг на друга озадаченно и огорченно. Потом Ася повернулась и первой начала осторожно спускаться по шаткой деревянной лестнице. Следом за ней молча шла и Татьяна, задумчиво продолжая рассматривать бумажку с адресом.

– Ну что, Ась, поедем? А может, она и правда знает, куда они переехали?

– Давай… Только не на автобусе, ладно? Лучше машину поймаем. А то у меня уже сил нет.

Соня, стоя у окна, долго провожала их грустным взглядом. Может, надо было сказать, чтобы не искали Пашку с Маргошкой в городе, что уехали они вчера? Но Пашка, опять же, ничего такого не наказывал… А вообще, жалко ей было, конечно, этих теток. Особенно ту, маленькую, Пашкину мать. Совсем потерянная она и невеселая, а улыбается так хорошо, по-доброму, и курицу вот отдала… Зря Маргошка говорила, что черт там какой-то в ней сидит. Вот же глупая… Не бывает никаких таких чертей в матерях, как она этого не понимает! Они же не кто-нибудь – они матери все-таки! Может, по тому адресу, что Пашка ей дал, они, эти черти, и проживают, только она их не увидела еще. Как он говорил, их там зовут? Не забыть бы. Жанна Аркадьевна со Львом Александровичем, вот как. Надо бы сегодня снова к их дому смотаться. А может, именно сегодня ей повезет, и получится все по коварно задуманному плану, и попадет она к ним наконец и вкатится в их жизнь маленькой витаминкой – нате вам меня, ешьте, сколько влезет, только не оставляйте на погибель одну в этом страшном полуразрушенном доме, в этом страшном и жестоком мире…

А бывшая квартирная хозяйка Паши с Маргошей оказалась действительно похожей на Мамая – все было при ней. И грозный взгляд узких татарских глаз, и горделивая воинственная осанка, и даже черные усики топорщились ежиком над верхней губой, сжатой в капризный красный бантик. Она долго не могла понять, чего хотят он нее эти странные, прилично одетые и культурные женщины, и только повторяла без конца, как заведенная, гортанным мужским голосом одну и ту же фразу:

– Денег обратно не отдам! Съехали и съехали! Денег не отдам! Нету денег! Не отдам!

А поняв наконец, что никаких денег с нее эти женщины не требуют, подобрела взглядом и широко развела руки в стороны:

– Нет, не знаю, милые, куда они делись… Не были они у меня. Съехали и съехали. И денег обратно не просили. Да я бы и не отдала! Нету их у меня! Нету! Нету!..

Не дожидаясь ответа, она тут же поспешно захлопнула у них перед носом тяжелую бронированную дверь, заставив Асю вздрогнуть всем телом. Выйдя на улицу, они медленно побрели в сторону автобусной остановки, волоча за собой свои тяжелые сумки.

– Ну, что будем делать? – первой нарушила невеселое молчание Татьяна. – Где их искать теперь?

– Не знаю… – пожала плечами Ася. – Может, по друзьям позвонить? Ой, Тань, а ты Маргошке на работу звонила?

– Да, конечно, звонила! И звонила, и ходила… Она еще две недели назад уволилась.

– А знаешь, я видела ее три дня назад…

– Где?!

– У Кота. У отца ее, то есть… Ну, в общем, у мужа твоего…

– Да? Надо же. Вот поганка, а? К отцу побежала, а к матери – ни ногой…

– Я и адрес их у Кота потом взяла. Она ему оставила.

– А я думала, тебе Пашка свой адрес сказал…

– Нет. Не сказал. И тоже ни разу не позвонил.

– Да уж… – грустно вздохнула вдруг Татьяна. – Выходит, те мы еще с тобой матерешки, если детки наши бегут от нас, как от чумы какой…

– И не говори…

Домой Ася добралась уже затемно. Села в прихожей, не сняв сапог и поставив перед собой злополучные сумки. Голова была пустой, гулкой, все мысли куда-то разбежались, даже слез у Аси больше не было. Припозднившаяся в этот вечер Светка так и застала ее сидящей на маленькой скамеечке в темной прихожей, присела перед ней на корточки:

– Мам, случилось что? Ты почему тут сидишь? А?

– Свет, ну почему, почему все так? Ушел, живет по углам каким-то и даже не позвонил мне ни разу… Вот совесть у него есть, скажи? Он же знает, как я волнуюсь, как с ума схожу!

– Да потому и не позвонил, мам! Ты перестань для начала с ума сходить, а? Разреши ты ему взрослым быть! Он ведь и в самом деле уже взрослый и самостоятельный, как ты этого не понимаешь-то, господи? Все держишь и держишь его на коротком поводке, на этом своем «волнуюсь» да «с ума схожу»…

– Так я же мать, Света! Может, плохая, но все же мать! И я всю жизнь буду за него волноваться, беспокоиться…

– Так и волнуйся на здоровье, только внутри себя и потихоньку, а не ставь это беспокойство во главу угла! И не используй его как орудие, чтоб заставить плясать под свою дудку! Тем более дудка твоя, мамочка, ты уж прости меня, и ломаного гроша не стоит. По крайней мере, для Пашки. Он давно уже в свою дудку дудит, свою музыку придумывает…

– Да согласна я с тобой, Светка, во всем согласна! Но хотя бы просто позвонить можно? Жив, мол, здоров…

– Мам, да все у него в полном порядке!