Когда приходит Рождество - Клейвен Эндрю

Найти руины старого приюта оказалось нетрудной задачкой. На сайте “Исторического общества Свит-Хэйвен” есть карта с местоположением приюта, и Уинтер просто вбил координаты в GPS на телефоне. Он преодолел последний выступ и увидел его. Фары осветили пугающий силуэт полуразрушенного особняка и куполообразной башни.

Когда-то это здание было величественным памятником христианству, когда оно еще было в своем расцвете. Дом для брошенных детей, которые ухаживали за этой территорией. Это был проект священника, он приехал сюда из Норвегии в начале девятнадцатого века. Он поддерживал существование приюта благодаря собранным в его церкви средствам, благодаря его собственному делу – у него была ферма, компания по производству семян, а еще он получал деньги с продажи патентованных лекарств. И при этом он и его жена воспитали девять детей!

Это место не справилось с натиском современности. Норвежский священник умер. Государственное соцобеспечение истощило все силы частной благотворительности. На смену приютам пришли приемные семьи. Люди стали терять веру, и поэтому церковь опустела. Здание, напоминающее особняк, оставили. И его уже не восстановить. Оно ведь так далеко от города, не мозолит глаза и не представляет опасности, так что никто и не заметил, даже не обеспокоился тем, что у здания обрушилась крыша или что торнадо забралось на высоченный холм и утащило большую часть сооружения в неизвестном направлении. Нетронутой осталась только западная башня с куполообразной крышей, которая возвышалась над всей этой мешаниной из кирпича и дерева.

Уинтер съехал с дороги на каменистую равнину. Припарковал джип, заглушил двигатель. В свете фар было видно падающий снег, а затем они стали потухать, пока в конце концов не погасли совсем. Снежная тьма окутала все вокруг.

Уинтер вышел из машины. Засунув руки в карманы, он прошел по только что выпавшему снегу к руинам. Не то чтобы Уинтер легко пугался или был суеверным, но даже он сейчас чувствовал жуткую тяжесть черной нависающей над ним башни и мертвую тишину в безлюдных руинах справа от него. Рядом с руинами башня казалась странно цельной и крепкой. Ее деревянная дверь была тяжелой и массивной. Уинтер сильно постучал костяшками пальцев.

Дверь тут же открылась, и перед ним появилась она – в призрачном сиянии мутного белого света, что исходил из башни. Из-за сияния ее черные волосы казались еще темнее, а бледная кожа стала почти фарфоровой.

К ней, какая она есть в реальности, он явно не был готов. Он видел ее лицо на видео, представлял себе, как выглядит ее тело, ему рассказывали о ее характере, о почти легендарной силе ее личности – и все это разом обрело плоть. Она не ожидала его – точнее, ожидала не его, – и на мгновение ее сковало от страха и удивления. Но почти сразу же она все поняла. И потому расслабилась. Уинтер увидел то, что видели в ней люди доброй воли: внутреннее спокойствие было таким совершенным, что оно походило на величественность.

– Вы, должно быть, Уинтер, – спокойно сказала она. – Мне передали, что вы можете прийти.

Уинтер инстинктивно снял перед ней кепку и почувствовал, как от снега волосы становятся влажными.

– А вы, – сказал он, – видимо, Дженнифер Дин.

Уинтер понял, что просто не может оторвать от нее взгляда. Когда она впустила его внутрь, когда он следовал за ней по винтовой лестнице в комнатку под куполом наверху, когда он уселся на диван в круглой комнате на первом этаже башни – он все время восхищенно на нее смотрел.

Она немного покрутилась на импровизированной кухне, засыпая в кофеварку молотый кофе и заливая его водой. На ней были джинсы и массивный синий свитер. Ее иссиня-черные волосы отросли с тех пор, как ее сняли на видео в библиотеке. Они упали ей на лицо, когда она наклонилась вперед, и спрятали ее кругленькое женственное личико. И то самое спокойствие, о котором все говорили, – внутреннее спокойствие и грация движений были при ней, они были настоящими, и это завораживало.

Когда она нажала на кнопку на кофеварке, Уинтер заставил себя отвести взгляд до того, как она заметила, что он неотрывно на нее смотрел. Теперь он стал изучать комнату. С мебелью уютно, но подобрано все как-то небрежно. Голубой диван не сочетался с зеленым креслом, а низкий стол выглядел как пережиток прошлого. Но добавить занавески с цветочками к плотным шторам было хорошим решением. Как и единственное украшение на стене – русская икона с Богородицей и младенцем. Такая же икона была у нее в квартире. Все это говорило Уинтеру о том, что комнату обустроили мужчины, которые радостно и с огромным уважением скачут вокруг женщин – ну или вокруг этой женщины.

– Откуда вы берете электричество? – спросил ее Уинтер, указывая на электрообогреватель и тусклую лампу.

– Мальчики подключили меня к линиям электропередачи. У них есть какое-то классное военное устройство, чтобы скрыть утечку электричества в энергетической компании.

Пока готовился кофе, она повернулась к Уинтеру и стала на него смотреть, облокотившись на деревянный стол, который был у нее вместо столешницы.

– Меня предупредили, что вы весьма талантливы, – сказала она. Уинтер заметил, что она говорит с русским акцентом, но он незначительный. Так, лишь добавляет ей экзотичности и мелодичности. – Тут еще слушок ходил, что вас выбрали для обучения на “морского котика” и наняли в качестве шпиона. Это правда?

– Я профессор английской литературы, – ответил Уинтер.

Когда Дженнифер улыбалась, на ее правой щеке появлялась ямочка. Очень привлекательно. Уинтер подумал, что, вероятно, она оценила его умение уходить от ответа, ведь она сама здорово владеет этим искусством.

– Так как вы узнали, что я здесь, мистер профессор английской литературы? – спросила она. – Как вы поняли, что я именно здесь?

– Мы раскрываемся в историях, которые рассказываем, – ответил Уинтер, а затем не без раздражения понял, что, даже не подумав, процитировал слова Маргарет Уитакер. Терапевт, кажется, начинает действовать ему на нервы. – Я видел книгу, которую вы написали для детей в школьной библиотеке. Вы уже, должно быть, все распланировали, когда ее писали. Это история о мертвой девушке, которая ужасно страдала, но при этом оставалась прекрасным, любящим духом, что поселился в башне. Мэй, сестра Трэвиса, рассказала мне, что вы с Трэвисом приходили сюда, чтобы побыть тут вдвоем. Я просто сложил один плюс один.

Кофеварка стала булькать медленнее. Дженнифер взяла две черные кружки из пластикового контейнера.

– Думаю, я должна поинтересоваться, как вы поняли, что я жива, – сказала она. – Надеюсь, что это было не столь очевидно?

– Нет-нет, вы все сделали отлично. И Трэвис прекрасно выступил сегодня в суде.

– Правда?

– Даже я поверил ему, хотя знал, что он лжет.

Она низко и мелодично засмеялась. Затем налила кофе в кружки и сказала:

– Есть сахар, но молока нет.

– Так тоже хорошо, – ответил Уинтер.

Он взял кружку из ее рук и воспользовался моментом, чтобы изучить ее лицо. Бандит Облонский выбрал Аню Петрову за ее красоту, и она была красива даже сейчас. Но его пристальное внимание привлекало нечто большее. Уинтер спрашивал себя: как, ну как она может оставаться такой спокойной даже сейчас, понимая, что Уинтер все знает?

– Я начал думать об этом, когда увидел Лилу, – сказал он. – Вы стали для нее матерью. Вытащили девочку из ее скорлупы. Вернули ей отца. Но когда я увидел ее в доме Мэй, я не заметил, чтобы она была травмирована. Ну, не совсем. Она была счастлива, смеялась, и это была не маска – она смеялась искренне. Еще она была слишком спокойна для ребенка, чью мать жестоко убил отец.

Дженнифер села в кресло. Она обхватила кружку двумя руками и поднесла ее к подбородку, чтобы согреваться от тепла кофе в прохладной комнате.

– Мы переживали, что не сможем сохранить все в секрете. Ну, дети, сами понимаете.

– Она хорошо справилась. Но когда я ее увидел, меня вдруг осенило: все это как-то неправильно. А потом, ну не знаю. Для меня просто все встало на свои места. Я понял, что вы живы, что она участвует в вашем заговоре. Со мной такое случается, когда я думаю о событии под определенным углом. Все вдруг встало на свои места! Дело в моем складе ума – он у меня необычный.