Княгиня Ольга - Алексей Карпов

«Говорите, зачем пожаловали?» — продолжила Ольга. Древляне отвечали ей, по-прежнему не лукавя, приняв тот тон, который был предложен им: «Послала нас Древлянская земля с такими словами: “Мужа твоего убили, потому что был муж твой, словно волк, расхищая и грабя, а наши князья добрые, берегут (в оригинале: «распасли суть». — А.К.) Древлянскую землю. Пойди за князя нашего, за Мала”…»

Ольга на словах согласилась. Кажется, ни она, ни киевляне не увидели ничего зазорного в предложении древлянских послов. «Люба мне речь ваша», — отвечала Ольга сватам, а затем произнесла фразу, которая, по наблюдениям академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, одного из наиболее авторитетных исследователей «Повести временных лет», представляла собой своеобразную формулу отказа от родовой мести: «Уже мне мужа своего не кресити (то есть не воскресить. — А.К.)»{90}, Слова эти в подобном значении встречаются в летописи и в других схожих случаях. Надо полагать, они убедили древлян в том, что Ольга не будет мстить им: ведь слово произнесенное значило в те времена ничуть не меньше, чем нынешний письменный договор, скрепленный самой надежной печатью. Слову придавалось магическое значение («Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь»). Но Ольга сумела преодолеть магию слова, подчинить ее себе. Воспетая летописцем мудрость княгини проявилась в том, что она оказалась способна «играть» словами, вкладывать в них совсем не тот смысл, который могли уловить ее менее искушенные собеседники.

«Хочу вас наутро почтить перед людьми своими, — пообещала Ольга послам. — А ныне идите в ладью свою и ложитесь в ладье, величаясь. И я наутро пошлю за вами; вы же говорите (посланным. — А.К.): “Ни на конях не едем, ни пеши не идем, но несите нас в ладье”. И понесут вас в ладье». (В Летописце Переяславля Суздальского — памятнике XV века — речь Ольги к древлянским послам несколько дополнена. «Тако люблю князя вашего и вас», — будто бы добавила княгиня к сказанному; древлянские же сваты сильно обрадовались тому и говорили между собой, «покивающа руками»: «Ведаешь ли, княже наш, как мы тебе всё устряпали?» И отправились к ладьям своим «пьяны веселы»{91}.)

Между тем, отпустив сватов, Ольга повелела выкопать на своем теремном дворе яму «велику и глубоку». Двор этот находился вне стен тогдашней киевской крепости — недалеко от будущей Десятинной церкви Пресвятой Богородицы, выстроенной князем Владимиром, на месте еще более позднего двора «деместикова» — то есть принадлежавшего греческому регенту, руководителю церковного хора. На следующий день, «заутра», княгиня послала киевлян к древлянам: «Зовет вас Ольга на великую честь». И древляне отвечали посланным так, как научила их княгиня: «Не едем ни на конях, ни на возах, ни пеши не идем; понесите нас в ладье!»

Исследователи уже давно увидели в летописном рассказе прямое пересечение с теми древними свадебными обрядами и ритуалами, которые отразились в русских (и не только русских) народных сказках. Ольга ведет себя именно так, как подобает сказочной героине — царевне-невесте, к которой сватается чужой и нелюбый ей жених. Она подвергает самозваного древлянского жениха — а точнее, выступающих от его имени сватов — различным испытаниям, вполне подобным тем, которым сказочная царевна-невеста подвергает многочисленных сказочных же женихов, сватающихся к ней, — и сваты, а в их лице древлянский князь, не выдерживают этих испытаний, почему и принимают лютую смерть. Ольга, какой она изображена в летописи, принадлежит к типу «неукротимой невесты», жестокой и мстительной; тип этот хорошо известен народной сказке[84]. Но вместе с тем, оставаясь в этом сказочном, фольклорном образе, Ольга преодолевает его и по существу опровергает законы сказки, в которой герой — жених — почти всегда одерживает верх и добивается своего. Следование сказочному сюжету оборачивается, по выражению современного исследователя, своего рода «антисказкой»{92}.

В этом — превосходство киевской княгини над древлянами, мировоззрение которых всецело определено отживающими свое древними архаическими представлениями и ритуалами. В отличие от них, Ольга принадлежит новой эпохе — эпохе утверждения государственности и ломки старых племенных отношений. Вспомним, что нечто подобное мы видели и в столкновении Игоря с древлянами. Но то столкновение закончилось бесславной гибелью киевского князя; Ольга же, в отличие от мужа, находит способ одолеть древлян и жестоко отомстить им за мужнину смерть.

Загадки, которые Ольга загадывает сватам, обычны для сказочного сюжета. В частности, в свадебном обряде испытуемому (будь то сваты, жених или сама невеста) нередко предлагается прийти «ни пешим, ни конным» — и испытуемый является, например, верхом на козе; «ни по дороге, ни без дороги» — и он выбирает колею или канаву; невеста должна прийти «ни нагой, ни одетой» — и она заворачивается в рыболовную сеть, и т. д.{93} Такова первая загадка Ольги. Древлянские сваты как будто бы отгадывают ее, выполняют поставленное перед ними условие. Но они слишком буквально понимают слова киевской княгини — а как известно, буквальное понимание сказанного — будь то в сказке, историческом предании или летописи — это всегда признак непосвящения в тайну, неспособности выполнить поставленную задачу, признак «ложного героя», терпящего неудачу и в результате гибнущего. Загадка Ольги имеет еще один, сокровенный смысл — он-то и оказывается главным.

Передвижение в ладье, которое древлянские послы приняли за оказание «великой чести» и элемент свадебного обряда, — это еще и знак смерти, часть погребального ритуала, очевидно, не знакомого древлянам, но хорошо известного в древнем Киеве. Руссы — в отличие от древлян — сжигали своих мертвецов в ладьях. Этот ритуал подробно и красочно описал Ибн Фадлан, наблюдавший похороны знатного русса во время своего пребывания в столице Волжской Болгарии{94}. Древлянские сваты не поняли подлинный, сокровенный смысл загаданной им загадки, а потому стали участниками совсем не того обряда, для совершения которого прибыли в Киев.

Над ними совершается обряд похорон — причем похорон почетных, действительно с оказанием «великой чести», как и обещала им Ольга. В отличие от древлян, киевляне посвящены в тайный замысел своей княгини, хотя и делают вид, будто покоряются обстоятельствам. «Нам неволя: князь наш убит, а княгиня наша хочет за князя вашего» — так ответили они посланцам Древлянской земли и, подняв на плечи ладью с сидящими в ней сватами (а тех, напомню, было двадцать человек), понесли ее к загородному терему — вначале в гору, по крутому «Боричеву» подъему, а затем мимо крепостных стен, минуя город. Древляне же сидели в ладье, «преисполнившись гордости» («гордящеся»), — во всяком случае, именно так описывает их киевский летописец. Его внимание сосредоточено на их роскошном праздничном одеянии — на их «перегибах», то есть плащах, на «великих сустугах», то есть больших фибулах-застежках. Все эти элементы облачения, как и позы, которые они принимают в ладье, — подтверждение высокой чести, оказанной им. А еще — признак высокомерия и гордости, сопряженных с полным непониманием того, что делают с ними.