Страсть (СИ) - Вайс Виктория

— Скажи, с чего это такая забота? Ты что запал на Вику?

— Глупости. Я же участковый… Да и с подругой её я встречаюсь. Помнишь Люду?

— Помню, конечно, — Валерка пытался подобрать нужные слова, хотелось сказать «страшненькая», но он выкрутился. — Та, что с обалденной фигуркой?

— Ну да.

— А Рита? Где она?

— Ой, я не сказал…, — всполошился Миша, — тут такая история тёмная. Сразу после отъезда Виктории, Рита пропала. Думали, уехала к родителям или завертела с кем-то, но вот уже сколько дней прошло, а от неё ничего. У родителей не появлялась, в общаге не была, на занятия не ходит. Людка бучу подняла. В общем подали в розыск.

— И как?

— Пока ничего.

— А до какого числа у Вики виза?

— Вроде до 30-го. Скоро приедет. Оставь номер телефона, если что-то узнаю — позвоню. И заходи, поболтаем, мы вроде как теперь одна компания.

Валерка посмотрел на участкового, что он имел ввиду под «одной компанией», ну спит он с Людкой, это ещё не повод дружить

— Хорошо. Загляну как-нибудь.

Вот кто мог предположить, что всё так обернётся, что так тесен мир и так всё в нём переплетено. Откуда же Валерка мог знать, что Павел Андреевич в тот же день, когда узнал на фотографии свою дочь, напишет ей слезливое письмо и пригласит к себе. Задержись Валерка в части ещё не несколько дней, то обязательно бы встретился там с Викой, а теперь нужно ждать. Хорошо, что недолго. Это слегка успокаивало, но вот история с Ритой, наоборот тревожила. Во скольких передрягах она побывала за время их знакомства и всякий раз выходила сухой из воды. Умела она разрулить ситуацию с самыми крутыми и бескомпромиссными, будь то новоявленные бандиты, уголовники со стажем, нефтяники с бешеными бабками или просто шпана дворовая. Знала Рита на что надавить, когда нужно промолчать, а когда нужно просто убежать. Кто угодно, только не она… Скорее всего, какой-то несчастный случай…

— О, господи, Валерка, это ты?

Перед ним стояла Людка, и улыбалась во весь свой некрасивый рот.

— Привет, Людок, я. Ты всё хорошеешь, — он постарался произнести это как комплимент, без всякой иронии.

— Есть повод, — радостно произнесла она, — замуж выхожу.

— За лейтенанта?

— А ты откуда знаешь?

— Болтливый он у тебя очень. Всё выложил, и про тебя и про Риту…

— И про Вику? — перебила его Людка

— Ну да. Что ж за херня такая у вас? Везде искали?

— Менты по полной подключились. Больницы, морги, всё обзвонили и оббегали. Голяк.

— Вика не звонила, не писала?

— С чего это она должна звонить или писать? Приедет скоро. Ты только её не упусти, а то закрутит с кем-нибудь, останешься опять с носом.

— Не закрутит.

— Знаю я её, палец в рот не клади, откусит по самые яйца. Думаешь она тебя тут ждала, верность берегла. Куда там.

— А мы и не договаривались, что она будет меня ждать, — бодро произнёс Валерка, но всё равно изменился в лице.

— Ты себя то не обманывай. Уж кто кто, а я знаю, как ты к ней относишься. Я со своей стороны сделаю всё, чтобы она с тобой была.

— Спасибо, Людок, но думаю, что я и сам справлюсь.

— Смотри, моё дело предупредить. А Мишка тебе про самоубийство рассказывал?

— Про какое самоубийство?

— О, мой друг, ты самого интересного не знаешь…

Валерка брёл домой почти в бессознательном состоянии. Всё услышанное ранее померкло по сравнению с тем, что он узнал только что от Людки. Он ненавидел себя, ненавидел не за то, что не был в тот момент рядом с Викой и не мог ей помочь, а за неспособность увидеть между строк её писем, крик о помощи. Теперь всё будет по-другому. Он ни на минуту не отпустит её от себя, будет всё время рядом, заставит её полюбить себя.

Валерка зашёл на почту прямо там написал письмо, где в очередной раз признавался Вике в любви, корил себя и просил прощения, писал, что ждёт её приезда и верит в то, что она сможет после возвращения быть с ним. Написал на конверте адрес своей воинской части и получателя — подполковник Тимофеев П. А., приписав в скобках «лично для Виктории». Оплатил самое дорогое письмо, заказное, с отправкой авиапочтой и уведомлением о получении, будучи уверенным, что уже завтра-послезавтра оно будет в Венгрии.

Во дворе дома, где Валерка родился и вырос ничего за эти два года не изменилось, разве что краска на качелях окончательно облезла, а в песочнице, вместо кучи чистенького песка зияла пустота, в которой всё так же копошилась детвора, выкладывая из серой жижи ровненькие пасочки. На лавочке возле подъезда рядом с вечными бабками, которые, кстати, совершенно не изменились, сидела Людка и перелистывала страницы журнала «Бурда». Можно было проскочить мимо, сделав вид, что не заметил её, но раз она здесь, значит, что-то не договорила.

— Здравствуйте, — нарочито громко сказал Валерка, обращаясь скорее не к бабкам, а привлекая внимание Люды.

— Ой, посмотрите кто вернулся, — в один голос запричитали старухи, — Валерочка. Как ты возмужал. Похудел то как. Мама как обрадуется. Гостинцев привёз из-за границы?

— Привёз, конечно.

Он достал из сумки коробочку с конфетами и протянул бабулькам:

— Угощайтесь.

— Спасибочки, сынок, что не забыл, — снова заголосили они и принялись потрошить коробку, тут же забыв о Валерке.

Воспользовавшись этим, он отвёл Люду в сторону:

— Ты что-то хочешь ещё сказать?

— Ну да, — замешкавшись ответила она, беря его под руку, и отводя подальше от любопытных старушек, — в общем такое дело…

— Не мямли. Я ещё дома не был. Что-то важное?

— Для меня очень важное.

— Говори, — нетерпеливо подгонял её Валерка.

— Я про Вику и… Мишу.

— Только не говори мне, что они переспали…

— Хуже, — Людка оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что их кто-то подслушивает, — Мишка втюрился в неё.

— Так ты говорила, что у вас вроде свадьба намечается.

— Это я её намечаю, а он постоянно талдычит о Вике, только сексом и могу его отвлечь.

— От меня чего хочешь? Чтобы я ему морду набил?

— Нет, просто поговори с ним, убеди, что Вика твоя, что ему ничего не светит с ней, а дальше я сама. Он только должен понять, что не нужно ему в её сторону смотреть и портить отношения с другом… Я хочу, чтобы ты с ним подружился.

— С человеком, который трахал мою девушку пока я был в армии?

— Ну да, что тут такого. Все мы люди. Слабость иногда проявляем. Если вы подружитесь, он не сможет больше о ней думать, чтобы другу не навредить. А я буду всё время рядом, он и привыкнет ко мне. Будь человеком. Помоги. Мне с моей рожей вообще ничего не светит, а тут такой случай.

— Ладно, Людка. Расстроила ты меня, конечно, но сам виноват, Правильно Вика сказала, не нужно было тогда уходить. Просрал свой шанс, вот и расплачиваюсь. Всё, считай, что Мишку твоего я записал в друзья. С тебя поляна.

— Замётано. В воскресенье у меня. Люблю тебя, — она повисла у Валерке на шее и крепко поцеловала в губы, — только не подумай чего лишнего, это я по дружески, — хихикнула она и убежала.

ГЛАВА 28

Поезд плёлся уже вторые сутки. Вика устала любоваться однотипными красотами, проплывающими за грязными стёклами купе, перечитала все газеты и журналы, разгадала все кроссворды, которые продавали глухонемые, выпила ведро отвратительного чая и выспалась на несколько лет вперёд. На каждой станции, где останавливался поезд, её угнетала одна и та же картина — снующие по перрону люди с сумками и тележками. В любом городе, днем и ночью у вагонов было не протолкнуться, люди носились вдоль окон и умоляли утомлённых долгой поездкой пассажиров купить хоть что-то, из того, что есть в их сумках и тележках: варёную картошку с луком, вареники с капустой, пиво, ситро, жаренную курицу, раков, пирожки. Среди ночи мог разбудить крик, пробегающей по вагону женщины: «Хрусталь!» Вика представила, как просыпается от этого крика, лезет в кошелёк, и покупает резную хрустальную вазу, а потом счастливая засыпает с мыслью о том, как ей несказанно повезло, что именно сейчас и именно здесь подвернулась такая возможность купить ночью хрустальную вазу. Жалко было этих людей. Вика даже больно пнула кулаком в спину и обматерила мужика, который забавлялся тем, что на каждой остановке высовывался в открытую дверь тамбура и кричал: «Хочу пиво» или «Хочу мороженое», и со всех сторон, толкая друг друга, к нему неслись люди, держащие в руках пиво или мороженое, а он дожидался, когда все они столпятся вокруг него, у каждого спрашивал цену и сорт, а потом разворачивался и уходил. Толпа медленно расходилась и было видно, что у каждого на глазах слезы.