Мир растений: Рассказы о саксауле, селитрянке, баобабе, березах, кактусах, капусте, банксиях, молочаях и многих других широко известных и редких цветковых растениях - Алексей Всеволодович Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амбатч растет широким кустом в несколько стволов. Стволики, как кегли, утолщены книзу и соединяются в один массивный пень. Пень погружен в воду. И ствол и перистые листья усеяны мелкими шипиками.
Размножается амбатч с завидной быстротой. Его желтые необыкновенно красивые цветки дают скрюченные, точно завязанные узлом бобы. Горошины сыплются из них прямо в воду. Тонут. И через 3–4 года из них вырастает молодняк. Одна небольшая группа амбатча быстро разрастается в громадный остров. Между кустами селятся водяные травы и папоротники. Между корнями набивается ил. Образуется столь прочная платформа, что по ней могут ходить не только люди, но и массивные гиппопотамы. И крокодилы.
Однако между островками остаются свободные места, не занятые его стволиками. Внешне они выглядят неопасными. На самом же деле они как полыньи среди льда. Не один гиппопотам или крокодил, который по недомыслию решил здесь выкупаться, находит в них свою кончину. Под водой корни амбатча подобно удавам разветвляются петлями. Попав в петли, как в силки, гиппопотам пытается освободиться, но еще больше запутывается. Так и гибнет бесславно. Трупы нильских гигантов постоянно находили раньше в амбатчевых островках.
Часто бывает, что островки амбатча снимаются с якоря и уносятся вниз по реке. Скапливаются массами на перекатах, перегораживают Нил. В прежние годы живые плотины Нила дорого обходились капитанам. Движение пароходов задерживалось. Пришлось сконструировать специальное судно, своего рода амбатчевый «ледокол», который прорезал в плотных зарослях узкий тоннель. Пароходы спешили проскользнуть через спасительный коридор, но через 8—10 дней на месте срезанных вырастали новые кусты, и операцию приходилось повторять.
Десмодиум выделяется среди мотыльковых другим качеством. Он может махать листьями. Не просто складывать их» если кто-то неосторожно коснется или упадет капля дождя» как у мимозы. Десмодиум машет постоянно» без остановки. И без видимых причин. Никто его не трогает, ничто не падает, а он машет. То вверх» то вниз» то вверх» то вниз. За это его назвали растением-телеграфом.
В роде десмодиум несколько видов. Машет десмодиум тиране — кустарник с множеством стволиков. Иногда он вырастает выше человеческого роста и кажется тогда небольшим деревцем. На концах ветвей множество желтых мелких цветков. Лист у десмодиума — тройчатый. Но не такой» как у клевера. Средний листочек крупный. Висит неподвижно. Зато два другие» поменьше» которые расположены по бокам» непрестанно движутся. Сельские жители Индии всерьез верят, что десмодиум танцует, похлопывая руками и чему-то втайне радуясь и перешептываясь сам с собой. За это нарекли его «лесным скрягой».
Индийский ботаник Д. Бос из Калькутты попытался записать «электрокардиограмму» «лесного скряги». Четыре часа самописец регистрировал пульсацию листьев этого растения (а можно было и все 24!). Линия» прочерченная на ленте самописца» почти полностью совпадала с кривой биения человеческого сердца.
Казалось бы» листочки колеблются сами по себе. Но Д. Бос выяснил: подобно кровяному давлению в теле человека» у «скряги» имеется внутреннее давление — гидростатическое.
«Телеграф» прекращает работу, если во время засухи десмодиум теряет слишком много влаги и давление жидкости внутри растения падает. «Телеграф» не работает, если долго нет дождя. Поэтому «скряга» может сигнализировать о необходимости поливки плантации.
Листочки перестают махать, если растение заболеет. Д. Бос пробовал усыплять «скрягу» парами эфира так же, как поступают с больными на операционном столе. Движения листочков становились все более вялыми. Потом прекращались. «Скряга» засыпал, как засыпает человек.
Другие мотыльковые
Есть среди мотыльковых и крупные деревья. В умеренной зоне — робиния — белая акация, в тропиках — эритрина. Представьте себе дерево высокое, как тополь, с тройчатыми листьями, как у клевера. Колючее, как шиповник. Это и будет эритрина. «Эритрина» по-русски — красная. Все у нее красное: и семена в бобах, и цветки, вдесятеро более крупные, чем у гороха. Мелкими цветки быть не могут. Опыляются не какой-нибудь мелочью вроде пчел или колибри, а воронами.
Чтобы вороне было удобно сидеть на цветке и опылять его, цветки перевернуты «вверх ногами». Огромный парус, главный лепесток, как посадочная площадка, выдвинут вперед. Все соцветие крепкое, пружинистое. Нижние цветки распускаются позднее верхних. Когда они еще в бутонах, то сидят тесно, и это еще больше укрепляет соцветие.
Ворона садится и, привлеченная нектаром, приступает к завтраку. Нектар не очень сладкий, даже немного водянистый, но на это есть свои причины. В тех местах, где дуют муссоны и где обязателен сухой сезон, эритрина снабжает напитком не только ворон, но и других зверюшек. Даже белок. Изнывая от жажды, все они скапливаются у источника влаги, потому что цветет эритрина как раз во время сухого сезона. Будь нектар сладким, как мед, им бы не напиться. Нектара образуется так много, что он постоянно капает из соцветий. За это эритрину прозвали «цветком плачущего ребенка».
Каждый цветок живет три дня. Но нектар подается только утром первого дня. Тщетно тычут птицы клювом между тычинок (если запоздают), где должно быть питье. Увы, сладкий родничок иссяк. Зато пыльца высыпается им на голову. Замечательно, что запаха цветки не имеют, а отбоя от посетителей нет.
У некоторых эритрин семена наполовину красные, наполовину черные. Е. Корнер думает, что такие семена раньше были черными с красным присеменником — арилом. Затем арил исчез, но красная окраска его передалась самому семени как средство, без которого трудно заманить распространителей семян.
Не менее привлекательная своими цветками глирицидия подзаборная. Они у нее розовые и висят долго, почти полгода — с декабря по май. Заметили ее еще ацтеки задолго до прихода испанцев. Росла она в лесах от Мексики до самой Колумбии. Лесное дикое какао росло под глирицидией гораздо лучше, чем в садах у ацтеков. В садах солнце сжигало какаовые листья, а в почве не хватало пищи.
Тогда ацтеки стали сажать вместе с какао глирицидию. Крона ее рыхлая, сквозистая. Свет задерживает ровно настолько, чтобы солнце не опалило какао, и пропускает достаточно, чтобы подзащитный не зачах. Вдобавок, как всякое бобовое дерево, удобряет почву. Ацтеки назвали глирицидию «мать какао». Второе имя — «смерть мышам и крысам» — глирицидия получила за то, что соком семян, листьев и корней травили назойливых грызунов. Бывало, что гибли по оплошности лошади и собаки. Только на коров яд не действовал.
Третье, научное имя — подзаборная — дали ботаники. За то, что
