Что делать (Черновая редакция романа, варианты, наброски) - Николай Чернышевский

"Хорошо ли я сделала, что заставила его зайти? Маменька смотрела так пристально".

"И в какое трудное положение поставила я его! Как остаться обедать? Ведь маменька ни за что не пригласит".

"Боже мой, что со мной, бедной, будет?"

"Есть одно средство, говорит он, - нет, мой милый Дмитрий, нет никакого средства".

"Нет, есть средство - вот оно - окно: когда будет тяжело, уже слишком тяжело, брошусь из него".

"Какая я смешная: "когда будет слишком тяжело", а теперь-то?"

"А когда бросишься в окно - как быстро, быстро полетишь, - будто не падаешь, а в самом деле летишь, - это, должно быть, очень приятно. Только потом ударишься о мостовую, - ах, как жестко! Больно? Нет, боли, я думаю, не успеешь почувствовать, - а только жестко - должно быть, очень жестко!"

"Нет, это хорошо. Ведь это один, один самый коротенький миг, - а зато перед этим воздух - будто самая мягкая перина, расступается так легко, нежно, мягко".

"Да, а потом? Будут все смотреть - голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи, - ах, какой гадкий этот Петербург: на тротуарах всегда грязь, - если бы можно было выбрать чистое место, куда упасть, - посыпать бы чистого песку, белого, чистого, - здесь и песок все какой-то грязный, - нет, самого белого, самого чистого, и не жестко было, {Так в рукописи.} - а ведь все равно бы убилась, - вот и прекрасно было бы, - и лицо осталось цело, и не было бы на нем крови, и не пугало бы никого, не казалось бы гадкое, как покажется разбитое. Ах, как бы хорошо, если бы внизу был бы песок - белый песок".

"А в Париже бедные девушки задушаются чадом - это хорошо, очень, очень хорошо. Бросаться в реку - это нехорошо, - будут ловить, - тело становится такое уродливое, - нет, это нехорошо. А если бы..."

"Как они громко там говорят! Что они говорят? Нет, ничего не слышно".

"Да, вот если бы удушиться чадом, - как бы это было хорошо!"

"И я бы оставила записку ему, в которой бы все, все написала. Ведь я ему тогда сказала: нынче день моего рождения. - Как это я сказала? Какая я была смелая! Как это я была такая? Да ведь я оттого, что я была {Было: была тогда} глупенькая, - ведь я сама не понимала, как это... как это... А что это "как это?" важно? - нет, не так, - или стыдно? нет, это не стыдно. Что ж это? Как это тяжело, - как это тяжело, да, это то слово: "тяжело"".

"Да, вот в Париже бедные девушки какие умные! А что же, разве я не буду умной? Сделаю, как они. Вот как смешно будет: входят в комнату - ничего не видно, только угарно, и такой зеленый воздух, и туман - испугались: "что такое? где Верочка?" Маменька кричит на папеньку: "Что ты стоишь, выбей окно!" Выбили окно - и видят: я сижу у туалета, и опустила голову на туалет, а лицо закрыла руками. "Верочка, ты угорела?" - А я молчу. "Верочка, что ты молчишь?" - "Ах, да она удушилась!" Начинают кричать, плакать; Ах, как смешно, что они будут плакать, и маменька станет рассказывать, как меня любила".

"Да, это смешно, так, а ведь он будет жалеть, - ведь он очень будет жалеть".

"Что ж, я оставлю ему записку".

"Да, посмотрю, посмотрю, да и сделаю, как бедные парижские девушки. Я сделаю. Я не сделаю? Нет, нет, если я уж скажу, так сделаю. Ведь я храбрая, я не боюсь".

"Да и чего тут бояться? Ведь это так хорошо! - Только вот подожду, какое это средство, про которое он говорит. Да нет, никакого нет. Это только так, он успокоивал меня".

"Зачем это люди успокоивают? Вовсе не нужно успокоивать. Как можно успокоить? Разве это можно? Когда нельзя помочь, разве можно успокоить? Ведь вон он умный, а тоже так сделал. Зачем он так сделал? Это не нужно".

"Что ж это как он говорит? Будто ему весело, такой веселый голос".

"Неужели он в самом деле придумал средство?"

"Да нет, этого нельзя. А если б не придумал, разве бы он был веселый? Что ж это он придумал?"

- Верочка, иди кушать! - крикнула Марья Алексеевна.

В самом деле, Павел Константинович воротился, - пирог давно готов - не кондитерский, а у Матрены, с начинкою из вчерашней говядины от супа.

- Марья Алексеевна, вы не пробовали перед обедом рюмку водки? Это очень полезно, особенно полынной или вот этой, горькой померанцевой. Я вам говорю как медик. Пожалуйста, попробуйте. Нет, нет, непременно попробуйте. Я как медик предписываю попробовать.

- Разве только что медика надобно слушать, - и то полрюмочки.

- Нет, Марья , полрюмочки не принесет пользы.

- А сами-то что же, Дмитрий Сергеевич?

- Стар стал, остепенился, Марья Алексеевна, зарок дал... {А сами-то ~ дал... вписано.}

- В самом деле, согревает как будто бы. {Вместо: согревает как будто бы - было: как согревает.}

- В том и польза, Марья Алексеевна, что согревает.

("Какой он веселый в самом деле! Неужели в самом деле есть средство? А на меня и не смотрит! Ах, какой хитрый! И как это он с нею так подружился?")

Сели за стол.

- А вот мы с Павлом Константиновичем этого {элю} выпьем, так выпьем. Эль - это все равно что {Вместо: Эль ~ что - было: Это пиво} пиво, не больше как пиво - попробуйте, Марья Алексеевна.

- Если вы говорите, что пиво, позвольте, пива почему не выпить?

("Господи, сколько бутылок, - пять, шесть, семь! Что это {Откуда это?} маменька так расщедрилась? - Ах, я недогадливая, {Было начато: глу} ведь он угощает! Так вот она, дружба-то?")

("Экая шельма какой! Сам-то не пьет! Только губы приложил к своей ели-то. А славная эта ель! Ей-богу, славная! И кваском как будто пахнет, а сила есть, есть сила хорошая! Когда Мишку-дурака окрутим, водку брошу, все {В рукописи: всю} эту ель стану пить! Ну, этот ума не пропьет! Хоть бы приложился, каналья! Ну, да мне же лучше. А поди, чай, ежели захотел пить, здоров пить".) - Да вы бы сами выкушали хоть что-нибудь, Дмитрий Сергеевич.

- Э, на моем веку много выпито, Марья Алексеевна, - в запас выпито, надолго станет. Не было дела, не было денег, - пил; есть дело, есть деньги не нужно вина, и без него весело.

("Нет, это еще лучше ели, - думает Марья Алексеевна, когда через другие бутылки дошла очередь до мараскину. - Каждый день, Мишка-дурак, штоф подавай! Что сладкая {французская} водка? Никакого вкусу не имеет против этого. Давай на день по штофу, Мишка-дурак". {Текст: ("Нет ~ дурак") вписан.})

И таким образом идет весь обед. Подают кондитерский пирог.

- Милая Матрена Саввишна, а что к этому следует?

- Сейчас, Дмитрий Сергеевич, сейчас. - Матрена возвращается с бутылкою шампанского.

- Вера Павловна, вы не пили, и я не пил. Теперь выпьем и мы. Здоровье моей невесты и вашего жениха!

("Да?" "Так?" "Так ли?" думает Верочка.)

- Дай бог вашей невесте и верочкину жениху счастья! - говорит Марья Алексеевна: - а нам, старикам, дай бог поскорее верочкиной свадьбы дождаться.

- Ничего, скоро дождетесь, Марья Алексеевна. Да, Вера Павловна?

- Да?

("Неужели он это говорит? А если не это? Что мне сказать?" {Что он говорит?})

- Да, Вера Павловна? - разумеется, да, - говорите же "да".

- Да, - говорит Верочка.

- Так, Вера Павловна, - что понапрасну время тянуть у маменьки? {Вместо: время ~ у маменьки? - было: маменьку огорчать?} Да, и только. Так теперь надобно {можно} второй тост. За скорую свадьбу Веры Павловны! Пейте, {Было начато: Куш} Вера Павловна, ничего, хорошо будет. Чокнемтесь. За вашу скорую свадьбу! - Чокаются. {Текст: Да и только. ~ Чокаются. - вписан.}

- Дай бог, дай бог! Благодарю тебя, Верочка, утешаешь ты меня, Верочка, на старости лет! - говорит Марья Алексеевна и утирает глаза. {и утирает глаза, вписано.} Ель и в особености мараскин привели ее в чувствительное настроение духа. {Далее начато: она отира}

- Дай бог, дай бог, - повторяет Павел Константинович.

- Как мы довольны вами, Дмитрий Сергеевич, - уж как довольны,_ говорит Марья Алексеевна по окончании обеда: {по окончании обеда: вписано.} - у нас да нас угостили, - вот уж, можно сказать, праздник сделали!

- Это что за праздник, Марья Алексеевна, {Далее начато: еще почище празд} - вот скоро, при свадьбе Веры Павловны, - тогда настоящий праздник будет.

- Конечно, Дмитрий Сергеевич. - Глаза ее смотрят уже более приятно, нежели бодро.

Не все то так хитро делается, как хитро выходит. Лопухов не рассчитывал на этот результат, когда покупал вино: он хотел только дать взятку Марье Алексеевне, чтобы не потерять ее благосклонности тем, что назвался на обед. Он думал, {опасался,} что не станет же она напиваться допьяна при постороннем человеке, которому - кто ж ее знает? - может быть, и не совсем доверяет, - даже прямо можно ждать: не доверяет, потому что кому же она может доверять? Да и Марья Алексеевна не ждала такого быстрого образа действия от себя, - она располагала отложить окончательное наслаждение до после-чаю. Но слаб каждый человек, - против водки, даже той сладкой, {сладкой, французской,} которая была у нее лакомством, {лучшим лакомством,} - против мадеры и хересу она устояла бы; но прелесть незнакомых ей вкусных вещей {Вместо: незнакомых со вещей - было: неведомых лакомств} соблазнила ее. Притом же, этот предательский мараскин так обманчив.

Обед {Так обед} вышел совершенно парадный и барский, потому Марья Алексеевна распорядилась, чтобы и Матрена поставила самовар, как следует {делают} после барского обеда. Но этою {Было начато: а. Верочка б. Но сим} деликатностью барских обедов суждено было воспользоваться только Марье Алексеевне и Лопухову: Верочка сказала, что она не хочет чаю, и ушла в свою комнату; Павел Константинович, человек необразованный, тоже не стал ждать чаю, отправился прилечь прямо {тотчас} после последнего блюда, как всегда; Марья Алексеевна едва-едва могла дождаться. Дмитрий Сергеевич пил медленно и, выпив чашку, спросил другую. - Тут Марья Алексеевна спасовала {Было: а. уже спасовала и, извинившись, ушла спать. Гость остался один, - он отпустил б. спасовала и не дождавшись, пока принесет ее Матрена} и стала извиняться тем, что чувствует себя не совсем хорошо - с самого утра, должно быть простудилась, шедши из церкви. Гость просил не церемониться и остался один. Он выпил вторую чашку и все сидел, - так что уже Матрена не вытерпела: "Еще угодно?" - "Да, еще". Выпил третью чашку, посидел еще, "должно быть, не вздремнул ли?" по рассуждению Матрены, "должно быть, тоже нализался, как это золото, что храпит в спальной", - верно, этот храп и разбудил Дмитрия Сергеевича: он подозвал Матрену взять чашку, {Далее было: подал ей полтинник, - "за труды, что она для него бегала нынче по лавкам". "А вы, когда пойдете, заприт} посидел еще, но долго ли, этого Матрена уже не видала, поспешив убрать посуду, чтобы успеть, по обычаю, посетить мелочную и зайти в полпивную, пока храпит "ее золото".