Вепрь-2 - Константин Калбанов

Отчего же нет вестей от Добролюба. Несколько раз, под разными предлогами, его посыльный навещал постоялый двор, вот только хозяина там не было. Короткий разговор с бывшим скоморохом, когда он появлялся в Звонграде, тоже не внес ясности, оказывается Струк как объявился в конце осени, так больше и не давал о себе знать. Слухов о том, что кому-то удалось накрыть ватагу разбойников, тоже не было. Да что вообще происходит?!

И вдруг к нему на подворье приезжает посыльный, коего он поначалу принял за иноземца, оказалось славенин, только срамно заголил свое лицо, да одет по иноземному, и передает послание от Добролюба. Короткое такое послание, иди и понимай его как знаешь. "Товар согласно твоих указаний закупил, жду тебя для отправки в Брячиславию. Не затягивай. Человечек передавший это письмо, тебя сопроводит". И что делать? Тем более, что со слов этого самого посланника ехать нужно ни куда-нибудь а во Фрязию. По всему выходит еще и таможенную пошлину нужно будет уплатить. Понятно, что после этого весь товар будет чист как слеза, но почему Фрязия, как трактирщик вообще оказался там?

Можно задаваться вопросами до бесконечности, вот только с того никакого прибытку не будет, а коли хочешь заработать, то имей обыкновение крутиться как веретено. Ох, грехи наши тяжкие. Собрался и взгромоздился на коня, а что делать, коли так все обернулось. Ничего, вот повидается, живо на место поставит, а то ишь что чудит. Или то Струк чудит? А какая собственно разница, уговор был насчет постоялого двора, оно и близко, и трактирщика взять за причинное место куда как проще. А какой с него спрос во Фрязии? Как его держать в кулаке, коли не иметь против него ничего? Оно и от этой выгоды отказываться не след, но на будущее никаких заграниц, только на земле княжества.

Доехали до какого-то постоялого двора на тихой дороге, где купеческом каравану нечего делать, разве только какому мелкому купцу на одной повозке, потому как дорога шла мимо селений и на ней был только один небольшой городок. Нечего там делать солидным торговцам, и большому количеству путников по этой дороге ходить незачем. Пустынно вокруг одним словом.

— Здрав будь, Лис.

— И тебе не хворать, Добролюб. Это ты чего тут учудил, мил человек? Ить такого уговору не было.

— А ты хотел, чтобы я измазался в Брячиславии, а ты потом пользовал меня за гроши? — Вот поклясться готов Отряхин, что улыбается аспид озорно, а оно страшно получается. — Значит так, чтобы у тебя больше вопросов не возникало: Струк и его ближники отправились на тот свет, ныне в ватаге атаман я, в славенских княжествах и во Фрязии разбой учинять не собираемся.

— Стало быть, слушок, что в Гульдии завелась какая-то славенская шайка, про вас.

— Я всегда говорил, что ты умен. Вот только никогда не сказывал, что сам из дураков буду.

— Дак там сказывают, все взболомутилось, да так, что шагу шагнуть невозможно. Как же дальше то будешь грабежом пробавляться. Нешто так дела делаются.

— Я тебе уж сказывал купец, ты меня моим делам не учи, за своими догляд имей. Значит так, товар я тебе отдам в две трети цены, через границу мы тебя проведем, мои людишки возницами сядут, пошлину сам уплатишь.

— Дак сколько мне тогда останется? Так… — начал было возмущаться купец, но замолчал едва натолкнулся на угрюмый взгляд Добролюба.

— Слушай Лис, ты думаешь, я до конца так и не понял, что именно ты хотел сделать со мной и как пользовать? И после этого, ты хочешь, чтобы с тобой были честными и держались старого уговора? Радуйся, что все же даю возможность заработать, не столько сколько ты хотел, но ведь заработать. По моим прикидкам ты сможешь заработать примерно четверть от всего. Заметь, после всего я еще и щедр с тобой.

— Щедр говоришь. А вот не стану я на таком уговоре ничего делать и что тогда.

— Сделаешь так, как я сказал, если тебе дорога жизнь, — жестко закончил Виктор вперив в компаньона испепеляющий взгляд, от чего того пробрало до самых тайников души.

Отряхин вдруг осознал, что решил поиграть не с щенком неразумным, а со страшным и опасным зверем, который только с виду прост, хотя и грозен. На деле это очень опасный человек. Сразу же вспомнилось и то, что он был в чести у воеводы, пользовался его поддержкой, что недрогнувшей рукой упокаивал своих противников, а как выяснилось и тех, кто стоял на его пути, хотя лично ему ничего плохого не сделал, это про Струка. Ну не было у него умысла вредить трактирщику, потому как тот ему был нужен, а вот сам атаман и его ближайшие сподвижники, Добролюбу были в помеху. Ему понадобилась ватага лихих, которым было бы все едино куда идти, лишь бы не на плаху, ватага подчиненная его воле и прежний атаман никак для этого не подходил, потому как не стал бы ложиться под нового вожака. А что тут скажешь, Лис он потому и лис, что хитер и умен, верно все просчитал. Он и раньше до всего дошел бы, да только исходил не из тех предпосылок. Ну не мог он предположить, что бывший скоморох настолько заболеет головой, что решит мстить гульдам в их же землях.

Все же заработать удалось поболее, чем он думал, товар удалось растолкать весьма выгодно. Добролюб его в очередной раз удивил, вот уж чего не ожидал от того, кто фактически взял его за горло. Именно из боязни, что тот осуществит свою угрозу, Отряхин не стал таить от него то как пристроил товар. Риск слишком велик, ить он мог и узнать, по какой цене был пристроен товар, опять же кое-что открыто продавалось и в его лавке, а цены из-за того, что творилось в Гульдии на их товар поднялся, то ведомо было всем

— Все, что сверх взял, твое, Лис. Я заберу только то, на что был расчет.

При этих словах у купца отлегло от сердца. Коли после всего того, о чем узнал трактирщик, тот поступает с ним таким вот образом, то имеет на него планы, это хорошо. Он прекрасно видел, что в глазах Добролюба его жизнь ничего не стоила, но избавляться от того, кто мог принести ему пользу он не собирался. Ну и слава Отцу небесному.

— Я думал ты его вообще убьешь, а ты ему дал еще и заработать.

— Эх Горазд, Горазд. Ну вот подумай к чему мне его смерть?

— Таки ить он же тать.

— А я что боярин или воевода, чтобы суд вершить?

— А как же гульды?

— Тут иное: око, за око, зуб, за зуб. А с этого купца мы еще быть может и пользу поимеем. Лошадей-то я и сам пристроил, а он вишь как товар споро растолкал, да еще и с прибытком, я столько вряд ли взял бы, тут ухватка купеческая нужна.

— С оружием-то что будем делать?

— Ничего пока делать не будем, пусть лежит, может когда и сгодится. Серебра у нас и так в достатке.

Спину обдало ознобом и Виктор непроизвольно повел плечами. Вроде и середина лета и не холодно вовсе, а подиж ты, как пробрало. С другой стороны погода наверное тут была все же ни причем, это скорее нервное. Тяжело сдерживаться когда цель так близка, вот только протяни руку. Но не все так просто. Вон он замок Берзеньш, рельефно выделяется на фоне темного неба, залитый бледным лунным светом, его видно с любой улицы тянущейся в том направлении, и с площади, где дома раздаются в стороны, открывая кругозор, на ней-то он сейчас и находится. Нет, он вовсе не собирается сейчас лезть в самое пекло и не страх его сдерживает, просто Виктор столько уже всего наворотил, чтобы добраться до этой цели, что опростоволоситься на финишной прямой не хотелось.

Больше месяца они не показывались в Гульдии. Незачем было. Пусть уж все тут успокоится, солдаты вернутся в казармы и на свои фермы, а страну отпустит шок от дерзких нападений неуловимой банды Вепря. Ага, вот так его окрестили в Гульдии и его словесный портрет теперь был известен каждому жителю страны. Где-то его переврали, добавили росточку, стати, кровожадности, увеличили количество ватаги чуть не до полусотни, а как же, целый десяток прославленных гульдских драгун извел. Но в целом, если его кто увидит, то непременно узнает, хотя бы по той простой причине, что решит подстраховаться. Ведь во всех описаниях имелся и шрам от клинка и ожог на пол лица, даже в это развеселое время человек с таким набором не такое уж и частое явление.

Вообще-то могло показаться, что действовал он глупо, но то с какой стороны посмотреть. Если бы он хотел найти только тех, кто был непосредственно связан с гибелью его близких, то да, глупее не придумаешь. В этом случае ему стоило по тихому собрать информацию и выйдя на тех, кого искал, перебить по одному. Но все дело в том, что ненависть его распространилась на всех гульдов. Да он не резал простых крестьян и горожан, да он старался нападать на дворян, купцов и солдат, но это не говорило о том, что он желал здравствовать остальным. Случится и тот же крестьянин надев форму придет в славенские княжества и будет зверствовать наравне с остальными переполняемый спесью более высшей расы, по этому поводу у него не было никаких иллюзий. Просто гибель именно той категории имело наибольший резонанс, причинял вред государству и вселял страх в куда большие слои общества, в том числе и бедноты. Для них у него тоже имелась горькая пилюля, и ее время было как раз на подходе.