Призвание миротворца - Павел Александров

Следующей ударила Эльмика, выпустив скользящую призрачную змейку, и тут Мелфай увидел оружие лесной чародейки — короткий деревянный жезл с кривым изгибом, возможно, сделанный из корня какого-то растения. Покрывали его, как показалось, живые зелёные побеги.

Лёгкий взмах жезла — и змейка Эльмики, вопреки воле своей хозяйки, впилась в бедро молодого мага, только-только очухавшегося от дружеского «динамис пневма».

Мелфай быстро сообразил в чём слабина учеников Школы Гильдии. Боевые заклятия серых магов, как впрочем и многих других, строились преимущественно на магии чувств. Колдуну было необходимо ощутить эмоции противника: страх, гнев, ненависть, презрение или что-то ещё, и строить свой удар из расчёта на эти чувства. От такого заклятия, чётко настроенного на внутреннее состояние противника, уклониться очень сложно. Но сейчас лесная чародейка или идеально скрывала свои чувства или и впрямь оставалась необычайно хладнокровной, как притаившаяся змея. Яннесу и Эльмике оставалось только бросаться грубыми магическими ударами.

Двум ученикам, опутанным цепкими лозами, почти удалось освободиться, но тут чародейка повторила свое заклинание — хищные лозы хлестнули их по лицам. Дико завопив, маги покатились по земле, один сунул голову в ручей, но этим сделал себе только хуже. Лозы стянулись, почувствовав живительную влагу.

Воспользовавшись секундной передышкой, Яннес сотворил сложное фигурное заклятие, принявшее форму чёрной совы, застывшей над землёй. Боевые заклятия, созданные в виде хищных зверей были куда надёжнее молний или огнешаров, но и требовали больше времени. Это и подвело Яннеса. Чародейка разрушила его недоработанную сову одним взмахом жезла, а после того — Яннеса подхватил, перекрутил в воздухе и швырнул в кусты неистовый порыв ветра.

Однако Эльмика успела закончить своего зверя. Это был красивый белый барс, отличимый от настоящего лишь призрачностью очертаний. Красивая работа! Архимаг Кассиафат поставил бы Эльмике наивысшую отметку! Барс ринулся с такой мощью, что казалось никакой магии его не остановить. Однако чародейка вскинула руки, словно призывая неведомые стихии, и когда зверю оставался до неё один прыжок, перед ним взметнулись песок и комья земли. Из бездны вырвалось неведомое бесформенное существо — жуткое, леденящее кровь — по спине Мелфая прокатилась волна дрожи. Барс сцепился с земляным чудовищем, вместе они вспыхнули, рухнули наземь и всё стихло.

Лесная чародейка была удивлена, если не разгневана. Атака Эльмики была единственной за всю схватку, когда магия противника чуть-чуть не настигло незнакомку. Как бы мстя за это, чародейка совершила резкий росчерк жезлом, творя беззвучное заклятие, и Эльмику скрутило, словно от сильной рези в животе. Выпустив посох, она упала, жалобно застонав.

Мелфай вспыхнул! Его охватил такой жар, что он в безумном порыве выскочил из своего укрытия. Однако защищать девушку уже не было нужды. Завидев Мелфая, чародейка развернулась и быстро пошла прочь. С другой стороны слышался топот городских стражников, которых, очевидно, позвал кто-то из прохожих или привлёк скорбно горящий кипарис.

Мелфай остановился в нерешительности. Маги понемногу приходили в себя. Эльмика лежала на спине, тяжело дыша.

«О ней позаботятся другие, — зашумели новые мысли. — А вот Яннес, гордый Яннес, как только узнает, что я ослушался его приказа… да ещё и стал свидетелем его унизительного поражения…»

Сорвавшись с места, Мелфай помчался со всех ног к Дому Гильдии. Вскоре он уже как ни в чём ни бывало сидел под колоннадами и спокойно дожидался своего поверженного наставника.

Боевых вылазок пока не намечалось. Наёмников обучали, муштровали, дисциплинировали, не стесняясь презрительного отношения к этому роду войск. Кормили зато неплохо — над полевыми кухнями боевого лагеря постоянно стоял дым. Муку, мясо и овощи привозили из окрестных селений. Дичью никого не баловали. Хотя в лесах Спящей сельвы её и хватало на всех, охота в последнее время стала очень опасной. Входить в дремучий лес без позволения военачальника наёмникам было строжайше запрещено.

Край Спящей сельвы был не столь заселён, как другие морфелонские земли. Через толщи здешних лесов проходило всего несколько трактов, и все замки и крупные селения создавались исключительно на этих путях. В стороне от трактов располагались только мелкие посёлки и фермы. В саму же глубь лесов старались не забредать даже охотники.

Однако после окончания Эпохи Лесных Войн, когда лесная нечисть притихла, жизнь в Спящей сельве протекала относительно спокойно. Её жителям было грех жаловаться на судьбу. В лесах полно дичи, в особенности пушного зверя, чьи меха высоко ценятся в Морфелоне. Иные сельвейцы занимались добычей ценных пород дерева, которые шли по цене полудрагоценных камней. Ну а заготовки из изобилующих здесь грибов и ягод не делал только самый ленивый. По сравнению с жителями соседней многострадальной провинции Мутных озёр сельвейцам жилось вполне сносно.

Пока не началось восстание солимов. Воинственное племя лесных нелюдей начало настоящую войну против людей. До этого о солимах ходило множество страшных слухов. О них говорили, как о жутких изуверах и убийцах: коварных, стремительных, неуязвимых. Но эти слухи ничем не подтверждались. В Эпоху Лесных Войн солимы никак не проявили себя, хотя, по логике вещей, как говорили мудрецы в Иероне, должны были встать на сторону даймонов Хадамарта. Впрочем, невмешательство в прежние войны против людей давало сейчас солимам огромное преимущество: никто не знал ни их тактики ведения боя, ни месторасположения логовищ, ни их целей и намерений.

Первыми жертвами солимов стали маленькие лесные посёлки. Поначалу случались лишь мелкие набеги нелюдей, больше устрашающие, чем истребляющие, но с каждым разом жестокость и кровожадность солимов возрастала. Лесные нелюди убивали без разбору и людей, и скот, а спешно собранные отряды ополченцев и присланные из столицы королевские войска только усилили их активность. Солимы редко нападали на вооружённые отряды, крупные обозы или военные лагеря. Они также сторонились замков и больших поселений, окружённых частоколом, но своими налётами методично уничтожали скотоводство, земледелие и лесной промысел края. Их жертвами становились пастухи и лесорубы, охотники и собиратели, фермеры и странствующие храмовники — никто не мог чувствовать себя в безопасности вне городских стен.

Ныне народ толпами уходил из обсиженных мест. Один из королевских вассалов, взявший некогда покровительство над этой провинцией, спешно отрёкся от неё, едва его немногочисленная дружина понесла тяжёлые потери в лесных схватках с солимами. Впрочем, и в более спокойные времена ни один вассал не правил Спящей сельвы больше трёх-четырёх лет. Слишком много страшного, тайного и непонятного скрывалось в этих вековечных лесах. «Покорить сельву невозможно, — говорили местные старожилы. — Она сама покорит любого, кто войдёт под её покров».