Раскаяние царя Дугрия - Александр Иванович Бородулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько раз он пытался заговорить с Камиссой, но Камисса всякий раз, холодно улыбнувшись, уходила, давая понять, что офицер не интересен ей. Разумеется, Камисса была недовольна наличием тамерских военных в ласфадийском дворце. Но она понимала, что это вынужденная и временная мера. Но терпеть приставания офицера, который с каждым разом вел себя все более назойливо, она не желала.
Однажды вечером, когда Камисса шла в беседку, где ее ожидал Ронси, офицер подбежал к Камиссе и схватил ее за руку, требуя, чтобы она посмотрела на него. Камисса резко отдернула руку и сказала на ласфадийском языке, что офицер ведёт себя не достойно, и не поворачивая голову, спокойно пошла дальше. Раздосадованный офицер прокричал ей вслед по тамерски, что все равно она покорится ему! Услышав эти слова, Камисса остановилась и на чистом тамерском языке сказала, что была более высокого мнения о тамерских офицерах. Но офицер ещё более разозлился и закричал, что Камисса не смеет судить об офицерах, тем более о победителях.
Ронси, слышавший эти слова, понял их, хотя полагал, что не понимает тамерский язык. На мгновение он вспомнил, что отец Флут и матушка Гинда говорили ему, что его родители были тамерскими вельможами. Теперь, когда в Ласфадии хозяйничали тамерские военные, этот факт стал ему особенно неприятен. Однако, размышлять об этом было некогда! Ведь была задета честь той, которая была для Ронси милее всех на свете!
Ронси подбежал к офицеру, поздоровался и попросил его впредь не приближаться к Камиссе. Ронси старался вести себя учтиво, не смотря на негодование, бушевавшее в нем. Ведь он был хорошо воспитан!
Увидев перед собой юнца, который по всей видимости был слугой, офицер сразу решил не церемониться и с размаху ударить парня кулаком по лицу. Однако его удар не успел достичь цели, а сам он был повержен встречным ударом, и очухался лишь спустя полчаса, когда Ронси вправлял ему челюсть в лечебном кабинете, куда он сам его и отнес.
Очнувшись, офицер узнал Ронси и улыбнулся. Ронси спросил, понял ли тот его просьбу? Офицер кивнул и попытался сказать, но боль заставила его перейти на язык жестов. Он легонько похлопал Ронси по руке и ещё раз кивнул. Затем он показал, что ему очень стыдно за свое поведение. Потом, пересилив боль, сказал, что иногда хороший удар может свернуть челюсть, но вправить мозг.
Ронси обрадовался и извинился за сильный удар и попросил, чтобы офицер не держал на него обиды. Вместо ответа, офицер протянул ему руку. Ронси дружески пожал ее и сказал, чтобы офицер пока отдохнул и посоветовал пару дней не кушать твердую пищу. Затем Ронси пожелал офицеру скорейшего выздоровления и попрощался с ним.
Выйдя из особняка, Ронси побежал в сад, где в беседке ждала его Камисса. Когда она увидела приближающегося Ронси, она выбежала к нему навстречу и, впервые, обняла его. Она была полностью уверена в этом человеке, и сегодня он доказал, что она не ошибалась! И даже не потому, что тот проучил ее обидчика, ведь и Ронси мог получить удар и даже быть побитым. От исхода поединка, чувства Камиссы не зависели. Ведь самое главное, что Ронси вступился за ее честь! Именно это и ценила Камисса!
Ронси сообщил Камиссе, что с офицером все в порядке, и что они даже помирились. Камиссе это очень понравилось, потому что Ронси не кичился своей силой и был добродушным человеком.
Ронси решил рассказать Камиссе историю своих родителей Флута и Гинды. Как они ушли из родного села, чтобы не покорится произволу чиновников, считающих себя хозяевами жизни, а простых людей безропотными рабами. Камисса восхитилась этому отважному поступку двух любящих друг друга людей. А затем добавила, что если им с Ронси будут чинить препятствия, то и она готова пойти с ним куда угодно!
В этот вечер они засиделись дольше обычного. Уже стемнело. Ронси проводил Камиссу до парадной лестницы, а сам спустился в подвал, где была комната Палдия, в которой он проживал.
Войдя в спальню, после омовения, Ронси увидел сидящих на его кровати двух тамерских военных, которые вошли к нему в спальню даже не сняв обувь. Ронси поздоровался с ними и хотел уже спросить, что привело их к нему в столь поздний час, но услышал сзади голос. Ронси обернулся и увидел еще двоих военных, один из которых на ломаном ласфадийском языке зачитывал, что Ронси подвергается аресту за попытку убийства ласфадийского офицера. Ронси вначале засмеялся, и пояснил, что он лишь один раз ударил офицера и вовсе не с целью убийства, а теперь они и вовсе помирились. Но зачитывающий постановление об аресте военный сказал, чтобы Ронси отвел руки назад для того, чтобы они связали ему руки перед тем, как отвести в тюрьму. Ронси немного смутился. Неужели офицер настолько лицемерен и коварен, что сделал вид будто не держит зла на Ронси и даже протянул руку, а сам послал группу захвата, чтобы его арестовали? И Ронси попросил, чтобы офицер сам пришел и все пояснил. Ронси хотел посмотреть в глаза этому офицеру. Но военный ответил ему, что офицер не может прийти и что-то сказать, потому что он почти умер. Ронси очень удивился и спросил, как такое может быть? Ему пояснили, что сейчас офицер лежит без сознания в лечебном кабинете очень бледный и сердце его едва бьется. Ронси попросил военных, чтобы они отвели его в лечебный кабинет, где Ронси смог бы осмотреть его. Но ему ответили, что возле офицера уже дежурит придворный лекарь, а Ронси должен сейчас же уходить в тюрьму. Ронси ничего не осталось, кроме как подчинится.
Когда они дошли до городской тюрьмы была уже глубокая ночь. Всю дорогу Ронси думал о том, что же случилось с тамерским офицером, но не мог понять причину, почему же крепкий мужчина, закаленный в суровых условиях войсковой жизни, впал в такое состояние после обычного, хоть и сильного удара?
Конвойные передали Ронси тюремным дежурным, которые тоже были тамерскими военными. Конвойные пояснили, что этот парень, хоть и добрый малый, но вот совершил такое страшное преступление, которое грозит смертью помощнику их командира. Те ответили, что посадят его в одну из одиночных камер, которая находится в самом дальнем северном конце здания тюрьмы. Ронси понял все, что они говорили. Он осознал, что довольно легко понимает
