Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева

Наведя порядок в трюме, моряк делал то же в своем личном хозяйстве. Во флотах разных стран в этом отношении были разные традиции; например, матросам военного королевского флота Британии позволяли хранить свои вещи только в парусиновых мешках длиной в три фута, с круглым днищем диаметром один фут, а матросы торгового флота могли держать в кубрике деревянные рундуки размерами 2,5х1,5х1,5 фута. Французы использовали сундучки. Эти привычки моряки сохраняли, становясь флибустьерами; правда, попадая на борт пиратского судна, они зачастую не имели вообще ничего.

В матросском сундуке баскского корсара хранилась одежда: шерстяная нательная рубашка с короткими рукавами, сорочка, штаны, накидка с капюшоном, возможно, короткий плащ и шапка. Каждый рядился во что придется, но с XVII века у моряков из числа французских басков появилась своя форма, соответствующая общепринятой во французском флоте: короткие штаны, светлые чулки, красный жилет и поверх него синяя куртка. Обувались только в холодных высоких широтах, для работы, а в остальное время ходили босиком. На голове носили широкополые шляпы с отогнутым с одной стороны краем — они защищали и от дождя, и от палящего солнца — или шерстяные шапки, которые ветер не сдувал с головы. Капитан и офицеры одевались более элегантно, в целом следуя моде своего времени: Фрэнсис Дрейк изображен на портретах в гофрированных жабо, Жан Барт — в парике и галстуке. Когда Клод де Форбен, сойдя на берег в норвежском Бергене, предстал перед его жителями в синем, расшитом золотом камзоле, те приняли его за внебрачного сына французского короля, поскольку не привыкли к тому, чтобы морские офицеры тратили такие деньжищи на одежду. Во второй половине XVIII века у французских корсаров появилась собственная форма — синий мундир с эполетами, украшенными бахромой; цвет формы отличал их от офицеров благородного происхождения, носивших красные мундиры.»

Климат Атлантики довольно суров, поэтому моряки носили широкие штаны до лодыжек, шерстяные чулки, льняные рубашки и длинные куртки из плотной шерсти. В сложной ситуации им приходилось самим шить себе одежду из парусины.

В тропических широтах моряки ходили по палубе в одних штанах, закрывавших ноги чуть ниже колена, а сходя на берег, надевали длинные рубахи, которые можно было носить навыпуск или заправленными в штаны. Штаны были очень широкими, иногда их называли «женскими», потому что они напоминали юбку. Буканьеры часто шили грубые рубашки, штаны и куртки из шкур убитых зверей. Джон Рэкем заслужил свое прозвище «Ситцевый Джек» тем, что любил одежду из хлопка ярких расцветок. Нередко пиратам приходилось щеголять в нарядах, отобранных у пленных, и тогда их костюмы поражали своим эклектизмом.

Чаще всего одежду носили, не снимая до тех пор, пока она не придет в негодность. На борту пираты ходили грязными и оборванными, однако, сходя на берег, старались предстать во всей красе. Бартоломью Роберте носил жилет и штаны из алого дамаста,[34] украшал свою треуголку красным пером, на груди у него висела золотая цепь с бриллиантовым крестом, а на шелковой перевязи через плечо — две пары пистолетов. Голландский пират Иохан Про не носил ни чулок, ни башмаков, но на его куртке были нашиты серебряные пуговицы и драгоценные камни. В 1603 году Кристофер Олоард настаивал на том, чтобы его повесили в одежде из бархата и шелка.

Разнообразные украшения из золота и драгоценных камней не только придавали «солидности», но и могли пойти в уплату за выпивку и женскую благосклонность. Носили флибустьеры и серьги — с жемчугом и драгоценными камнями, тем более что в те времена это было в моде при королевских дворах. С серьгой изображен на портрете сэр Фрэнсис Дрейк. Серьгам приписывали полезные и магические свойства: отверстие в мочке уха якобы улучшало остроту зрения и спасало от морской болезни, серьга считалась оберегом от кораблекрушения и служила минимальным капиталом, обеспечивавшим похороны владельца по христианскому обряду — в земле, а не в море. Золотая серьга в ухе означала, что ее обладатель прошел мыс Горн; в портовых кабаках к таким отважным людям относились особенно уважительно.

Гигиена была личным делом каждого, но поскольку на морских парусниках пресной воды всегда было в обрез, использовать ее для каких-либо иных целей, кроме питья, считалось преступлением. На многих судах существовало поверье, согласно которому чистка зубов раздражает Нептуна. Одежда немного отмывалась лишь под дождем на палубе во время выполнения авральных работ вроде замены поломанного рангоута или починки порвавшегося паруса. Только Джеймс Кук дал своим людям возможность менять иногда одежду и разрешил использовать для ее просушки корабельный камбуз. На бритье не хватало не только воды, но и времени, поэтому бороды разрастались пышно. Разумеется, капитаны королевских корсаров и каперов больше следили за собой, но знаменитый пират Эдвард Тич сделал свою черную бороду «визитной карточкой», получив соответствующее прозвище. Борода доходила Тичу почти до глаз и покрывала грудь; он заплетал ее в косички, которые закладывал за уши. Кстати, он гордился еще и тем, что, по его уверениям, не мылся ни разу в жизни. А вот баскские моряки поутру ополаскивались из ведра, разложив для проветривания свою одежду на дерюге, использовавшейся вместо матраса. В XVII–XVIII веках купание вообще считалось вредным для здоровья: вода-де открывает в коже поры, через которые проникает болезнь, а уж морская вода тем более вредна. Множество моряков не умели плавать, хотя, например, знаменитому французскому флотоводцу Турвилю это умение спасло жизнь, да и не ему одному.[35] Это довольно странно, тем более что природные условия располагали к морским купаниям: в тропиках средняя температура воды на поверхности достигает 26 градусов, у берегов Гвинеи и северного побережья Южной Америки море еще на два градуса теплее.

С легкой руки литераторов и кинематографистов пиратов почти невозможно представить без татуировок. На самом деле в Европе Средневековья и Нового времени на татуировки был наложен церковный запрет («Ради умершего не делайте надрезов на теле вашем» — Лев. 19:28); наличие татуировок на телах американских индейцев было в глазах конкистадоров свидетельством того, что туземцы стоят на низшей ступени развития. Только после плавания Джеймса Кука, посетившего в 1772 году Таити, моряки проявили интерес к татуировкам. Матросы британского королевского флота часто накалывали себе распятие во всю спину, чтобы спасти ее от порки: бичевать священный символ — большой грех. Изображение змеи должно было сохранить жизнь при встрече с акулой; татуировка в виде свиньи или петуха на ноге была призвана помочь потерпевшим крушение благополучно добраться до берега. Символами морской удачи и счастья являлись изображения женщины, якоря, спасательного круга и дельфина. Наколка в виде черепахи свидетельствовала о том, что мореплаватель пересекал экватор. Но вся эта символика получила распространение уже в XIX столетии, а в «золотой век пиратства» грудь, спину и руки флибустьеров покрывали только курчавая поросль жестких волос и рубцы от ран.

Утром моряк закусывал сухарями и — если это было каботажное плавание у берегов Европы — чесноком и луком, а то и жареными сардинами. В океане приходилось довольствоваться твердокаменными сухарями из муки, замешенной на воде, в которых после нескольких недель плавания заводились червячки. От червей избавлялись, размачивая сухари и запекая их повторно. Английские сухари были светлыми, так как делались из пшеницы и кукурузы, иногда в тесто подмешивали размолотые каштаны. Шведские сухари за твердость и форму — круг с дыркой посередине — прозвали «оселками». Немецкие «кналлеры» («трескуны») пекли из ржаной муки. Сухари были настолько твердыми, что их приходилось разбивать молотком. Сухарные крошки смешивали с салом и сахаром, разбавляли водой и получали «собачье пирожное».

Горячую пищу подавали только раз в день — на обед. По такому случаю коку дозволялось развести огонь на палубе, в жаровне под огромными железными котлами. Отмыть такой котел полностью было невозможно, поэтому в нем старались готовить примерно одно и то же. Основу пищи составляли растительное масло, чеснок, фасоль, бобы, горох, сушеное или копченое мясо, сало, вяленые сардины или треска, солонина — всё это хранилось в той части судна, которую реже всего заливало водой. Похлебку готовили из ржаной, овсяной или кукурузной крупы с бобами и горохом, заправляя ее жиром или оливковым маслом. Три-четыре раза в неделю на обед и ужин подавали сало, треску или сельдь. По возможности моряки пытались разнообразить свое меню, ловя в море тунца, морских свиней[36] и акул. В рационе пиратов Карибского моря преобладало черепашье, говяжье или свиное мясо, а когда оно заканчивалось и начинался голод, в пищу употреблялась кожа.