Наша новая жизнь - Айрис Оллби

А потом она пошла в душ, и на этот раз, словно желая самоутвердиться, пригласила его. Там они смеялись и брызгались, как беззаботные дети, потом вытирали друг друга полотенцем, и он, подняв ее на руки, отнес обратно в постель. Заметив, что она снова готова принять его, он выключил свет и задвинул шторы. Ей показалось, что все вокруг нее стало расплываться в нежном отблеске лунного света, и снова от его медлительных, чувственных ласк она в блаженном экстазе закрыла глаза.

Она проснулась в девять утра. Дирк повернулся к ней и сонно пробормотал:

— Розанна? Это ты?

Шона ущипнула его и промурлыкала:

— Да. Это ты, Питер?

— Какой, к черту, Питер?

Дирк открыл один глаз.

— А кто такая Розанна?

— Никогда не слышал о такой, — усмехнулся он, сел, потянулся и взглянул на нее. — Пора завтракать. Ты хочешь есть?

— Я очень, очень, очень голодная. — Ее руки призывно потянулись к нему. — И, по-моему, не только я.

Он вздохнул и застонал от удовольствия, улегся рядом с ней и прижал ее к себе.

Конечно, они опоздали на завтрак, и им пришлось довольствоваться только кофе.

— Сегодня я намерен показать тебе Эдинбург во всей красе, — сообщил он. — Или ты хотела заняться чем-то другим? Мы могли бы поехать в Глазго, если хочешь, и встретиться с твоими друзьями по университету.

Шона почесала лоб и поставила чашку.

— На самом деле сегодня я собиралась поехать домой. — Заметив, что он поджал губы, она добавила: — Но, думаю, что можно отложить это до завтра.

— Да. Я советую тебе поступить именно так. — Дирк потянулся на стуле и ласково посмотрел на нее. — Кинвейг еще простоит без нас денек-другой. — На его губах заиграла улыбка. — И потом неужели одной ночи за пять лет достаточно?

Она допила кофе, и он, наливая ей еще, промолвил:

— А сейчас мне бы хотелось поговорить о нашем будущем, Шона.

— Нашем будущем?

— Да. О том, чтобы всю оставшуюся жизнь нам провести вместе. О нашем браке. Я не сбегу в этот раз, обещаю.

— Я… Я так боялась этого разговора. — Она закусила губу и опустила глаза. — Давай обсудим дела как-нибудь в другой раз. Все было прекрасно. Зачем нам портить настроение, Дирк?

Это был крик отчаяния. Прекрасные чувства, о которых она так долго мечтала, сейчас грозили превратиться в кучку холодного пепла.

Дирк выпрямился и спросил в лоб:

— Это означает, что ты не хочешь стать моей женой?

— Я не говорю, что не хочу. Не могу. — Ее голос был тихим, с ноткой боли. — Это большая разница.

Он обдумал ее ответ и заявил твердо, но вместе с тем и грустно, заставив ее вздрогнуть:

— Ладно, я знаю, что у тебя никого нет, а поэтому твой отказ означает только одно — ты все еще не простила меня. Так?

Шона покачала головой, почувствовав себя в этот момент самой несчастной.

— Нет, дело не в этом, Дирк. Я знаю тебя теперь намного лучше и вижу, что ты за человек. Видимо, у тебя тогда была действительно уважительная причина не встречаться с моим отцом. Сейчас я могу допустить это.

— Тогда что же? — с мрачным лицом настаивал он.

— Я… Лучше мне не говорить тебе. Я уже достаточно расстроила тебя.

— Да, ты сделала мне очень больно. Но я все равно требую, чтобы ты открылась мне. Я хочу знать, что же нам еще мешает быть вместе.

Понимая справедливость его слов, она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Мы… мы оба виноваты. И я не меньше тебя.

— Продолжай, — потребовал он. — Виноваты в чем?

— В смерти моего отца. Когда Рори узнал, что я захотела выйти за тебя замуж, это… это разбило его сердце. С того дня отец уже никогда — до самой смерти — не был прежним. Мысль, что его дочь может стать женой Макалистера, уничтожила его. Вот поэтому я не могу выйти за тебя, Дирк. Его тень будет всегда неотлучно следовать за нами и в конце концов разрушит наш брак.

Дирк побледнел, его взгляд стал пронзительным. Наконец он тяжело вздохнул.

— Да. Таковы все кельты. Мы всегда с благоговением относимся к духам наших предков.

— Это правда, Дирк.

— Ты действительно веришь в то, что Рори именно от этого умер? — резко спросил он. — Я склонен думать, что виной тому его больное сердце.

— Тебя же не было там, — печально сказала она, — и тебе не пришлось наблюдать, как отец угасал день за днем.

Дирк встал из-за стола и подошел к окну. Он задумчиво посмотрел на улицу, снующие машины, затем обернулся и тихо сказал:

— Я тоже преклоняюсь перед духом своего отца, Шона, и не могу позволить себе роскошь стать последним в роду Макалистеров. Мне нужен наследник, к которому в один прекрасный день перейдет все мое состояние.

— Ты прав, Дирк, — ответила она смиренно. — Я понимаю тебя.

— Тогда пойми, что, если ты не выйдешь за меня замуж, мне придется найти кого-то, кто согласится. Я сделаю это по необходимости, а не по любви. Будет она уродиной или красавицей, никакого значения для меня не имеет.

Шона слушала его молча. Еще на прошлой неделе ей было плевать на Дирка, но после этой ночи… Зачем только она позволила случиться такому? Ей надо было предвидеть развитие событий. Но вместо этого она повела себя как дура: пошла на поводу собственных страстей и вовлекла их обоих в это дерьмо. Ведь сгорая от желания переспать с ним, она не сомневалась, что, если он предложит ей руку, ее ответ будет отрицательным. Выходит, она не что иное, как жестокая, бессердечная похотливая сука.

— И… извини, Дирк. Но я, правда, не могу.

Она была так расстроена и удручена, что не могла найти слов в свое оправдание.

— И я… — уныло заметил он. — И мы оба будем несчастливы. Случится так, что однажды я привезу в Кинвейг незнакомку, которая станет моей женой и матерью моих детей. Я буду хорошим мужем и сделаю все, чтобы ей жилось неплохо. Но мои чувства к ней будут показными, потому что я никогда не смогу забыть тебя.

Она закрыла глаза. Каждое его слово глубоко ранило ее сердце.

— Мы с тобой так и останемся только соседями, — хмуро напомнил он ей. — Как новый член нашего общества моя жена захочет познакомиться с тобой. Я не смогу этого предотвратить, не вызвав подозрений. Но если я расскажу ей, что мы с тобой когда-то были любовниками, она непременно начнет ревновать меня. Такова человеческая натура.

Шона проглотила подступивший к горлу комок.

— Тогда не рассказывай ей. Я, конечно, ничем не выдам себя.

— Легко говорить, пока этого не случилось. Но если я женюсь, нам придется встречаться только в обществе моей жены. Ведь ни я, ни ты не допустим тайных свиданий. Но беда в том, что наши чувства друг к другу при этом не умрут. Любовь — не пальто, которое можно или надеть, или снять. И в таком случае моя будущая жена сможет понять правду по нашим взглядам. Тем более что в Кинвейге уже и так ходят слухи о нас. Рано или поздно сплетни все равно дойдут до нее. А потом, представь, я занимаюсь с ней любовью, а перед глазами стоишь ты. Это же будет нечестно по отношению к ней и совершенно невозможно ни для тебя, ни для меня. Что за жизнь нас ожидает? И хуже всего, что мы будем страдать из-за отца, который уже умер и похоронен.